Михаил Демиденко: Плавающий курс тенге

Центр интеграционных исследований Евразийского банка развития совместно с департаментом макроэкономической политики Евразийской экономической комиссии провели исследование «Денежно-кредитная политика государств — членов Евразийского экономического союза: текущее состояние и перспективы координации». Основной целью исследования стал анализ текущего состояния монетарной политики в государствах – членах ЕАЭС. Подробно об этом в эксклюзивном интервью с заместителем директора Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития Михаилом Демиденко.

— Михаил, хотелось бы уточнить, как все-таки ЕАБР оценивает денежно-кредитную политику Казахстана, и в частности политику перехода к таргетированию инфляции с гибким обменным курсом?

— Хочу отметить, что банк оценивает положительно переход Казахстана к плавающему курсу, потому что возникшая ситуация на рынке нефти могла привести к существенной потере валютных резервов и к потере конкурентных способностей. Фактически переход к плавающему валютному курсу — это лучшее, что мог сделать Казахстан. Было проведено достаточно много исследований, в том числе и нами, анализ которых говорил о том, что в случае, когда сильно меняются цены на основной экспортный товар, фиксация курса может негативно отразиться на экономике. Раньше был режим фиксированного валютного курса, а после вводится новый режим денежно-кредитной политики, когда Казахстан борется с инфляцией и пытается привести экономику к устойчивым целевым показателям. Данные шаги выглядят совершенно оправданными. Поэтому, на наш взгляд, это правильное решение.

— Основной целью денежно-кредитной политики является достижение и удержание инфляции на низком и стабильном уровне. На каком этапе находятся государства – члены ЕАЭС в данном вопросе?

— В целом центробанками наших стран был сделан шаг к координации. Объявленные среднесрочные целевые показатели инфляции в значительной степени совпадают, по крайней мере находятся в узком интервале. Кроме того, государства — члены ЕАЭС заявляют о планах по переходу к таргетированию инфляции с гибким обменным курсом. Но различия в политике все же сохраняются. По данным финрегуляторов стран — членов ЕАЭС, в Казахстане, России и Армении среднесрочная цель по инфляции составляет порядка 4%, Беларуси – 5%, Кыргызстане – 5–7%.

Проведенный нами анализ показал, что разнородность структур экономики и экономической политики государств — членов ЕАЭС приводит к различиям в механизмах монетарной трансмиссии. Они выражаются как во времени воздействия принимаемых политических решений на целевые макроэкономические переменные, так и в их силе и эффективности.

— В чем, с вашей точки зрения, причина низкого уровня эффективности координации денежно-кредитных отношений между странами ЕАЭС?

— Причины здесь связаны прежде всего с тем, что мы только начинаем строить общий финансовый рынок. Все предыдущие годы наши страны проводили очень разную монетарную политику. Были какие-то общие моменты. Многие страны, к примеру, пытались фиксировать валютный курс, но у всех это получалось по-разному. У всех были свои проблемы. В Беларуси случались периоды очень высокой инфляции, у России и Казахстана ситуация с инфляцией была получше, но они испытывали укрепление реального курса и т. п. Но как раз кризис цен на нефть 2014–2015 годов показал, что если не координировать политику, мы можем очень сильно вредить нашим экономикам, например снижать конкурентоспособность, препятствовать взаимной торговле, инвестиционным потокам.

Сейчас согласование макроэкономической политики проходит в рамках Евразийской экономической комиссии. Кроме того, центральные банки наших стран встречаются и вырабатывают какие-то общие принципы.

Все государства ЕАЭС намерены проводить политику инфляционного таргетирования. Причем некоторые страны уже перешли на этот режим (Россия и Армения). Есть те, кто только заявляет о том, что сделают это в ближайшее время. Другие государства, к примеру Казахстан, находятся в процессе перехода. На наш взгляд, это уже плюс. Это стабилизирует ситуацию с валютными курсами между нашими странами. Если все страны ЕАЭС примут примерно одинаковую цель по инфляции, а так это и происходит, то, безусловно, в будущем, когда ЦБ будут стараться достигнуть единого уровня, скажем в 4%, взаимные валютные курсы будут менее волатильными. Таким образом, наметились общие идеи и подходы к денежно-кредитной политике. Все это должно повлиять на согласованность макроэкономических показателей: валютных курсов, процентных ставок и инфляции в наших странах.

— Каким образом сказывается углубление экономической интеграции на конкретные рынки стран, входящих в состав ТС и ЕАЭС?

