На этой неделе Ермухамет Ертысбаев заявил СМИ, что Нурсултан Назарбаев подумает о преемнике к 2021 году. Даже если сделать скидку на известную склонность советника президента РК к эпатажу, ситуация с референдумом, плавно перешедшего во внеочередные выборы действующего президента страны, свидетельствует о том, что транзитный период в становлении Казахстана как устойчивого государственного образования продлевается на неопределенное время. О возможных моделях развития политической ситуации и о роли «групп давления» рассуждает политолог, директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев.
– Досым, как Вы думаете, советник президента высказал свою или консолидированную позицию, отведя на размышления Лидеру нации сразу два президентских срока?
– Известная поговорка гласит: «Человек предполагает, а господь располагает». Поэтому от Ертысбаева, как, впрочем, и от главы государства, не зависит, сколько еще отведено времени для реализации тех или иных задач. Здесь время играет против президента, поэтому, надеюсь, что вопрос с преемственностью власти решится намного раньше 2021 года. Понятно, что основная часть политической и бизнес-элиты заинтересована в долгосрочном пребывании первого президента у власти. Но их также беспокоит отсутствие неких контуров преемственности власти.
– Для чего вообще власти понадобилась затея с референдумом, если выборы дают тот же самый результат, но с меньшими имиджевыми потерями?
– После принятия Закона «О лидере нации» в прошлом году возник естественный вопрос: «Что дальше?». Ведь если президент уже является лидером нации, то существует ли необходимость постоянно получать мандат доверия через выборы? Поэтому идея с референдумом была лишь одной из попыток решить эту дилемму со стороны одной из околопрезидентских групп. Были и другие проекты, в том числе связанные с проведением выборов. И тот факт, что глава государства сделал ставку на второй вариант, не меняет кардинальным образом ничего, кроме сроков пребывания президента у власти. По сути, эти пять лет – вполне достаточный срок, чтобы, наконец, определиться с механизмом преемственности власти.
– Но можно ведь уйти и одновременно остаться, как это сделал Дэн Сяопин…
– Действительно, сценарий с лидером нации в качестве верховного арбитра при новом президенте не самый худший. Хотя Дэн Сяопин в последние годы жизни вообще никаких высоких постов не занимал. Что касается советской традиции, когда генсеки в основном выходили из Кремля «ногами вперед», то я надеюсь, что у нашего президента хватит мудрости понять, что в историю часто входят не те политики, кто долго задержался у власти, а те, кто вовремя эту власть передал в надежные руки.
– Обстановка на Ближнем Востоке не повлияла на ситуацию?
– Когда задают такой вопрос, то мне хотелось бы напомнить, что еще задолго до Туниса и Египта в соседнем Кыргызстане произошло две смены власти практически по такому же сценарию. Но почему ни в 2005, ни в 2010 году это не вызвало цепную реакцию в других странах Центральной Азии? Возможно, еще не созрела для этого политическая ситуация. Хотя в Казахстане при действующем президенте аналогичные события маловероятны. Но они возможны после его ухода из политики, когда определенные политические силы мобилизуют протестные настроения.
– И насколько они велики, на Ваш взгляд?
– В современных развитых обществах социальную структуру схематически можно представить в виде эллипса, верхнюю и нижнюю части которого образуют, соответственно, элита и бедные слои, а промежуточную, значительно превосходящую их по численности, – средний класс. В Казахстане же удельный вес бедных людей довольно значительный. И когда ощущение социальной несправедливости распространяется среди широкого круга людей, это уже представляет для государства определенную опасность, так как растет критическая масса. А для того, чтобы произошел социальный взрыв, который может поколебать государственную систему, нужна очень серьезная критическая масса. Здесь следует вспомнить три ленинских признака любой революционной ситуации. Во-первых, политический кризис «верхов» и нежелание «низов» жить по-старому. Во-вторых, обострение выше обычного, нужды угнетенных классов. В-третьих, значительное повышение активности масс, вызванное наложением глубокого экономического кризиса на кризис политический.
– Существует точка зрения, что национальный и религиозный факторы будут играть решающую роль в Казахстане через несколько лет. Возможно ли, на Ваш взгляд, перерастание войны элит в гражданскую войну?
– Действительно, в постназарбаевский период эти два направления будут активно эксплуатироваться многими участниками политического процесса. Причины этого, возможно, в том, что за 20 лет казахстанцам так и не предложили некую идею, которая могла бы объединить граждан страны вне зависимости от национальной, религиозной принадлежности и социального статуса. Казахстан – это страна, в которой многие социальные группы живут в своих собственных измерениях. Но когда страна формально одна, а внутри существуют взаимоисключающие представления о том, какой это страна должна быть, у такого государства смутное будущее.
