На этой неделе Европейский банк реконструкции и развития (ЕББР) объявил о приоритетах новой стратегии работы в Казахстане на ближайшие три года. Среди них – содействие дальнейшей модернизации энергетического сектора страны за счет инвестиций в проекты развития чистых технологий и устойчивой энергетики (так на Западе принято теперь называть альтернативную энергетику). Между тем сам Казахстан еще, похоже, не определился – а нужна ли ему вообще такая альтернатива.
В декабре 1997 года в Киото (Япония) в дополнение к Рамочной конвенции ООН об изменении климата был принят так называемый Киотский протокол. Он обязывает развитые страны и страны с переходной экономикой сократить или стабилизировать выбросы парниковых газов. При этом развитые страны должны к 2050 году снизить выбросы на 80 %. Промежуточный этап – 2020 год. Самые серьезные обязательства к этому сроку взяла на себя Норвегия, заявив о 40 %-м снижении выбросов. Евросоюз обещает снизить выбросы на 20 %, Швейцария – на 30 %, Россия – на 15 %-20 %, Япония – на 17 %.
Казахстан присоединился к процессу в 2001 году. В марте 2009 года парламент РК ратифицировал этот международный документ, а 17 декабря вступил в силу, после подписания президентом, соответствующий закон. По оценкам Министерства охраны окружающей среды (МООС), это позволит Казахстану привлекать в страну ежегодно до $1 млрд инвестиций. РК обязуется снизить выбросы к 2020 году на 15 %.
4 июля 2009 года в Казахстане был принят Закон «О поддержке использования возобновляемых источников энергии». Он обязывает РЭКи и КЕГОК покупать в полном объеме электроэнергию, производимую «соответствующими квалифицированными энергопроизводящими организациями» для компенсации нормативных потерь электрической энергии в сетях; договоры купли-продажи электрической и (или) тепловой энергии заключаются на период не менее срока окупаемости проекта, определенного в ТЭО. При этом затраты включаются в тариф РЭК или КЕГОК. Более того – в случае ограничения пропускной способности сетей приоритет должен отдаваться именно «альтернативному» электричеству.
Кроме этого, государство должно предоставлять «физическим и юридическим лицам, осуществляющим проектирование, строительство и эксплуатацию объектов по использованию возобновляемых источников энергии, инвестиционные преференции в соответствии с законодательством Республики Казахстан об инвестициях».
И не о чем больше было бы мечтать «физическому или юридическому лицу», если бы… он существовал в казахстанской реальности. Но этот закон про какую-то другую страну, в которой уже существует налаженное производство электрической и тепловой энергии в промышленных масштабах. Например, про Австралию, где 8 % всей электроэнергии вырабатывается из возобновляемых источников. Или про США, где в мае 2009 года эта цифра составляла 13 %. В Казахстане же пока нет ни одного (!) факта выработки электроэнергии из возобновляемых источников в коммерческих целях (не считая оставшиеся с советского времени гидроэлектростанции Восточного Казахстана; но технологии прошлого века таковы, что такая «альтернатива» наносит экологии вред едва ли не больший, чем традиционные тепловые станции).
Но если за десятилетия идея, столь победительно шествующая по европейским, азиатским и американским просторам, так и не смогла пустить корни в казахстанском такыре, есть ли у нее будущее в конкретной стране с богатейшими запасами нефти, газа, урана и чуть ли не самого дешевого в мире топлива для ТЭС (себестоимость экибастузского угля – чуть больше $5 за тонну)? В экспертном сообществе на эту тему имеются различные, а иногда – прямо противоположные мнения.
Для отшельников и оригиналов
Солнечные электростанции (СЭС) работают более чем в 30 странах. В Казахстане, по мнению местных ученых и экспертов ПРООН, использование солнечной энергии перспективно в южных и западных регионах. Тем не менее даже индивидуально (не говоря уже о более или менее коллективном применении) пользователей солнечной энергии в Казахстане можно пересчитать по пальцам. Как пояснил «Къ» один из участников рынка солнечных систем электроснабжения, использование такой энергетики в Казахстане целесообразно в трех случаях.