— Безусловно, углубление экономической интеграции положительно сказывается на общих рынках стран. Если внимательно смотреть на торговлю между нашими государствами, то можно заметить, что суммарный объем торговли упал. Это, конечно, в первую очередь падение цен на энергоресурсы. В то время как торговля ЕАЭС, не связанная с энергетическими ресурсами, имеет более позитивную динамику. Это очень важно для Казахстана, поскольку он заявляет, что проводит индустриализацию, пытается развивать свою промышленность, и не только топливно-энергетический комплекс, но и иные отрасли. И здесь без интеграции, не имея общего защищенного рынка, конечно, будет сложно.

Вместе с тем, рассматривая вопрос успешной монетарной координации между странами ЕАЭС, можно отметить наличие конвергенции и усиление синхронизации бизнес-циклов. Наш анализ показал, что в странах ЕАЭС наблюдаются процессы реальной, номинальной и институциональной конвергенции. Однако они идут неравномерно и затрагивают не всех членов экономического объединения одновременно. К примеру, между Беларусью, Казахстаном и Россией имеет место реальная конвергенция догоняющего типа, когда уровни валового внутреннего продукта на душу населения по паритету покупательной способности в Казахстане и Беларуси последовательно сближаются с аналогичным показателем в России. Армения также постепенно сокращает свое отставание от России по уровню ВВП на душу населения по ППС, однако это происходит крайне медленно. А вот Кыргызстан в настоящее время практически не демонстрирует конвергенции с лидерами ЕАЭС, имея очень низкий исходный уровень душевого дохода.

— Недавно Министерство финансов РФ сообщило о своем намерении выйти на валютный рынок страны. Может ли, с вашей точки зрения, данное решение как-то отразиться на рынках других стран?

— Да, сейчас мы как раз занимаемся этим вопросом, и часть нашего следующего доклада будет посвящена именно этой теме. Отмечу, что решение Минфина России в конечном итоге положительно скажется на Казахстане. Потому что в России, так же как и в Казахстане, при переходе к плавающему курсу обнаружилось, что он сильно зависит от цен на нефть. В России в 2014 году, когда были еще высокие цены на нефть, экспорт топливно-энергетических товаров занимал почти 70%. Понятно, что при падении цен на нефть курс национальной валюты очень серьезно колеблется. Вы знаете, что в 2014 году Россия, не имея возможности поддерживать фиксированный курс, начала его ослаблять, а Казахстан все еще продолжал поддерживать — видимо, рассчитывая, что это временный шок и цены на нефть вернутся к прежним уровням. Это вполне объяснимо, поскольку на тот момент мы уже имели опыт 2009 года, когда цены на нефть очень сильно просели, но достаточно быстро восстановились. Впрочем, в 2014–1015 годах оказалось, что колебания российского рубля в зависимости от цен на нефть, были от 33 до более чем 80 рублей (в отдельные дни). Это непозволительный диапазон. Возник вопрос: как уменьшить волатильность обменного курса по причине колебания цен на нефть, не прибегая к его фиксации? Ответ прост: меньше продавать вырученных от продажи энергоресурсов долларов на внутреннем рынке. В общем-то, это именно то, что собрался делать Минфин России. Он решил, что часть валютной выручки, которую раньше сохранял в рублях, теперь будет сохранять в долларах. Это уменьшит волатильность курса российского рубля и, соответственно, повлияет на стабильность взаимной торговли, в том числе с Казахстаном, поскольку, когда рубль сильно ослабляется, у российских товаров появляется конкурентное преимущество.

— Как в этой связи ЕАБР оценивает усилия Нацбанка РК относительно режимов курсовой и денежно-кредитной политики в стране?

— Еще раз обращу ваше внимание на то, что введение режимов свободно плавающего валютного курса — это единственное возможное и единственно правильное решение. Альтернатив здесь быть не могло и быть не может, особенно в той ситуации, в которой мы находимся вот уже несколько лет. Но, конечно, должно пройти какое-то время, чтобы оценить, насколько эффективны шаги реализации режима инфляционного таргетирования. Особенно с учетом того, что все прошлые годы, даже десятилетие экономика работала при фиксированном курсе. Но опять-таки это усилие можно оценивать положительно, о чем мы писали в своем докладе.

— Не могли бы вы назвать какие-либо благоприятные факторы, которые могут поддержать доходы населения Казахстана и инвестиционную активность в стране?

— Казахстан, так же как и другие наши страны, пережил некоторую, скажем так, турбулентность с введением плавающего курса. Это отразилось на инфляции, которую Центральный банк достаточно благополучно, не без влияния внешних факторов, приводит к целям, о которых он сегодня заявляет. Здесь, мне кажется, самый очевидный момент, который мог бы помочь удержать инвестиционную активность, – это необходимость стабилизировать инфляцию и соответственно снизить процентные ставки.

