Лев Пархоменко: Мы живем в общем тюремном режиме
В нормальном смысле слова – свободы слова и свободной прессы в России нет. Есть несколько мест, где можно говорить все, но под жестким присмотром. Таким мнением поделился журналист независимого российского телеканала «Дождь» Лев Пархоменко в интервью "Курсив" во время ХII Международной конференции по риск-менеджменту в Алматы.
Телеканал «Дождь» почти единственный канал в России, большая часть доходов которого формируется не от рекламы, а от подписки – PayWall. То есть вы в каком-то смысле инноваторы?
Мы вынужденные инноваторы. В целом, конечно, это не новшество для рынка СМИ: такая подписка есть у газеты Ведомости, также как у Financial Times и WallStreetJournal. У нас тоже есть реклама, но она с 90% нашей выручки упала до меньше чем 30%. Никто не отказывается от рекламы – зачем? Просто понятно, что она уже больше не может быть основным источником доходов.
Сегодня количество подписчиков телеканала "Дождь" составляет более 60 тысяч человек. Насколько я знаю, у газеты Ведомости меньшее количество подписчиков, хотя они довольно давно работают по этой модели. Но они все-таки специализированное деловое издание, также как FT и WSJ – их выписывают топ-менеджеры, чиновники и т.д. без этой газеты нельзя нормально работать. У нас же немного другая аудитория.
А кто ваша аудитория?
Наша аудитория гораздо шире. Это очень разные люди – от пенсионеров и безработных до топ-менеджеров и чиновников. Понимаете, в России сегодня по сути есть только одна газета. Такая одна большая глобальная газета, которая и на телевидении по всем каналам, и во всех газетах, и на радио, и в интернете и т.д.
Вы имеете ввиду государственные СМИ?
Да, я имею ввиду госСМИ. Все наше преимущество в том, что мы – вторые. В этом смысле мы можем говорить на любом языке, наша аудитория – это все, кому интересна вторая точка зрения. Кому недостаточно одной точки зрения, кто хочет иметь их хотя бы две.
А под интеллектуальный уровень аудитории вы подстраиваетесь?
Да, но в другом смысле. Есть два принципа: можно опускаться к аудитории, а можно подтягивать аудиторию к себе. Мы занимаемся вторым – это сложнее, это менее привлекательно и выгодно. Но мы идем этим путем, зато мы лучше спим и лучше себя чувствуем, поэтому у нас очень много так или иначе образовательных программ, которые с точки зрения бизнеса не выгодно снимать. Таких программ нет на федеральных каналах, потому что под это не дают рекламу или у этой передачи низкие рейтинги. А мы можем себе позволить показывать то, что мы считаем интересным и полезным для нашей аудитории. У нас много культурных программ, начиная от каких-то новостей, заканчивая показом какого-то независимого кино.
Как канал чувствует себя в финансовом плане?
Я финансовую отчетность компании своими глазами не видел, но в этом смысле руководству доверяю, вряд ли оно будет обманывать собственных сотрудников. Основатель канала Наталья Синдеева говорит, что мы вышли в ноль. То есть мы не убыточны, что для современного медиа при любой модели – уже неплохой результат. Этим можно отчасти гордиться и чувствовать себя более-менее спокойно. Понятно, что это ничего нам не гарантирует: в любой момент могут прийти и повесить тот самый амбарный замок на двери по любому поводу.
Как это было в 2014 году, когда разгорелся скандал вокруг вопроса о блокаде Ленинграда?
Да, никому в голову не могло прийти, что скандал разразится из-за этого. Мы понимали так или иначе, что чем больше растет наша популярность, чем больше у нас становится зрителей, когда-нибудь к нам придут – это было совершенно очевидно. Был вопрос в том, когда и по какому поводу. Никто из нас не мог себе представить, что придут в связи с вопросом, касающегося 70-летней давности да и еще не с информацией, а с вопросом.