К примеру, если объект удален от централизованной линии электропередач, а проложить кабель физически невозможно, и к тому же это зачастую неоправданно дорого.
Второе, нужно обеспечить стабильность и надежность подачи электроэнергии и не зависеть от государства (т. е. если часто возникают перебои с электричеством).
И третье, если есть желание подчеркнуть свой престиж и идти в ногу со временем, заботясь об экологии, новых технологиях и энергосбережении.
При этом, по мнению директора TOO ND & Co Нурлана Джиенбаева, экономически оправданно устанавливать солнечные батареи только в первом случае – срок окупаемости может составить один день, если учитывать стоимость прокладки линии электропередачи на расстояние, например, 5 км.
В других же случаях, по его мнению, стоимость такой энергии слишком дорога по сравнению с традиционной.
«Солнечные батареи и системы на их основе широко распространены по всему миру, но практически везде это стимулируется льготами и дотациями со стороны государства», – поясняет кандидат технических наук и исполнительный директор компании SolarUA Дмитрий Лукомский.
Благодаря таким программам, окупаемость системы, преобразующей энергию солнечного излучения в электричество, уменьшается с 10-15 лет до более приемлемых сроков. Что касается Казахстана, то эффективной государственной программы по стимулированию спроса на солнечные батареи еще нет. А вкладывать деньги в проекты со сроком окупаемости более 10 лет потребитель не спешит.
Именно поэтому одним из реальных направлений развития рынка в Казахстане сегодня является организация энергообеспечения удаленных объектов. Как пример, эксперт приводит установку небольших солнечных электростанций на одном из нефтепроводов, проходящих по территории государства. Но таких проектов мало.
Стоит отметить, что в США стоимость энергии, произведенной от солнечной батареи, составляет $0,12 за 1 кВт, а традиционной $0,1.
Что касается стоимости установки солнечных систем в Казахстане, то в качестве ориентира Дмитрий Лукомский приводит цифры порядка $4-5 за 1 Вт, т.е. типовая система мощностью 5 кВт (достаточная для полностью автономного энергообеспечения коттеджа на 4-5 человек) обойдется заказчику в $20-24 тысяч.
В настоящее время на казахстанский рынок поставляются импортные образцы техники для солнечной энергетики. Естественно, что это сильно сказывается на ценах. В стране же пока организовано только производство поликристаллического кремния, который является одним из основных материалов при производстве солнечных элементов и модулей.
Однако, по словам главы «Казатомпрома» Владимира Школьника, в ближайшее время Казахстан намерен приступить к активному использованию солнечных батарей. Стоимость проекта составит $90 млн. При этом предполагается, что ежегодно Ульбинский металлургический завод будет производить солнечные батареи суммарной мощностью 35 мВт. Эти сведения из пресс-релиза – на вопросы, возникшие в связи с этим у «Къ», компания не ответила.
Поэтому с вопросом о том, каковы шансы казахстанских батареек быть конкурентоспособными, мы обратились к эксперту. Дмитрий Лукомский считает, что это зависит от многих факторов. Во-первых, мировые цены на солнечные батареи уже долгое время снижаются. Даже если сегодня себестоимость является привлекательной, то уже завтра она может оказаться сравнимой с предложениями конкурентов.
«Второй момент – материалы и комплектующие для солнечных батарей (фотоэлектрические преобразователи, защитные и герметизирующие пленки, стекло, алюминиевый профиль, соединительные коробки и т. п.). Качество этих компонентов является очень критичным для качества солнечной батареи в целом. А в Казахстане нет собственного производства по всем требуемым позициям. Таким образом, многие комплектующие придется импортировать, что, в свою очередь, отразится на себестоимости батарей», – говорит он.
