Олег Егоров: "Отсутствие стратегии в нефтянке

Обеспечен ли отечественный рынок качественным топливом? Своей точкой зрения о проблемах трех НПЗ и мини-заводов в РК поделился в «Къ» профессор Института экономики МОН РК Олег Егоров.

— Олег Иванович, насколько нужны нам мини-НПЗ и могут ли они выйти из категории «теневого бизнеса»?

— В свое время у меня выходила монография, где я приводил примеры действующих мини-НПЗ в Западной Сибири в тот период, когда там шло бурное освоение месторождений. Доставка горючего была слишком роскошным мероприятием, поэтому там создавали свои мини-НПЗ. В частности, в Уренгое. Они обеспечивали всю тяжелую технику, которая работала на дизтопливе, а также производили примитивный автомобильный бензин. Но эти заводы работали в таких глухих местах, куда очень трудно подвозить горючее. И они вполне справлялись с этой миссией.

— А качество?

— Качество было очень плохим. Но это были годы начала освоения, и тогда советские установки не отвечали сегодняшним требованиям, когда нужно обессеривать поступающую нефть, депарафинизировать ее. Это был обычный перегонный аппарат, известный из химии. Но тогда и техника была более приемистой к таким типам дизельного топлива и автобензина. Конечно, не было и речи о евростандартах и прочих требованиях. А сегодня ситуация изменилась – нужен минимум стандарт Евро-2. Сегодня же мини-заводы могут создаваться также в отдаленных районах, в районах, которые не имеют своей инфраструктуры, но нефть там добывается. Таких частных компаний у нас много. Кто-то, к примеру, имеет десяток скважин, и ему тоже надо куда-то девать эту нефть. Поэтому есть потребность в создании мини-НПЗ.

Знаете, на ежегодной выставке KIOGE постоянно участвуют организации, которые продают оборудование для мини-НПЗ. Но это востребовано лишь в исключительных случаях. И есть еще один нюанс. Неважно, где расположили этот объект – под Таразом или под Алматы, он вырабатывает АИ-80, поскольку это самая простая технология. Тут же в него могут добавить свинцовую добавку тетраэтилсвинец и получить АИ-92. Затем найти точку сбыта и продавать. Но это уже незаконно и граничит с Уголовным кодексом.

— Но срок действия присадки очень небольшой…

— Но и реализация идет очень быстро. Приготовили, отправили, реализовали.

— Есть какая-то статистика по казахстанским мини-НПЗ?

— Я встречаю иногда попытки сравнить продукцию, и, чаще всего, они очень успешны, потому что те, кто представляет собственников, договариваются с кем-то заранее, чтобы не очернить свое предприятие. В свое время в Западно-Казахстанской области был построен мини-НПЗ «Конденсат». Он и сегодня работает. Но в данное время исходного сырья нет. Помню, что они заключили договор с Karachaganak Petroleum Operating B.V., были разные тяжбы, и теперь неизвестно, где они сейчас берут сырье. Но недавно в СМИ я прочитал, что они довольно активно работают и выпускают продукцию хорошего качества.

— А могут работать такие заводы в плане выпуска бытовой химии – растворителей и прочего? То есть, производить легальную продукцию, которая востребована.

— Чтобы производить растворители, нужна серьезная технология. В этом случае из исходного сырья нужно выделять этанол-пропановую фракцию и пускать ее в следующие переделы. А мини-НПЗ на это не ориентированы, их продукция – просто дизтопливо и бензины. Нефте- и газохимия – это уже более сложное производство. Мелкими технологическими режимами тут уже не отделаешься.

— А что касается мазутов? Понятно, что мини-НПЗ глубокую переработку себе позволить не могут. Но могли бы они работать, используя в качестве исходного сырья не нефть, а мазуты?

— Если в составе технологических процессов будет переработка мазутов, то это уже вторичные, деструктивные процессы глубокой переработки. Это вполне возможно. Если на мини-НПЗ гонят бензин из нефти, а в одной тонне содержится где-то 25% бензиновых фракций и 30% — керосина или дизельного топлива, то остальная часть – это мазут. Это не меньше 50%. Так вот, если эти 50% вовлечь в соответствующие деструктивные процессы, то есть процессы глубокой переработки, то мы получим еще где-то 25-30 % топлива. Но это будет резкое удорожание такого объекта, на что люди, которые строят мини-НПЗ, скорее всего, не пойдут. Им проще будет продавать мазут, что они и делают. На мазуте что только не работает – вплоть до маленьких котельных.

