Необходимо быстрее передать в управление активы ЕНПФ частным компаниям

На вопросы ответил председатель правления БРК Болат Жамишев. В апреле г-н Жамишев отвечал на вопросы «Къ» и тогда говорил в большей степени о рефинансировании валютных кредитов в тенговые и о новой модели кредитования банка. В конце июня было заявлено о новой программе трансформации БРК, упоминание о трансформации, что может восприниматься как ответ на текущие макроэкономические вызовы. На самом деле речь идет о новых финансовых инструментах, которые обсуждаются уже давно, а не о каком-либо сокращении финансировании.

– С чем была связана необходимость трансформации БРК – с изменением стратегических подходов или в большей степени с возникающей ограниченностью фондирования?

– Вообще-то стратегия БРК не претерпела изменений. Как были так и остаются ключевыми задачи улучшения долгосрочного финансирования инвестпроектов, как в национальной, так и в иностранной валюте, преимущественно в обрабатывающем секторе. Понятно, что от нас требуется определенная трансформация деятельности, но не стратегии, и определена она, прежде всего, необходимостью появления новых финансовых инструментов, с тем, чтобы в большей мере отвечать потребностям наших заемщиков. Мы, как институт, должны были прийти к развитию и реализации проектного финансирования.

Модель, при которой залоговым обеспечением становятся будущие финансовые потоки, не может быть универсальной, но в целом более или менее правильна при реализации крупных проектов. Говорить о каких-то твердых залогах, которые по стоимости равнялись бы нашему финансированию на такие проекты, абсолютно не реалистично. Поэтому наш банк, если не считать международные институты развития, единственный, берущий в обеспечение твердые контракты в строительстве, исключающие возможность «незавершенки». Обеспечением становятся также гарантированные обязательства по покупке будущей продукции предприятий. Естественно, речь идет о твердых контрактах, а не о каких-то декларациях о намерениях. Есть соответствующие международные стандарты, которым должны соответствовать оба эти типа контрактов, принимаемых в обеспечение. На будущие потоки при этом может приходиться не более 70% от суммы займа, на 30% мы требуем твердые залоги. Но теперь хотим реализовывать проектное финансирование по классической схеме, с ориентацией исключительно на будущие потоки. Понятно, что это возможно там, где ожидаются стабильные поступления. То есть, сфера их применения все-таки будет ограничена, это, прежде всего, инфраструктурные проекты, ну и плюс, наверное, энергетика. Это те сферы, где однозначно можно прогнозировать будущие поступления и ориентироваться на стабильные денежные потоки.

Кроме того, очень важно создать условия, при которых часть средств на капитализацию проектов проходила бы через фонд, баланс которого не консолидировался бы напрямую с нашим балансом, тем не менее, был бы создан с нашим участием. Пока мы ориентируемся на партнерство с KCM (Kazyna Capital Manangment). KCM могла управлять этим фондом, откуда финансировались те инициативы, где есть недостаток вложений в капитал. В целом ряде случаев финансово-экономическая модель показывает ограничения по долговому финансированию, необходимо подключать долевое финансирование. В большинстве ситуаций это может сделать сам инициатор проекта, но теперь появится возможность привлечения софинансирующей организации в лице фонда.

В соответствии с законом мы можем заниматься мезонинным финансированием, когда долговые обязательства могут быть трансформированы при определенных условиях в долевое финансирование. Но мы из своей практики уже знаем, что перевернуть часть долговых инструментов в капитал – это задача непростая. Ты из кредитора становишься одним из участников проекта, необходимо участвовать в управлении в зависимости от того о чем идет речь – о миноритарной доле или крупном участии. К этому решению необходимо готовиться изначально, понимать все риски возможности или невозможности вхождения в капитал организации, и если там уже находится фонд, то в дальнейшем появляется и возможность требования мезонинного финансирования с конвертацией долгового финансирования в долевое. И в этот момент уже существует понимание, что система управления этой долей в зависимости от ее величины уже выстроена. И проектное, и долевое, и мезонинное финансирование это то, что всегда присутствовало в законе о банке и нашем меморандуме, но эффективно и классически это не исполнялось.

