Роль ислама в Казахстане будет только возрастать?

В связи с ростом популярности ислама среди населения, страны Центральной Азии могут измениться до неузнаваемости.

Год назад в фойе тегеранского отеля Parsian Enghelab довелось побеседовать с одним из местных жителей. В момент просмотра фотографий, сделанных на знаменитой площади Азади, ко мне неожиданно подошёл седовласый человек, представившись Фархадом. Глянув на фотографии, он задумчиво заметил, что в 1980 году был студентом университета и считал себя атеистом. «Нас сломали всего за один год. Университет был закрыт, все стали массово ходить на пятничную молитву, а всех женщин заставили надеть хиджаб и рупуш (так называют манто в Иране — прим.). Тех, кто отказывался следовать новым правилам, жестоко наказывали стражи революции, большая часть которых были выходцами из отдаленных провинций», — поделился своими воспоминаниями Фархад. По словам моего собеседника, еще в начале 1979 года мало кто из его друзей предполагал, что, опирающееся в основном на очень бедных жителей сельской местности духовенство станет во главе страны.

Мечеть как центр социализации

Разговор с Фархадом отчётливо вспомнился во время состоявшейся в Алматы 7 сентября при поддержке германского фонда имени Фридриха Эберта презентации аналитической работы «Ислам и политика» из цикла «Центральная Азия: пространство «шелковой демократии». Ведь по наблюдению экспертов из Central Asia Policy Group (CAPG), несмотря на старания властей центрально-азиатских государств контролировать деятельность мусульманских общин, последние все чаще сами начинают оказывать влияние на властные структуры и проводимую ими политику.

Особенно эти тенденции заметны в Кыргызстане, где при значительном увеличении числа мечетей с 1 973 в 2009 году до 2 669 в 2017 году, все больше политиков стараются заручиться поддержкой местных имамов, пытаясь найти общий язык с резко возросшим числом людей, придерживающихся законов Шариата. «У нас есть такой политик — Турсунбай Бакир уулу. Давая присягу в Жогорку Кенеше, в нашем парламенте, в нашем официально светском государстве, он в последний момент убрал Конституцию и положил руку на Коран», — заметила во время презентации своей части аналитической работы «Ислам и политика» эксперт из Бишкека Эльмира Ногойбаева. При этом она особо отметила факт вовлечения все большего числа религиозных деятелей в политические процессы, происходящие в Кыргызской Республике.

Интересно, что возросшая религиозность населения Кыргызстана уже входит и в противоречие с объявленным ранее на официальном уровне курсом на строительство светского государства. Например, на улицах не только Оша, Джалал-Абада или Нарына, но и Бишкека, и Чолпон-Аты нередко можно встретить группы молодых людей, которые, порой открыто и в достаточно агрессивной форме требуют от проходящих мимо них женщин отказаться от европейских одежд в пользу хиджабов и манто. Правда, пока такие требования периодически встречают отпор. И не только при непосредственных стычках с «учителями нравственности», но в виде различных акций, во время которых решительно настроенные феминистки в коротких юбках и шортах организованно появляются возле мечетей, тем самым подчеркивая, что Кыргызстан пока еще остается светской страной. Другое дело, что если ряды смелых женщин постепенно сокращаются, то количество людей, желающих жить по законам Шариата, напротив, увеличивается. Вот и Эльмира Ногойбаева отметила, что эти тенденции стали наблюдаться практически повсеместно: «Это становится сразу заметно, когда выезжаешь за пределы столицы, скажем в Иссык-Кульскую область или Баткенскую область, где мы видим, что основное место социализации не только молодежи, но и всех живущих там людей, стала мечеть».

Была такая партия

Иная ситуация наблюдается в Таджикистане, где ислам является неотъемлемой частью культуры на протяжении уже более 1300 лет. Соответственно, «одежный вопрос» там никогда остро не стоял. И именно этим объясняется как безуспешность проводимой Кремлем в этой республике религиозной политики, так и наличие в стране 3930 мечетей, что намного больше, чем где-либо в Центральной Азии. К тому же, Таджикистан является единственной страной в регионе, где официально действовало оппозиционное политическое объединение религиозной направленности — партия исламского возрождения Таджикистана, на протяжении многих лет открыто выступавшая за построение в республике исламского государства. Некоторые изменения стали наблюдаться после последних парламентских выборов 2015 года, когда Таджикистан взял курс на построение светского общества. Без нюансов не обошлось. Решением Верховного суда страны Партия исламского возрождения была закрыта, а сам Эмомали Рахмон вместе с членами своей семьи стал всё чаще примерять на себя и роль религиозного лидера страны. «Он и его семья совершили малый хадж. Рахмон участвовал в традиционной исламской молитве и церемонии поднятия гроба на похоронах первого президента Узбекистана Ислама Каримова. Он публично прочитал молитву перед перекрытием реки Вахш на плотине Рогуна», — отметил в своем докладе эксперт из Таджикистана Абдугани Мамадазимов.