Наказать за вопрос – это вообще что-то новое. Притом, что мы нашли этот вопрос в учебниках истории – его задают школьникам. После того, как вы прочитали главу про блокаду Ленинграда, нужно ответить на вопрос – «Как вы считаете, нужно ли было оборонять Ленинград?» Это есть в школьных учебниках, которые сегодня существуют в российских школах.
На вас подали в суд?
Нет, потому что мы ничего не нарушили. Это было общественное порицание. Формально это выглядело так – кабельные, спутниковые операторы объявили о том, что им звонят разгневанные зрители, оскорбленные нашим вопросом, и требуют, чтобы операторы отключили их от телеканала Дождь. И те, чтобы не потерять своих клиентов, вынуждены были отключить нас. Очень не хотят, но вынуждены – это официальная версия.
В Администрации президента нам говорят – а мы что, вы там кого-то обидели, мы тоже считаем, что вы кого-то обидели, вы нас тоже обидели – это недопустимо, кощунственно и т.д., но сами виноваты, мы тут не причем.
Хотя через некоторое время была утечка внутренней переписки сотрудников Администрации президента, который занимается внутренней политикой (курирует СМИ и т.д.), в которой просто прямым текстом вся эта схема была расписана.
Как только появился этот опрос, они (люди из администрации президента – ред.) разослали письма депутатам. Депутаты немедленно выступили (правда, никто из них телеканал "Дождь" не смотрел, но в тот вечер все они его смотрели, все они увидели опрос и оскорбились), было специальное заявление ГосДумы на эту тему о том, что это оскорбительно, а следом за этим – указание частным кабельным и спутниковым операторам отключить нас. Вот с такой формулировкой – вот и все.
То есть сейчас вас кабельные операторы вообще не показывают?
Нет, показывают. Нас отключили всего 6 операторов, но 6 основных, которые обеспечивают 80% охвата. В России сейчас около 300 операторов передают наш сигнал, но это очень небольшие, региональные, городские, районные операторы, которые обслуживают два дома и т.д.
То есть никто ничего полностью не запрещает. Отключают основной канал рекламы, основной канал вещания и, пожалуйста – можете вещать, брать рекламу, но совсем мало. Тогда вы не опасны для существующего режима. Как только вы расширяетесь и набираете рекламу, тогда вы нам интересны и мы к вам придем.
Если бы не было этого скандала, вы бы продолжали существовать как традиционное СМИ?
Мы начали экспериментировать с PayWall за полгода до этого. Подписка стоила около 1 000 рублей (5 000 тенге) в год, то есть совершенно небольшие деньги. Небольшая часть материалов была закрыта подпиской – большую часть можно было смотреть бесплатно. Но в результате этого скандала и потери основного источника доходов – рекламы, мы вынуждены были повысить стоимость подписки с 1 000 до 5 000 рублей в год (25 000 тенге). Думаю, в планах компании было постепенное повышение стоимости подписки, а не такое резкое, но это была вынужденная мера.
А вы пробовали судиться?
Судились, конечно. Потому что это нарушение коммерческих договоров между каналом и операторами. В конечном счете, все было безрезультативно. Операторов тоже сложно винить – что они могут сделать? Им позвонили, сказали – отключить.
Когда они говорили, что им звонили разгневанные зрители и просили отключить "Дождь", на самом деле мы знаем точно от людей, которые работают в этих компаниях – что они получали тысячи звонков от зрителей с просьбой нас включить снова. И операторы фактически тоже потеряли в своем бизнесе, потому что была большая компания людей, которые в знак протеста переставали пользоваться этим оператором.
То есть «блокада Ленинграда» – это был просто предлог?
Конечно. Нам в страшном сне не могло присниться, что вот эта историческая программа, не новости, не расследования, не что-то подобное, а вот это станет формальным поводом для давления.
А все потому что вы …
Независимы. Мы не подконтрольны Кремлю. Нам нельзя позвонить и сказать – снимите этот материал, нам нельзя позвонить и сказать – про это не рассказывайте.
И не звонят?