— Так есть ли смысл в мини-НПЗ при легальном производстве? Или это все в полукриминальной сфере?

— Есть смысл этим заниматься только в тех случаях, когда эти заводы ставятся в местах, куда очень трудно или очень дорого подвезти горючее и для обеспечения местных нужд это нормально. Тем более, что они не могут конкурировать, если поставить такой объект в районе Павлодарского нефтехимического завода. В этом случае есть смысл такого производства, если только продукция мини-НПЗ будет реализовываться нелегально.

— Есть ли какие-то новые технологии в этой сфере или все осталось на уровне середины прошлого века?

— Конечно, технологии совершенствуются. Для мини-заводов сегодня есть такой набор технологических установок, который резко отличается от того, что было в прежние годы в Уренгое. Но все равно это мелкий завод, который не способен предоставить широкий ассортимент продукции высокого качества.

— Если у нас будет реализована модернизация трех заводов, то единственным аргументом в пользу мини-НПЗ остается лишь проблема с логистикой, в редких случаях.

— Мы уже много лет говорим о модернизации. И каждый год одно и то же. Допустим, Атырауский нефтеперерабатывающий завод работает с 1945 года. Уже и не сосчитать сколько было модернизаций. В последние 6-7 лет говорили о двух модернизациях. Первую проводили японцы, «Marubeni Corporation», чтобы получить Евро-2. Все подготовили, ввели в эксплуатацию соответствующие установки. При этом Евро-2 был самым передовым стандартом лет 6-7 назад. Но откуда он может получиться, если на завод сырье поступает с разных месторождений? Там и металл, если нефть идет с Бузачей, там и парафин, если она идет с Мангышлака, и сера, если сырье с Тенгиза. Вот такая смесь, как правило, перерабатывается на АНПЗ. Откуда тут может быть качество? Там надо ставить установку демаркаптанизации (удаление серы), депарафинизации и деметаллизации. А металлы, кстати, мы еще не умеем удалять.

Потом пришли китайцы и говорят, что удалят ароматику из бензиновых фракций – бензол, ксилол, параксилол, и получат Евро-3, Евро-4 и, возможно, Евро-5. Но ароматику они заберут к себе, в Китай. Они молодцы – будут штамповать из этой ароматики товары широкого потребления и гнать к нам же на рынок. И они уже вроде бы заканчивают модернизацию АНПЗ.

Шымкентским заводом мы пополам владеем с китайцами. Там вообще, скорее всего, проведут небольшую «уборку территории», чтобы все выглядело красиво, надежно. Почему? Туда пойдет кумкольская нефть и немного российской. А это опять смесь. И снова все возвращается на круги своя. Установки должны работать, используя сырье одного и того же физико-химического состава с одного месторождения. Тогда их настраивают на конкретное сырье. У нас такого завода нет. Только Павлодар, в основном, работает на российской нефти. И помимо всего прочего, на все заводы дают давальческую нефть на переработку.

У нас три нефтеперерабатывающих завода мощностью 5-7 млн тонн в год переработки нефти. Когда речь идет о четвертом заводе, то надо прямо сказать: у нас есть крупные месторождения. Худо-бедно Кашаган ввели и уже распределяются те объемы добычи, которые будут идти по разным трубам. Так вот там, в 80 км от берега, находится месторождение, которое будет все время увеличивать добычу и которое может на долгие годы снабдить нефтью новый нефтеперерабатывающий завод в этом регионе, допустим, в том же Карабатане (Атырауская область). Причем, сырье — это будет одного и того же качественного состава. Но мы же пока метаемся – то давайте построим в Костанае, то в Актау. Вот такая у нас политика распоряжения своими ресурсами.

— То есть та модернизация с установками каталитического крекинга не спасет ситуацию?

— Главный вопрос заключается в том, будет ли поступать сырье постоянно одного и того же качества. Если будет – то мы выйдем и на Евро-4 и на Евро-5, если говорить о топливе. Может быть и из мазута будут получать точно такие же качественные продукты. Если же нефть будет разного качественного состава, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Есть ли у нас инвесторы для нового завода?