Кстати, не обязательно национальная идея должна быть мудреной, но она должна иметь практическое, реальное применение на всех уровнях. В Южной Корее, например, был задействован очень простой лозунг. Звучит он так: «Мой дом – самый лучший на этой улице, моя улица – самая лучшая в этом городе, мой город – самый лучший в стране, моя страна – самая лучшая в мире».
Что касается гражданской войны… В истории человечества есть только три идеи, за которой могут пойти массы. Во-первых, это идея социальной справедливости. Во-вторых, спасение нации. В-третьих, религиозное очищение. Хотя очень часто все три идеи сочетаются друг с другом. И большая часть революций и даже государственных переворотов в разных странах мира шли обычно под этими лозунгами в разных вариациях. Тем более что желающих надеть на себя чапан «Спасителя нации» будет предостаточно. Они уже появляются.
– Общеизвестно, что большая доля казахстанской нефти реализуется через крупных нефтяных трейдеров. По некоторым сведениям, их не устраивает рост неопределенности, связанный с тем, что за 20 лет Казахстан не выработал механизма передачи власти, и теперь он снова откладывается…
– Я уже не раз говорил, и еще раз повторю. Лично для меня все эти политические игры вокруг референдума и выборов, к сожалению, лишь тактические инструменты, продлевающие пребывание президента у власти. При этом самый важный вопрос, который должен в первую очередь волновать экспертов и политиков, а именно: «Какой будет политическая система Казахстана после Н. Назарбаева?», так и остается без ответа. А ведь речь идет о долгосрочной стабильности политической и экономической системы, в чем заинтересована не только существенная часть казахстанской политической элиты, но также крупные геополитические игроки наряду с иностранными инвесторами. Кстати, для иностранного бизнеса и Запада стабильность Казахстана гораздо более важна, чем демократические эксперименты.
– Можно поподробнее о возможных моделях политического развития Казахстана?
– Думаю, что существует четыре авторитарных и два демократических сценария политического развития Казахстана в будущем. К первым относятся: пожизненное президентство (полная отмена выборов), сверхпрезидентская система (формальные выборы при несменяемости власти), военная хунта и олигархия (правление нескольких олигархических групп в качестве коллективного преемника на основе коалиционного соглашения). Что касается демократических моделей, то это либо президентско-парламентская система сдержек и противовесов, либо парламентская республика, при которой произойдет серьезное сокращение функций и полномочий будущего главы государства. Естественно, что у политической системы может быть много разных вариантов развития, которые в значительной степени зависят от того, как и кому будет оставлена верховная власть. Самая негативная модель – туркменская, при которой президент физически не успеет ничего сделать. Это очень опасная ситуация для Казахстана.
– Почему опасная? С Туркменистаном же ничего особенного не произошло, даже несколько смягчилась внутренняя и внешняя политика…
– Казахстан – не Туркменистан. Там после смерти Сапармурата Ниязова в элите практически не осталось амбициозных и влиятельных групп давления. Власть делили буквально несколько человек. В Казахстане ситуация абсолютно иная. Здесь большое количество элитных групп и группировок, из которых пять-шесть обладают колоссальной собственностью и определенным влиянием. А учитывая то, что власть и собственность для них слова-синонимы, то борьбу за власть они будут вести нешуточную. Конечно, есть небольшой шанс, при котором эти группы поймут, что единственного победителя в этой войне может и не быть, и им придется пойти на создание некоей коалиции. В таком случае это будет некий аналог советского Политбюро, которое будет искать временную и транзитную фигуру в качестве верховного руководителя. Хотя и Хрущева, и Брежнева также рассматривали в качестве временных фигур, но они все-таки умудрились многих переиграть.
– Насколько, на Ваш взгляд, реальна демократическая модель развития политической ситуации в Казахстане?
– В среднесрочной перспективе она исключена, так как в такой модели не будут заинтересованы многие представители элиты. Они привыкли рассматривать политику не в качестве публичной сферы, а лишь как «схватку бульдогов под ковром», где все решается кулуарно, легче, быстрее, с меньшими издержками. А демократическое развитие предполагает появление новых политических игроков, которые будут требовать новые правила игры, в том числе и задавать неудобные вопросы касательно той собственности, которая странным образом оказалась у чиновников, по идее, живущих на одну зарплату.
– Преемник будет выбран из «групп давления»?