Не звонят. Я не знаю, может и звонят. Если и звонят, то не мне, как вы понимаете. Но за пять лет все, о чем я лично хотел рассказать, я рассказывал. Ни разу такого не было, чтобы я пришел к главному редактору и говорю – хочу вот это. А он говорит: извини, друг, нельзя. Такого не было ни разу. Мало того, с точки зрения работы редакции может быть не очень верно, но значительную часть тем я вообще ни с кем не согласовываю. Просто я ее беру, иду с ней в эфир и все.
«Дождь» часто обвиняют в политизации информации. Как сказал Игорь Виттель – если хочешь узнать что-то плохое о Путине – включи «Дождь». Это справедливая критика в ваш адрес?
И да, и нет. В здоровой ситуации, при здоровом рынке СМИ, наверное, Игорь был бы полностью прав и мне сложно было бы ему ответить. Но Россия сегодня – это такой перевернутый мир, где Служба по борьбе с наркоторговлей «крышует» наркоторговлю, таможня занимается контрабандой и т.д.. Все перевернуто с ног на голову. В этой ситуации все немного иначе оценивается.
Мы не так воспринимаемся во многом потому, что очень сильно отличаемся от большинства СМИ. Когда у вас из 99% каналов информации идет сигнал – «Путин велик», а мы говорим – «подождите, у нас есть некоторые вопросы к нему» – это сразу воспринимается агрессивно.
Все начинают задавать вопросы: вы, наверное, не просто так это делаете? Вы, наверное, специально это делаете, чтобы привлечь к себе аудиторию? Вы, наверное, играете на этом? Нет, у нас просто есть вопросы.
А вас не обвиняют в том, что вас финансирует госдеп США и т.д.?
Конечно, обвиняют (смеется). Каждый день. Бесконечно. Мало того, я вам больше скажу – нас финансирует правительство России в некотором смысле. Потому что мы несколько раз выигрывали тендеры Федерального Агентства по печати и готовили образовательные программы.
Мы, как все остальные каналы подали заявку о том, что хотим создавать такие программы. Выиграли этот конкурс, получили деньги, сделали программу. Через некоторое время какому-то из депутатов стало об этом известно, был большой скандал – как же так, правительство финансирует антироссийский канал!
Антироссийский?
Ну да, мы считаемся антироссийским каналом. Госдеп, националпредатели, пятая колонна, антипатриоты и т.д. Я могу назвать вам еще миллион эпитетов.
Что касается независимости журналистики. Журналистика в РФ гораздо более свободна, чем где-либо, на ваш взгляд?
Гораздо менее.
А нам со стороны кажется, что в РФ гораздо больше свободы, чем у нас… По крайней мере то, что вам за пять лет никто не звонит и не просит снять материал – для нас это – непозволительная роскошь…
Ну, наверное, это небольшие отличия в тюремном режиме. Где-то два часа прогулки, где-то час прогулки, а где-то не выпускают на прогулку вообще. Можно сказать, что тех, кого выпускают на два часа на прогулку – им гораздо лучше. Но в целом, в тюрьме сидят и те, и другие. Очень грубо и образно говоря.
Вы имеете ввиду все страны СНГ?
Во многом, да. Пожалуй, Украина и Грузия выделяются на общем фоне. На Украине практически полностью свободный рынок СМИ. Он очень подвержен бизнес-интересам, там вся пресса так или иначе поделена между различными бизнес-группами, но это совсем другой разговор. Пусть эти бизнес-группы друг с другом спорят, одни публикуют компромат на других – это нормально. Зато у читателей есть возможность – прочитать эти 10 газет, каждая из которых немного привирает в свою сторону, но получив эту общую картину, среднеарифметическая у него складывается, он видит реальную картину. И главное – в силу того, что государство не контролирует рынок, расследования о коррупции, каких-то махинациях, мошенничестве на выборах – все это представлено в гораздо более широкой палитре обсуждения.
А в России есть некая журналистская солидарность?
В России – практически нет, не осталось, к сожалению. Потому что цех очень сузился. Может это звучит слишком жестко и самовлюбленно, но я лично подавляющую часть журналистов, которые работают в государственных СМИ, в первую очередь, тех, которые работают в общественно-политической тематике, журналистами не считаю. Это немного другая работа. Это государственный пиар.