Прежде всего, важна, конечно, эффективность, а не необходимость соблюдать классику жанра. С другой стороны – классика тоже выстроена не случайно, и чем ближе мы к тому, как это все должно быть организовано, тем на большую эффективность можно рассчитывать. Эти вопросы и целый ряд других мы обсудили на расширенном заседании совета директоров 30 июня, с участием вице-министров экономического блока, председателя Нацбанка и представителей НПП Атамекен.

– В случае вашего вхождения в капитал возникают ли какие-то ограничения по выдаче в рамках этого проекта новых кредитов, ведь вы же все-таки получаетесь связанной стороной?

– При вхождении в капитал о каких-то новых кредитах говорить не приходится, поскольку, если мы участвуем в проекте, должны исключить риск недофинансирования. Потребность в новых кредитах возникает только, если этот риск реализовался. Не важно, каким образом структурирован проект, мы в любом случае должны исключить риск недофинансирования.

Наш мандат – финансирование частного сектора

– В качестве одной из задач трансформации называется снижение доли кредитования квазигосударственного сектора. Речь, в основном, идет о кредитах нацкомпаниям?

– Есть различные мнения относительно того, должен ли институт развития финансировать предприятия квазигосударственного сектора. Такие дискуссии периодически возникают. Мое мнение, что во-первых, этот процесс происходит – госкомпании, конечно, не должны заниматься тем, что могут делать частные. Сейчас в рамках трансформации «Самрук-Казыны» движение именно в сторону приватизации тех активов, которые должны быть рыночными, а не в собственности и под управлением госкомпаний. Если мы приходим к тому, что квазигосударственный сектор не занимается тем, что должен делать рынок без участия государства, то тогда, если будут проекты от квазигосов, то это будут значимые для экономики вещи. В реализации таких проектов будут заинтересованы все институты развития, включая международные. Все условные подходы периодически пересматриваются. Раньше для ЕБРР вообще было исключено сотрудничество с национальными институтами развития. Сейчас это табу с ЕБРР сняли и он может и нас профондировать, и вместе с нами профинансировать какой-либо проект. То есть, в зависимости от ситуации условия могут меняться. Но в целом понятно, что наш мандат направлен на финансирование проектов частного сектора. Мы должны более четко выстроить систему ограничений финансирования квазигосударственного сектора.

– Это количественные ограничения?

– Нет, это, прежде всего, ограничения по направленности самих проектов и с точки зрения организаторов. Например, является ли тот или иной субъект квазигосударственного сектора монополией или нет. Или может ли проект, о котором идет речь, быть передан в управление или это принципиально исключено. Такие качественные ограничения должны быть выстроены.

Целый ряд проектов со средствами Нацфонда мог бы быть профинансирован на возвратной основе

– Идея микширования средств для их удешевления для заемщиков, когда смешиваются более дорогие рыночные деньги и более дешевые государственные – это предложение на этот год в силу сложившейся ситуации с низким спросом на дорогие ресурсы ЕНПФ или на более отдаленную перспективу?

– Дело не в микшировании средств. Мы на последнем совете директоров зафиксировали следующий вопрос: каким должен быть БРК в части валюты финансирования проектов? Должны ли мы быть банком, который ориентируется, прежде всего, на финансирование в национальной валюте или это условие вообще никак не проговаривается? Наше видение, что мы должны быть институтом, прежде всего, кредитующим в тенге. Целый ряд проектов, который был капитализирован из Нацфонда, в принципе мог бы быть профинансирован на возвратной основе. И если бы это происходило так, то возникает вопрос, через кого бы это можно было осуществлять. Мы считаем, что это мог бы быть БРК. У нас целый ряд предприятий квазигосударственного сектора капитализируется за счет бюджетных средств и средств Нацфонда, хотя капитализация должна быть направлена только на свое прямое назначение – обеспечение устойчивости, а не то, что бы быть просто источником фондирования для капитальных вложений. Все-таки проекты должны быть окупаемыми. Мы говорили не столько о том, что нам нужно давать деньги, чтобы мы их микшировали с деньгами, которые привлекаются с рынка, сколько о том, что БРК должен быть банком. финансирующим проекты в тенге. Далее, те проекты, которые осуществляются в стране в том числе за счет средств бюджета и Нацфонда, правильней финансировать на возвратной основе, и это должно делаться через национальные институты развития. Понятно, что Минфин делать это не в состоянии, у него нет для этого компетенции, и ни один Минфин в мире этим не занимается. То есть, неправильно говорить, что речь идет просто о микшировании средств. И, в свою очередь, мы, как институт, работающий на рыночных условиях, готовы привлекать деньги с рынка, смешивать их с деньгами, которые предоставляются на развитие из бюджета и Нацфонда, и тем самым увеличивать объемы финансирования в приоритетных секторах.