Деньги на ветер
Ветровая энергия несравнимо дешевле солнечной, потому что изготовление и использование ветряка обходится на порядок дешевле, чем сопоставимый по мощности комплект солнечных батареек. Более того, все необходимые для этого комплектующие в Казахстане могут производиться в большом количестве и отличного качества. Специалист по аэродинамике, автор более 150 изобретений и двух открытий в области альтернативной энергетики Валентин Низовкин занимается ветровыми генераторами более 30 лет, со времен работы на оборонную промышленность СССР. По его мнению, Казахстан остро нуждается в небольших ветровых установках, которые могут использовать отдельные домохозяйства, потому что в стране около 5 000 малых сельских населенных пунктов живут вообще без электричества. «В конце 90-х консольные линии к этим поселкам исчезли – столбы спилили, провода сдали китайцам, и теперь люди буквально сидят с керосиновой лампой», – говорит он. Социальная проблема могла бы решиться быстро и дешево, при условии частичного субсидирования этой категории покупателей государством. Есть и модели, готовые к серийному производству. В частности, возглавляемое Низовкиным специальное конструкторское бюро (СКБ) по альтернативной энергетике ТОО «Энергоэкотрейдинг» разработало и в течение 5 лет испытывало, в том числе, и в известных своими шквальными ветрами Джунгарских воротах, модель 2WR. Причем это не лопастной, а турбинный генератор, с КПД до 0,7. Модель может работать в уникально широком диапазоне ветровой мощности (от 1 до 50 м/с), себестоимость – $300 при серийном производстве. Не имеет аналогов в мире. Как, впрочем, и инвесторов на родине. У самих ученых инвестировать нечего (только на испытания упомянутой модели было уже затрачено около $6 000), государство в лице МЭМР на словах проявляет заинтересованность, но конкретных шагов не предпринимает. СКБ перебивается индивидуальными заказами, которых тоже не очень много – нуждающиеся в таких установках сельчане не всегда имеют $1 500-2 000, в которые обходится индивидуальное изготовление, монтаж и установка.
Модель может быть использована и в промышленном масштабе. Есть идея генерирующей ЛЭП. Общеизвестно, что при транспортировке теряется значительная часть (до 40 %) электроэнергии. Если на столбы повесить ветровые генераторы, то они потери компенсируют. В прошлом году представители МЭМР брали данные, обещали включить в программу финансирования, но на этом все и закончилось.
Такого рода фирм в Казахстане менее десятка, и все они занимаются индивидуальными заказами безо всяких льгот и преференций со стороны государства. На рынке же присутствуют только иностранные модели, ценой от $3 000 до $10 000 (без стоимости аккумулятора). По мнению специалистов, несмотря на разницу в качестве (китайские похуже, американские и немецкие лучше), все они плохо подходят к условиям Казахстана – из-за большой скорости ветра они быстро выходят из строя.
Выделяемые же на развитие ветроэнергетики средства пока идут лишь на проведение конференций, форумов и презентаций под маркой «изучительных подходов». Так, начиная с 2007 года, Россия и Казахстан ежегодно проводят так называемые цивилизационные форумы по альтернативной энергетике, где делегации возглавляют представители администрации президента. После третьего такого форума, который проходил летом прошлого года в Алматы, пошло и финансирование – несколько ученых из Инженерной академии полгода получали зарплату в 34-40 тысяч тенге. На собственно научную работу деньги не выделялись.
Есть или сжигать?
На пленарном заседании мажилиса Парламента РК во вторник, 9 февраля текущего года, во втором чтении был рассмотрен проект Закона «О государственном регулировании производства и оборота биотоплива».
Выступивший с докладом депутат Еркин Рамазанов сообщил, что в ходе подготовки законопроекта ко второму чтению мажилисменами внесены поправки, касающиеся установления квот на использование пищевого сырья, а также установления запрета на использование пшеницы 3-го класса при производстве биотоплива.
При обсуждении выяснилось, что внесенные депутатами поправки об установлении квот на использование пищевого сырья вступают в противоречие с принятым недавно Законом «О продовольственной безопасности». Депутаты решили возвратить законопроект в комитет по аграрным вопросам для доработки и подготовки к третьему чтению.