Да, хорошо, если ты работаешь в области культуры и спорта, в образовательных программах и т.д. – это нормально, там, собственно, нет такого жесткого контроля, и ты можешь сказать все, что ты хочешь. Без всяких проблем. Но даже в спортивных новостях вам расскажут о величии России, и в культурных, и в каких угодно новостях вы это встретите. Поэтому некому эту солидарность проявлять. Сообщество реальных журналистов очень сузилось. Оно довольно запугано, разобщено, финансово истощено.
Опять же грубый пример – когда в каких-то тоталитарных режимах происходят какие-то репрессии – приходят за соседом – ты можешь за него вступиться и скорее всего сесть вместе с ним, или тихонько промолчать и, скажем, тебя пронесет. Тебя не тронут. Это всегда работает так – и журналист, и ученый или шахтер – неважно кто. Такова человеческая природа. Сложно с этим спорить.
Пожалуй, это самый печальный результат этих последних лет, потому что мы потеряли то, что было завоевано в 90-е годы, когда «журналист» – это звучало гордо, была солидарность и реальный профсоюз. Была знаменитая история, когда в 1993 году Ельцин подписал указ о закрытии коммунистических газет и все остальные журналисты из абсолютно либеральных, демократических изданий единым фронтом выступили с протестом – нет, так нельзя. И Ельцин отменил этот указ под давлением журналистов. Это было 22 года назад. Но это было. Сегодня это невозможно.
Если оценивать свободу слова в России по 10 бальной шкале, какой балл вы бы присвоили?
Это сложно делать, потому что картина искажена. Не то чтобы нельзя ничего и все запрещено. Есть телеканал "Дождь", есть радиостанция "Эхо Москвы", есть РБК, к которому вчера (14 апреля – ред.) пришли с обысками.
Практически точно известно, что вопрос перед Михаилом Прохоровым стоит так – или продавай или садись. Притом, что это один из самых богатых людей в стране, достаточно лояльный к власти, не то чтобы какой-то фрондер, который борется с властью – не Ходорковский, не Навальный, даже близко нет. Но так получилось, что когда-то он приобрел холдинг РБК, который сегодня стал одним из ведущих СМИ в стране. Там собралась одна из лучших команд в стране – так сказать последние из всех остальных перекупленных или закрытых изданий. Все ждали, когда туда придут. У меня полно друзей, которые там работают – все понимали, что когда-нибудь это произойдет, также как и мы на "Дожде". Вот и произошло.
Есть несколько таких специальных мест-«загончиков» — Новая газета, Нью таймс, в которых как бы можно говорить все. Поэтому сказать, что в России вообще нет свободы слова – нельзя. Вот вам, пожалуйста, в Новой газете материал про дочерей Путина, вот в РБК – про зятя Путина – миллиардера и т.д. Если вы очень хотите, вы можете это найти. Но просто это все в такой резервации, на витрине, симулякр.
Вот приедет к нам какой-то уважаемый гость, спросит – где у вас свободная пресса? Они скажут – вот, целых две газеты. И одна радиостанция. Но есть же! А где-нибудь в Узбекистане нет ни одной.
В нормальном смысле слова – свободы слова и свободной прессы в России нет. А дальше есть нюансы.
СПРАВКА
«Дождь» (До///дь) — российский круглосуточный информационный телеканал и одноимённый медиахолдинг.
В эфире канала выходят новостные, аналитические, дискуссионные и авторские программы, концерты, художественные чтения, а также документальные фильмы, видео-арт. На канале широко освещались события, связанные с протестным движением в России в 2011—2013 годах, «Болотным делом», делом Pussy Riot, делом Кировлеса и др.. Около двух третей эфирного времени занимают передачи, транслируемые в прямом эфире.
В январе 2014 года вокруг «Дождя» разгорелся скандал из-за опроса о блокаде Ленинграда. В результате телеканал отключило большинство спутниковых и кабельных операторов, что на тот момент поставило под вопрос его дальнейшее существование.