— Что подразумевается под внешними факторами?

— В первую очередь это мировые цены на импортируемые товары. К тому же нельзя не учитывать момента стабилизации инфляции в России. В Казахстане импортируемая инфляция оказалась ниже.

— Значит, в данном вопросе возможность появления каких-либо ожиданий на местных рынках в связи с новой политикой в США и Европе можно исключить?

— Да, возможно, у бизнеса могут формироваться ожидания исходя из текущей политической ситуации. Полагаю, избрание Дональда Трампа добавляет толику неуверенного оптимизма. К примеру, многие ожидают, что будет более благоприятно решен вопрос с санкциями в отношении России, станет проще занимать на международных рынках и привлекать инвестиции, что подстегнет и российскую, и казахстанскую экономки.

Вместе с тем в настоящий момент мы видим серьезную турбулентность в Европейском союзе, связанную с неожиданными итогами референдума в Великобритании о выходе из ЕС. Не исключено, что феномен Brexit связан с возможными системными ошибками в ходе эволюции Евросоюза. Высокий уровень политической интеграции, доминирование брюссельского законотворчества, а также не вполне проработанные механизмы при расширении еврозоны, не обеспечившие финансовую и бюджетную устойчивость некоторых стран, привели к серьезным последствиям, связанным с потерей долговой устойчивости и финансовой стабильности. Внимательное изучение опыта ЕС и понимание настоящей ситуации в ЕАЭС позволят принять верные решения в сфере углубления интеграционных процессов.

— Какие рекомендации ЕАБР были предложены Казахстану в прошлом году? Действительно ли они были реализованы и каким образом? А если все-таки нет, то с чем это связано. Как вы считаете?

— Поскольку мы являемся распорядителями Евразийского фонда стабилизации и развития (ЕФСР), в том случае, если у нас со страной есть какие-то программы, например как с Беларусью и Арменией, то мы можем что-то рекомендовать. Например, относительно проведения монетарной или налогово-бюджетной политики. Но Казахстан не обращался в ЕФСР. У него нет для этого необходимости, поскольку страна имеет достаточно финансовых запасов — серьезные валютные резервы и национальные фонды. Плюс активно привлекает внешние инвестиции. Следовательно, банк не имеет каких-либо полномочий что-то рекомендовать Казахстану.

— Что именно, с вашей точки зрения, мешает Казахстану проводить эффективную монетарную политику?

— Естественно, есть некоторые сложности. И мы со стороны видим, что Центральный банк Казахстана с этим сталкивался. Во-первых, это достаточно высокий уровень долларизации. Причем несоответствие долларизации активов и пассивов банковского сектора. Во-вторых, все еще высокий уровень инфляции. В Казахстане на конец прошлого года уровень инфляции был выше 8%. Понятно, что Нацбанк РК старается действовать в рамках поставленных целей, но все-таки это еще достаточно высоко. Напомню еще раз, в своем докладе мы говорили, что цель в 4% для наших стран является оптимальной. В-третьих, это достаточно сложно работающие каналы трансмиссии монетарной политики. Взять, к примеру, канал процентной ставки. Здесь важный момент, что все предыдущие годы режим валютного курса был фиксированным, управляемым, а сейчас ситуация совсем другая. Если Центральному банку удастся убедить экономических агентов в том, что он имеет твердое намерение достигнуть заявленную цель по инфляции и таким образом будет формировать ожидания, то тогда мы сможем сделать вывод, что новая монетарная политика инфляционного таргетирования результативна, эффективна и оптимальна. Но пока что для этого у нас нет, скажем так, фактуры. На мой взгляд, чтобы ответить на вопрос об эффективности данной политики, надо дать время Центральному банку Казахстана показать свои способности.

— И как долго это может быть?

— Я думаю, в течение 2–3 лет уже можно будет понять, насколько это работает, но никак не один год или меньше года.

— Казахстан пытается проводить достаточно сбалансированную политику. Но все-таки каким образом колебания нефтяных котировок ограничивает возможности бюджетно-налоговой политики РК по стимулированию внутреннего спроса?