— Сейчас сложное время. Но пройдет год, и не исключено, что они появятся. Прежде всего, это интересно китайским инвесторам. Они с удовольствием сейчас внедряются в нашу перерабатывающую отрасль. Они вошли в АНПЗ со своей технологией, построили ПЗ на базе старого завода пластмасс в Актау. Там перерабатывается миллион тонн бузачинской нефти, в которой в крупных объемах содержится ванадий и никель. Но они там получают битум для дорожных и строительных работ. Пару лет назад этот завод запустили. Китайцы же имеют половину доли в Шымкенском заводе. Поэтому переработка их интересует. Не случайно они выкупили 8,33 % участия в Кашагане у КазМунайГаза.

— Есть ли какой-то государственный контроль, чтобы ограничить потребителей от некачественного топлива от тех же мини-НПЗ?

— Это должен быть ежедневный контроль. Нужно было бы приучить все АЗС и заводы к тому, что их проверят и в случае чего накажут очень серьезно. Но контроля как такового у нас нет. На мой взгляд, показателем тому может служить недавний запуск Кашагана. Его должны были запустить 5-6 лет назад, но отложили и увеличили суммы затрат. Потом еще раз отложили и увеличили бюджет до $136 млрд. Каждый раз наша компания получала определенную долю участия. Это, конечно, позитивный момент. Но когда после ввода в эксплуатацию потекли трубы – это ли не показатель отсутствия контроля? Одна наша компания участвовала, может, ни в приобретении труб, но как акционер. Другая принимала участие в монтаже. Кто-нибудь контролировал этот процесс? Отделываются лишь штрафами. В отрасли если и есть контроль, то исключительно поверхностный.

Кроме того, сама генеральная линия развития отрасли непонятна – то мы выкупаем два завода в Румынии со своей технологической базой и сетью АЗС в Европе, то продаем 50% китайцам. Для чего этот весь сыр-бор при затраченных огромных средствах? Поэтому КазМунайГаз все время в долгах. Где это было, чтобы из такого фонда, как наш фонд национального благосостояния, помогали нефтяной компании? Она же должна давать основные долларовые поступления и в бюджет, и в Нацфонд.

Еще один пример неразумного расходования средств был с англичанами, которые нам «кинули косточку», дав блок в Северном море. На бурение и прочие работы затратили где-то $40 млн, не получили ни капли нефти и вернулись восвояси. Вот так можно раскидываться миллионами.

Также в свое время министерство нефтяной и газовой промышленности заключило договор с Россией о поставке 1,2 млн тонн автомобильного бензина АИ-92. Потом пересмотрели идеологию и предложили отдать Китаю 2 млн. тонн нефти, чтобы вблизи наших границ ее переработали и построить продуктопровод. Люди, находящиеся на высоких постах, говорят о таких глупых вещах, что просто диву даешься. Что такое передать китайцам нашу нефть, когда ее нам самим не хватает? И что значит построить продуктопровод? Это 200 км только от завода до нашей границы. Каждый километр стоит миллион долларов. Следовательно, снова $200 млн выбросить на временный проект.

Есть где-нибудь генеральная линия развития отрасли? Вряд ли. Все идет стихийно и спонтанно. Люди должны понимать, что нужно государству. Даже при том, что наша доля добычи всего 20%, нужно думать, как мы можем обязать иностранные и отечественные компании дать определенное количество сырой нефти на наши заводы не по мировым ценам, а по нашим внутренним. Поэтому мы и «прогораем».

— То есть, Вы полагаете, что топливо у нас продается по таким ценам из-за того, что мы не можем обязать компании сдавать сырье на наши заводы?

— Наше топливо дорогое еще и по другой причине. Например, установка рассчитана на переработку одного миллиона тонн нефти. Но этого миллиона нет – туда мы пускаем всего 650 тысяч. Но доля заводских затрат, то есть, пар, электроэнергия, тепло, ремонты, зарплаты и прочее, при этом увеличивается. А загружать для снижения стоимости – нечем. Нормальная переработка на АНПЗ 4,5 млн тонн и около 4,3-4,5 млн тонн – на двух других. То есть, мы перерабатываем около 14 млн тонн. А полная загрузка должна была быть на 18 млн тонн. То есть, четырех миллионов нам не хватает, потому что и мы хотим торговать, когда нефть стоит дорого, и нашу долю, которую Казахстан имеет в добыче, мы тоже продаем.

— Но должны быть балансы – часть на внутренний рынок – часть – на экспорт.

— Попробуйте заставьте владельца того или иного месторождения продать внутри страны. Ему это не выгодно.

— Спасибо за интересную беседу!