Напомним, что закон о госрегулировании производства биотоплива, во избежание проблем на продовольственном рынке, решили принять еще в 2008 году.
А годом ранее на официальном уровне было заявлено, что производство биоэтанола и биодизеля в стране должно становиться приоритетным.
Эти метания убедительно демонстрируют отсутствие в стране четкой позиции по обсуждаемому вопросу.
Вообще, идея скорого дефицита нефти, вызванного резким ростом спроса, была популярна до июля 2008 года, когда цены достигали рекордного уровня $147,5 за баррель. Параллельно с ней развивалась тема целесообразности производства альтернативного топлива как нового пути решения энергетических проблем.
С началом финансового кризиса мнения круто поменялись. Стали слышны высказывания, что ради получения биотоплива происходит уничтожение лесов, что производство биотоплива может способствовать резкому ускорению изменения климата, поскольку в результате выращивания кукурузы, рапса или же получения пальмового масла парникового газа выделяется больше, чем экономится за счет получения из этих растений биологического топлива. По мнению некоторых экспертов, именно производство биотоплива является важнейшим фактором резкого роста глобальных цен на продовольствие.
Отметим, что в Казахстане в Тайыншинском районе по производству альтернативного топлива реализован один российско-казахстанский проект – «Производственный комплекс «Биохим». Технология производства биоэтанола базируется на основе современных методах переработки пшеницы 5-го класса с минимальным выходом отходов и годовым объемом переработки зерна 305 тысяч тонн в год.
При этом АО «Национальный холдинг «КазАгро» ранее заявлял, что Казахстан имеет возможность построить порядка 25-30 заводов, подобных комплексу «Биохим». По их расчетам, с учетом наличия порядка 1 млн тонн в год зерна низкого качества (5-го класса), свыше 5 млн га залежных земель, возможно производить около 2,5 млн тонн биотоплива в год, а Казахстан может войти в пятерку мировых лидеров его производства.
По мнению национального координатора ПМГ ГЭФ Казахстан Станислава Ким, одним из ограничений в продвижения данного вида топлива, возможно, является экономическая составляющая.
«В ближайшие годы производство биоэтанола не сможет приносить сверхприбылей, а в перспективе это будет сильно зависеть не только от общемировых тенденций на рынке топлива, но и от состояний земельных ресурсов. Поскольку в свете актуальности для Казахстана проблемы деградации земель и возможных рисков от изменения климата сложно прогнозировать плодородность на несколько десятилетий вперед и, следовательно, просчитать доходность выращивания технических культур под биоэтанол», – говорит он.
На его взгляд, будет разумнее использовать различного рода отходы сельхозпроизводства для его выработки, нежели использовать ограниченные по площади земли страны для выращивания культур.
«Не думаю, что в ближайшие годы биоэтанол составит в Казахстане реальную альтернативу бензину», – ответил он на вопрос «Къ».
Пока же на внутреннем рынке с 2008 года реализуется биобензин БЭ-92, БЭ-95 производства АО «Компания «Биохим» (бензин с добавлением высокооктанового биокомпонента) через собственные сети АЗС.
Впрочем, Казахстан не уникален в своем фактическом равнодушии (в сочетании с усиленно демонстрируемой заинтересованностью) к альтернативной энергетике – стран, экспортирующих углеводородное сырье, практически нет среди лидеров в этой области. А с выполнением обязательств по Киотскому протоколу у Казахстана, судя по всему, и так проблем не возникнет. Дело в том, что точкой отсчета является 1990 год. В 1992 году (первый год независимости) общие выбросы парниковых газов в Казахстане составляли 340 млн тонн. Поскольку большинство промышленных гигантов на территории республики были частью ВПК, а другая – сырьевой частью общесоюзных кластеров, к середине 90 годов произошло обвальное сокращение производства и, следовательно, выбросов. В новой экономике такие гиганты были уже не нужны. Поэтому в 2008 году выбросы парниковых газов составили 247 млн тонн эквивалента углекислого газа. Таким образом, Казахстан имеет запас эмиссий парниковых газов порядка 90 млн тонн, что странным образом совпадает с теми 15 %, на которые мы должны стать экологичнее по пост-киотскому соглашению.