— Основной принцип базируется на том, что часть доходов от экспорта энергоресурсов в нефтедобывающих странах должна тратиться, а часть — сберегаться. В принципе, и в Казахстане, и в России действовало бюджетное правило. И в том, что все деньги не проедались, конечно, большой плюс. Однако цены на нефть были очень высокие достаточно продолжительное время. Безусловно, поскольку цены на нефть сейчас значительно ниже, возможностей простимулировать инвестиции и потребление стало намного меньше. В России, например, введение нового бюджетного правила планируется с 2020 года, с ценой отсечения на нефть выше $40 за баррель. То есть ожидается, что в 2020 году первичный дефицит будет 0% при цене $40 за баррель. Сейчас он минус 3% при этой же цене. И все полученные доходы сверх $40 будут сберегаться. В тот момент, когда цена на нефть будет ниже $40 за баррель, эти доходы будут использоваться на покрытие дефицита бюджета. Полагаю, нечто подобное будет делать и Казахстан. Но здесь надо отметить, что в свое время налогово-бюджетное правило в Казахстане было достаточно грамотно составлено. Теперь вопрос в том, насколько следует его подкорректировать под новую реальность.

— По данным, опубликованным в прошлом году в российских СМИ, ЕАБР полагал, что в течение 2017 года наиболее вероятен инерционный сценарий восстановления экономик стран СНГ, и в частности РК, и снижения инфляции на фонде стабилизации внешних условий. По-прежнему ли существует данная точка зрения или под влиянием внешних факторов она изменилась?

— Под внешними условиями мы в первую очередь понимали цены на основные экспортируемые товары, а также ситуацию на международных финансовых рынках и мировой экономики в целом. Так вот, что касается цен на нефть — мы не ожидаем существенного роста или падения. Точно так же, на наш взгляд, пока ничто не предвещает очень серьезных кризисных ситуаций в мире наподобие 2008–2009 годов, когда бушевал мировой финансовый кризис. Поэтому, в общем-то, озвученный сценарий остался в силе.

— Какова сейчас ситуация на рынке сланцевой нефти и насколько велика реальность ее влияния на наши рынки?

— Есть такое ощущение, что при текущем уровне цен на нефть сланцевая добыча нефти начинает быть минимально выгодной. Поскольку большинство месторождений сланцевой нефти безубыточны при более высоких ценах на нефть, мы не считаем, что ситуация со сланцевой нефтью кардинально окажет влияние на цены. Добывать много сланцевой нефти при текущих ценах на нефть экономически не целесообразно. Поэтому вполне возможно, что сильного влияния она не окажет.

— В Казахстане сейчас наблюдается укрупнение структур в банковском секторе. Происходит ли нечто аналогичное в России?

— Мне сложно оценивать данную ситуацию в Казахстане, поскольку я с ней не знаком. Но в России такое происходит, потому что иногда банковские структуры создавались ради каких-то непрозрачных интересов и целей и, быть может, не всегда для законных. В последнее время чуть ли не еженедельно приходит информация о том, что лишили лицензии тот или иной мелкий банк. Мне кажется, это оправданно, потому что некоторые банки создавались под очень узкие специальные интересы. Это нездоровая ситуация в банковском секторе, и, на мой взгляд, она могла влиять на устойчивость банковской системы.

— Не могли бы вы озвучить прогноз относительно возможного дальнейшего развития денежно-кредитной политики, уровня инфляции и инвестиционной привлекательности Казахстана? В последнее время здесь разразились серьезные скандалы вокруг крупных игроков на внутреннем рынке: ЕНПФ, «Байтерек» и «Самрук-Казына». Могут ли эти скандальные истории существенно повлиять на инвестиционную привлекательность страны?

— Мне кажется, что нужно оценивать политику в целом по фундаментальным вещам. Что касается денежно-кредитной политики, как я уже отмечал, надо дать некоторое время Центральному банку Казахстана показать свою способность в плане проведения нового режима монетарной политики, инфляционного таргетирования. Давайте подождем, и, я думаю, в ближайшие год-два можно будет уже более детально оценивать ситуацию. Что касается уровня инфляции, опять-таки здесь все будет зависеть от способности ЦБ РК. По нашему прогнозу, инфляция должна снижаться, по крайней мере в будущем году. Что касается инвестиционной привлекательности, то здесь Казахстан уже немало сделал, но многое будет зависеть от того, насколько удастся грамотно проводить денежно-кредитную и налогово-бюджетную политику. Уровень госдолга пока что не вызывает никакого беспокойства. Будем смотреть, насколько получиться сбалансировать дефицит бюджета, насколько удастся консолидировать бюджет при нынешних ценах на нефть. На мой взгляд, это именно то, на что в первую очередь обращают внимание инвесторы, а не на скандалы, которые сотрясают сейчас информационное поле страны. Сегодня поговорили — завтра забыли, тогда как более долгосрочные моменты для инвестиционного климата, конечно, гораздо важнее всего.

— Спасибо за беседу!