– Вся проблема в том, что многие представители элиты, которых рассматривают в качестве возможных преемников, являются представителями тех или иных групп давления. Следовательно, есть угроза того, что с приходом к власти групповые интересы они будут ставить выше государственных. И даже если человек будет выбран не из «групп давления», то на кого он должен опираться? Путин, например, опирался на силовиков (это, кстати, помогло ему побороть олигархов и региональную элиту). Но силовики у нас также поделены между группами влияния и часто являются лишь инструментом во внутриэлитной борьбе.
– Что Вы думаете о так называемом южном заговоре, о котором шумели осенью?
– Я думаю, что это просто отголоски очередных внутриэлитных столкновений, которые на поверхность выплескиваются в виде информационной дискредитации одной из конкурирующих групп. Ни один представитель элиты, будучи в здравом уме, сейчас организовывать заговор не будет. И дело не в том, что это тяжело сделать технически – проблема в том, что заговор в нынешних условиях ставит одну группу в жесткое противостояние с другими. Ни одна группа, захватившая таким образом власть, долго ее не удержит, так как в этом случае ресурсы всех остальных групп влияния будут мобилизованы против нее. Ведь всем ясно, что посягнувшая на главу государства сила активно будет «укатывать» всех остальных «в асфальт». Другое дело, если власть попытается захватить коалиция нескольких групп.
Но, несмотря на новые конфликты в элите, действующий президент имеет высокую степень легитимности в ее глазах, что снижает возможность государственного переворота. Хотя римский историк Тацит считал, что на государственный переворот идут немногие, сочувствуют многие, а готовятся и выжидают все. Именно это и происходит в Казахстане. Поэтому будущее страны мы не должны отдавать на откуп только внутриэлитным игрокам. Сейчас у нас остро стоит необходимость создать политические институты, которые могли бы выступить гарантами стабильности и безопасности для всех. Здесь имеется в виду парламент, а также политические партии и институты гражданского общества.
– То есть созданная в Казахстане политическая система не реформируема?
– Вообще децентрализация любой сверхцентрализованной системы очень трудная задача. Тот, кто захочет ее децентрализовать и не сможет это сделать эффективно, рискует вообще развалить государство. Сделать это плавно и результативно – очень большое искусство, и мало кому давалось.
– Есть успешные примеры?
– Да, это Южная Корея, где в свое время были даже военные хунты. Но постепенно страна перешла к демократическим формам управления.
– Вы занимаетесь исследованиями в области политических рисков, но делаете их в основном для бизнеса. Что беспокоит и интересует Ваших клиентов? Не приводит ли ужесточение законодательства и контроля к снижению конкурентоспособности Казахстана в борьбе за инвестиции?
– Да, мы начинали с того, что проводили исследования для крупных нефтегазовых компаний, и с тех пор круг клиентов расширился. Мы сейчас видим серьезные проблемы в нефтегазовой сфере – идет усиление давления государства на деятельность компаний, во многом, кстати, оправданное, если учесть большое количество нарушений, на которые в 90-х годах намеренно закрывали глаза. В результате, все чаще звучат разговоры о возможных изменениях тех же СРП. Но не думаю, что это сильно ухудшит инвестиционный климат в этой отрасли. Все познается в сравнении – даже с последними нововведениями вроде введения ЭТП налоговая ситуация у нас более благоприятна, чем, например, в России. Также не стоит забывать и о факторе уже вложенных инвестиций. Подписав контракт на 30-40 лет и инвестировав несколько десятков миллиардов долларов, тяжело быстро собрать вещички и уйти.
– Есть сбывшиеся сценарии?
– Что касается сбывшихся прогнозов, то о том, что в добывающем секторе государство будет устанавливать более жесткие правила игры для крупных нефтегазовых компаний, мы говорили еще в 2002 году. Тогда как раз уже начались вноситься некоторые изменения в инвестиционное законодательство, которые ослабляли позиции инвесторов. В 2007 году, готовя доклад для крупных представителей нашего финансового сектора, мы также говорили о том, что «тепличные времена» для банков заканчиваются и возможен новый передел собственности. Кстати, мы призывали представителей бизнес-сообщества не игнорировать гражданское общество, так как в их будущих конфликтах с властью общество, скорее всего, встанет на сторону власти, у которой больше инструментов для давления и дискредитации.
– Как реагировали банкиры?
– Скептически. Оказалось, что представители бизнеса так же оторваны от реальности, как и многие представители бюрократического аппарата.
Группа оценки рисковНеправительственная консалтинговая организация, созданная в 2002 году. На данный момент это одна из влиятельных аналитических негосударственных структур в Казахстане, которая занимается в основном оценкой политических и инвестиционных рисков для крупных бизнес-структур.