Более того, Рахмон стал инициатором создания религиозной общественной организации «Совет улемов», которая стала влиятельней Духовного управления мусульман Таджикистана. Имам-хатибам пятничных мечетей стали выплачивать заработную плату, фактически приравняв их к государственным служащим. Вместе с тем нельзя сказать, что властям Таджикистана удалось установить полный контроль над местной уммой. Достаточно сложные отношения у Душанбе складываются с духовенством Горного Бадахшана, население которого придерживается одной из шиитских ветвей ислама — исмаилизма, тогда как в большинстве своем таджики являются суннитами ханафитского мазхаба. Еще более серьезной головной болью являются радикально настроенные исламисты, которых Абдугани Мамадазимов считает реальной угрозой для будущего Республики Таджикистан. «В 2015-2017 годах на правом берегу Пянджа-Амударьи новые участники не очень хорошего «каравана» под названием ИГИЛ (организация запрещена в Казахстане — прим.). Потому многие жители Таджикистана задались вопросом: а что будет, если родственники наших родственников перейдут Амударью с оружием в руках, и какую тогда позицию займут сторонники закрытой партии исламского возрождения Таджикистана?» — заметил таджикский эксперт.

В ожидании лидеров новой формации

Медленно, но верно меняются взаимоотношения между властью и духовенством в Узбекистане и Казахстане. И если в Казахстане эти процессы пока имеют относительно вялотекущий характер, то в Узбекистане после смерти Каримова наблюдается ренессанс исламских ценностей. Да, в узбекских городах пока еще трудно встретить людей в традиционных мусульманских одеждах: сказывается запрет ее ношение в общественных местах, введённый во времена первого президента Узбекистана. Тем не менее, изменения, в ряде случаев даже пикантные, уже видны, как говорится, невооруженным глазам. Например, некоторые молодые женщины стали сочетать несочетаемое — традиционный исламский платок с обтягивающими тело джинсами или легким платьем выше колен. Отдельные бизнесмены стали отказываться проводить деловые встречи в период с 12 до 14 часов дня и с 18 до 20 часов вечера. Замечено значительное увеличение числа прихожан в местных мечетях.

По словам эксперта из Узбекистана Сардора Салимова, начавшаяся в его стране реисламизация уже прошла две стадии в своем развитии. Где первая стадия — это самоидентификация людей, как истинно верующих мусульман, желающих совершить хадж в Мекку и Медину, тогда как вторая — интеллектуально-ориентированная, связана с потребностью понимать смысл содержания Корана и Сунны. «Уже появилась критическая масса образованных, зрелых мусульман. Началась третья стадия, которую можно назвать политически ориентированную. То есть, все больше мусульманских активистов в Узбекистане готовы требовать, чтобы страна управлялась в соответствии с исламскими ценностями», — заметил Сардор Салимов.

Что касается Казахстана, то, несмотря на большее число, чем в Узбекистане действующих мечетей (2 516 на 18 миллионов жителей против 2 065 на 32 миллиона узбекистанцев), в нашей стране, по мнению отечественного политолога Саната Кушкумбаева, пока еще наблюдается гармония религиозно-светских отношений. К тому же имамы казахстанских мечетей не имеют авторитета, сравнимого с авторитетом государственных чиновников на местах. Во многом это объясняется сохраняющейся неосоветсткой практикой контроля государства над религиозной сферой. Тем не менее, считает Санат Кушкумбаев, учитывая тренд дальнейшего укрепления связей Республики Казахстан с мусульманским миром, можно ожидать, что роль ислама и религиозной идентичности в нашей стране, как и у соседей по Центральной Азии будет только возрастать.

Кстати, уже во время дискуссий эксперты CAPG не только отметили связь между собой духовных управлений мусульман стран Центральной Азии, но и допустили возрождение регионального центра ислама на базе высшего медресе Мири Араб в Бухаре. Более того, учитывая рост популярности ислама у населения Центральной Азии, они не исключили появления лидеров новой формации, которые опираясь на традиционные исламские ценности, способны изменить политический ландшафт не только в своих странах, но и во всем регионе. И если такое действительно произойдет, остается только надеяться, что эти лидеры не повторят печальный опыт Ирана.