– Снижение базовой ставки может как-то сказаться на вашем фондировании?

– Мы финансируемся с рынка, поэтому понятно, что любое удешевление возможностей фондирования улучшает наши возможности привлечения финансирования.

– Следующие размещения облигаций могут происходить на более низком ценовом уровне?

– Время покажет, сейчас мы размещаемся на рынке в тенге только в тех объемах, под которые нам определены соответствующие задачи и в большем привлечении по существующей стоимости не заинтересованы. В следующем году надеюсь на кардинальное снижение стоимости фондирования. Чем быстрее будет реализована задача передачи частным компаниям средств ЕНПФ, тем лучше будет ситуация на финансовом рынке Казахстана. Выстроится конкурентная среда, и действительно будут работать рыночные факторы для установления денег на рынке, чем это происходит, когда существует один инвестор в лице ЕНПФ.

Привлечения в рамках двухсторонних соглашений дешевле рыночных

– Одним из направлений трансформации называется участие БРК на облигационном рынке. Речь идет о том, что он может стать в перспективе институциональным инвестором, таким как ЕНПФ?

– Мы должны иметь возможность финансировать инвестиционные проекты через приобретение облигаций компаний, реализующих проекты. Нет планов в перспективе стать институциональным инвестором. На фондовом рынке банк сейчас присутствует в двух ипостасях: это привлечение нами средств для финансирования и во-вторых – управление казначейским портфелем, временной ликвидностью, которая у нас появляется. Сейчас мы говорим о том, что должна появляться альтернатива в виде покупки облигаций организаторов проектов. Понятно, что это тоже далеко не универсальный инструмент и будут ограничения. Если есть организатор с высоким рейтингом, соответствующий критериям надежного заемщика, то вполне возможно выстроить все процедуры точно таким же образом, как при выдаче займа, но, само финансирование произвести в виде покупки облигаций, то есть без обеспечения. В данном случае мы минимизируем риски, как любой инвестор на фондовом рынке, через размещение денег в облигации надежных эмитентов. Вот это закрывает риски, а не какие-то твердые залоги, которые должны предоставить заемщики при получении кредита.

– Сейчас на фондовом рынке обсуждается идея субсидирования ставок по облигациям институтами развития, входящими в Байтерек, по аналогии с субсидированием банковских ставок для МСБ…

– Все, что касается субсидирования ставок, это правительственные программы поддержки и МСБ, а поскольку мы работаем с крупными проектами, то о каких-либо субсидиях речь не идет. С программами поддержки бизнеса мы напрямую не сталкиваемся, поскольку работаем с крупными инвестиционными проектами.

– Как меняется соотношение валютного и тенгового финансирования в активах и пассивах банка?

– У нас несколько снижается доля и в обязательствах и требованиях в иностранной валюте. Именно поэтому мы ставим вопрос о том, что должны быть банком, кредитующим в национальной валюте. В кредитном портфеле у нас 33% в тенге и соответственно две трети – в иностранной валюте. А структура обязательств 15% в тенге и 82% – в долларах, есть еще 3% фондирования в других иностранных валютах.

– Будете ли долгосрочно рефинансировать долларовые долги?