Магистр географии, член Ассоциации приграничного сотрудничества Марат ШИБУТОВ– Нужно ли Казахстану развивать альтернативную энергетику?
– Альтернативная энергетика без дотаций извне не может существовать, потому ее себестоимость гораздо выше, чем у энергии, которую мы получаем обычным путем. Богатые страны могут себе это позволить. А у нас государство не такое богатое, соответственно, альтернативной энергетики у нас не может быть.
Это просто модное поветрие, у которого нет никакой экономики. Максимум, где мы можем получить от нее пользу – это поставить обычные ветряки на чабанских стоянках, чтобы из скважин воду для овец качать. Но чабанские стоянки не платежеспособны.
– Но ведь сокращать выбросы надо?
– У нас потери в сетях до 30 %. Надо в это инвестировать. Менять ЛЭПы и трансформаторы. А Киотское соглашение – это уловка, которую продвигает Европа, чтобы продвигать свои установки так называемой чистой энергетики. Кроме того, там будут крутиться огромные деньги, будут продаваться квоты.
Атомная энергетика тоже не дает выбросов. Уран у нас свой и его много.
А вообще максимальное количество выбросов идет от
перекрестков мегаполисов, где машины стоят в пробках. Лучшее средства от выбросов – строительство развязок и перевод автомобилей на дизель и газ.
– Но ведь нефть и газ когда-нибудь кончатся…
– В начале века нефтяные скважины бурили на 100 метров, запасы были одни. Сейчас бурят на 7 км, запасы уже другие. Есть еще битуминозные пески, их очень много в Канаде и в Якутии. Когда мы создадим более или менее дешевые технологии извлечения нефти из битуминозных песков, мировые запасы нефти увеличатся в 2 раза. Есть еще метанол в замороженном виде, гигантские запасы. Если же теория о неорганическом происхождении нефти окажется верной, то чем глубже мы будем копать, тем больше будет запасов. Если мы научимся реабилитировать старые месторождения, то уже это на 30-40 % увеличит имеющуюся цифру запасов.
Академик, вице-президент Инженерной академии наук Надир НАДИРОВ– Нужна ли Казахстану альтернативная энергетика?
– Что значит нужна? Она нам необходима! То, что у нас своя нефть, ничего не значит. Цены на углеродное сырье из года в год растут. А цены на солнечную и ветровую энергию из года в год падают. Кроме того, мы взяли на себя серьезные международные обязательства по ограничению применения углеродного топлива, присоединившись к Киотскому протоколу.
– Что тормозит ее развитие?
– Мы, ученые Казахстана, составили карты – ветровой энергетики, гелиоэнергетики, гидроэнергетики, что перспективно для каждого отдельного региона Казахстана. В данный момент хорошие перспективы у ветроэнергетики. Я это знаю, потому что наша академия лет 10 назад помогала фермерам, ставили им ветряки. Энергии хватало на все крестьянские хозяйства.
При этом окупаемость некоторых разработанных нашими учеными моделей – от полугода до года. Для перевода их в серийное производство нужны начальные инвестиции, дальше оно себя окупит. Но, к сожалению, усилия ученых и отдельных энтузиастов в этом направлении не поддерживаются финансово. Даже в части повышения энергоэкологической эффективности используемого углеводородного топлива. Нами было сделано научное открытие, позволяющее значительно увеличить сгорание мазута. Мы сделали расчеты для Капчагайской ТЭЦ, которая ежегодно платит штрафы за превышение лимита по выбросам. Разработка позволяла уменьшить расход топлива со 190 до 150 тонн мазута на гигакалорию. Внедрение обошлось бы в 2 млн тенге. Этих денег ТЭЦ не нашла.
Было время, когда только Инженерная академия посылала в Агентство интеллектуальной собственности 10-15 заявок в год и получали патенты. Теперь не посылаем. Нет смыла – никто не внедряет.