– Мы к этому вопросу подходим следующим образом: периодически проводим тестирование нашего портфеля на стрессоустойчивость к валютным рискам и действуем, исходя из этого. Поэтому задачи рефинансировать все требования из иностранной валюты перед нами не стоит. Анализируем, и когда потребность возникает и видим значительную подверженность проектов валютным рискам, то мы это делаем. На сегодняшний день реструктурировали проекты, прокредитованные в иностранной валюте, по которым могли появиться требования аудиторов о создании провизий. Состояние нашего портфеля вполне благополучное, устойчивое, а это значит, что хорошо чувствуют себя и наши заемщики.

– А в части ваших валютных обязательств?

– Это вопрос управления рисками и ликвидностью. Крайне трудноосуществимо, дорого и неэффективно подтягивать фондирование прямо к моменту финансирования. В тенге сейчас нет дешевых ресурсов, а в долларах рынок достаточно дорогой для нас. Поэтому мы ориентируемся сейчас на двухсторонние соглашения, прежде всего с госбанками Китая, которые предоставляют нам валюту дешевле, чем если бы мы привлекались с рынка. Очень сложно совместить момент привлечения, над которыми тщательно работаем с китайскими банками, и момент утилизации этих средств, то есть кредитования, поэтому у нас сейчас избыток валютной ликвидности. Смотрим на несколько направлений. Работаем с потенциальными крупными экспортоориентированными заемщиками, которые могли бы профинансироваться в иностранной валюте, и в то же время изучаем рынок, чтобы какую-ту часть валютных обязательств закрыть досрочно. Это вопрос управления ликвидностью, и мы этим занимаемся.

Особенность нашего бизнеса, в том, что, еще не проработав проекты, он обращается за финансированием

– То, что происходит в этом году с макроэкономикой – сокращение возможностей финансирования из Нацфонда, каким-то образом сказывается на вас?

– Мы получали фондирование из Национального фонда и понятно, что это были для нас относительно недорогие деньги по сравнению с тем, по какой стоимости нам сейчас предлагаются ресурсы на рынке под долгосрочные проекты. Говорить о том, что испытываем при этом какие-то сложности не приходится. Наш план развития, утверждаемый акционером, формируется исходя из тех реалий, какие есть. Есть инициативы, которые можно финансировать исходя из стоимости имеющегося фондирования и структуры наших валютных обязательств. В каких-то случаях наличие более дешевых длинных тенге позволило бы нам более активно наращивать активы.

Задача не в этом, поэтому сейчас, как и в прошлом году, намереваемся выполнить тот план развития, который доведен до нас акционером. В целом сложности на рынке хороши тем, что ни в проекты наших потенциальных заемщиков ни в наше собственное видение не закладывается избыточный оптимизм. Это неизбежно, когда рынки идут в гору и все хорошо, и поскольку любой анализ это результат каких-то субъективных умозаключений, понятно, что на растущих рынках в проекты закладывается существенный оптимизм. Положительная сторона текущего момента в том, что его меньше. В итоге, больше вероятность того, что проекты не будут проблемными в будущем.

– В нынешней ситуации спрос на проекты, финансируемые БРК, больший чем обычно или он сокращается?

– Знаете, стало меньше прожектов. Проекты есть, не все нам подходят, не со всеми мы соглашаемся, еще значительная часть недостаточно проработана. Это особенность нашего бизнеса, то, что еще не проработав детали, они начинают обращаться к финансирующей организации, с тем, чтобы по ходу с учетом требований финансирующих организаций осуществлять доработки. Много поступает сырого материала, но есть интересные предложения. Та программа ГФИИР, которая утверждена, это вполне реальная программа, в которой мы участвуем. Есть казахстанско-китайская межправительственная инициатива, в рамках которой количество проектов варьируется; вначале это было 48 проектов, сейчас говорится о 52 или 55. Но в любом случае это полсотни вполне реалистичных инициатив, которые в достаточной степени проработаны и потенциально имеют возможность быть профинансированными совместно с китайскими банками или другими институтами развития в зависимости от того, откуда оборудование и с кем работают организаторы. Есть проекты для финансирования и, соответственно, работа для нас.