Планирование в условиях Казахстана невозможно. Поэтому правительство должно работать индивидуально с каждым инвестором. Исполнительный директор ОЮЛ «Республиканская ассоциация горнодобывающих и горно-металлургических предприятий» Николай Радостовец рассказал «Къ» о своем видении развития горно-металлургической отрасли в 2019 году.
– Николай Владимирович, каков Ваш прогноз для отечественных металлургических компаний на 2019 год?
– Мне кажется, цены на металлы будут менее благоприятными в наступившем году, чем в 2018. Намечается ухудшение конъюнктуры цен. И это мы уже ощущаем. К примеру, с октября прошлого года снижаются цены на алюминий, медь, цинк и другие базовые металлы. Рынки реагируют на торговые войны, которые продолжались в 2018 году, и может быть совершенно неожиданное ухудшение конъюнктуры, поскольку торговые войны всегда вносят еще больше непредсказуемости в объемы продаж. При этом меняются и взаимоотношения между производителями, трейдерами, покупателями. Причем на отдельных рынках происходит расширение собственных производств металлов. А это увеличивает предложение. Поэтому сказать, что мы оптимистично настроены по ценам – я не могу.
– Как Вы можете охарактеризовать прошлый год? Какие были тенденции в черной и цветной металлургии?
– В целом, 2018 год был для горно-металлургической отрасли на подъеме. Мы смогли не только сохранить производство, но и нарастить. Причем не только в стоимостном, но и в натуральном выражении по целому ряду компаний. Это касается и угледобывающих компаний, и горно-металлургических производств.
Хочу также отметить введение санкций в отношении российской компании «Русал», что привело к росту цен на алюминий в определенный период времени. Но после того как рынок отреагировал на то, что санкции снимаются, цены упали существенно — ниже того уровня, который был до введения этих ограничений.
Также нестабильно вели себя и цены на черные металлы. Мы ощущали и ощущаем на себе те или иные антидемпинговые и ограничительные меры, которые, к примеру, предпринимались в отношении компании по производству стальной продукции со стороны ЕС и США. Это не очень позитивный момент.
Кроме того, у нас есть потребность в наращивании объемов по тем металлам, которые востребованы в связи с тенденциями в области цифровизации, с созданием в Европе и США достаточно стабильного производства электромобилей. И целый ряд инвесторов задумываются над тем, как создать в Казахстане мощности по производству редкоземельных металлов. Но, на наш взгляд, для этого нужны изменения в налоговое законодательство, особенно в свете того, что такие проекты требуют огромных затрат. Мы полагаем, что целесообразно или снижение ставок НДПИ (Налог на добычу полезных ископаемых – «Къ»), или даже их обнуление на какой-то период, хотя бы на пять лет.
– А в Казахстане такая практика была?
– Мы как раз и предлагаем, чтобы она была введена. Сейчас у нас достаточно высокие ставки НДПИ на фоне отсутствия желания инвесторов вкладывать деньги. Проблема также заключается в том, что до начала разработки месторождений не могут применяться инструменты снижения ставок НДПИ для низкорентабельных месторождений. Поэтому инвестор изначально вынужден руководствоваться действующими ставками. Нам кажется, что для увеличения доли редкозема, вообще для создания этой отрасли как таковой, нужны серьезные изменения в налоговое законодательство.
– Есть хороший пример предприятия «КиК Павлодар», ориентированного на производство легкосплавных колесных дисков, когда без всякой поддержки было налажено производство конечного продукта.
– К сожалению, я не могу сказать, что создание такого производства при крупных компаниях становится в Казахстане массовым явлением. Для того чтобы при крупных компаниях появлялись сателлиты, которые занимались бы на месте производством продукции более высокого передела из металла, тоже нужны определенные стимулы.
Да, в случае с производством литых автомобильных дисков из алюминия, это была инициатива предпринимателей. И во многом успех реализации был связан не с экономической поддержкой проекта со стороны государства, а с тем, что инвестор применил технологию разлива жидкого алюминия с учетом того, чтобы его не охлаждать и не нагревать вторично для производства дисков. Производство дисков привязано к электролизному заводу, чтобы на месте получить металл в жидком виде и тут же его разлить с добавлением необходимых компонентов. Это производство оказалось эффективным именно благодаря созданию новой технологии перелива металла в разогретом виде.
Поэтому мы считаем, что вокруг крупных компаний нужно создать особые условия, и уж точно это должна быть широко поддержанная инициатива не только со стороны правительства, нужно, чтобы и акимы провели серьезную работу, помогли с созданием инфраструктуры. Сейчас, в условиях, когда мы работаем в турбулентных условиях в связи с понятной ситуацией в отношении наших партнеров, в частности, из России, нужны нестандартные решения, которые нужно реализовать правительству уже в 2019 году, причем незамедлительно. И уж точно не надо считать по такому принципу, что если мы даем льготы, то потеряем на поступлениях в бюджет.
Надо исходить из того, что если предприятия нет, и нет налогов, то и упущенные поступления считать нельзя. И, по моему мнению, министерствам финансов и национальной экономики нужно изменить подходы к расчету выпадающих доходов бюджета в связи с созданием новых производств. Здесь как раз должен быть подсчитан мультипликативный эффект. И нужно рассчитывать, что для того, чтобы «посеять» новые предприятия, чтобы они были созданы в Казахстане, не бояться, а идти уверенно по пути создания благоприятного климата для инвесторов. И нужно не только обнуление НДПИ, но надо по интересным и перспективным проектам для Казахстана и развития отдельных регионов идти на снижение КПН (корпоративный подоходный налог – «Къ») и ряда других налогов.
– Вы говорите о таких формах поддержки, которые реализованы в рамках СЭЗ?
– СЭЗы в том виде, в котором они у нас создаются, неэффективны, и об этом уже не раз были сделаны выводы не только главой правительства, но и главой государства. СЭЗы, или промышленные зоны, которые мы сейчас пытаемся создать, не дали притока инвестиций в создание новых предприятий. В данном случае нам кажется, что должен быть несколько другой подход. У правительства должно быть право заключения соглашений с инвесторами с предоставлением налоговых преференций, без привязки к какой-нибудь определенной зоне, к какому-то участку земли. Мы видим: государство на создание этих зон потратило немало средств, подготовило территорию, подводку коммуникаций. Но нельзя сказать, что эти зоны эффективны и дали какой-то результат. Поэтому по каждому производству правительству нужно разговаривать индивидуально с инвестором и заключать соглашения. Потому что, даже начиная проект, инвестор привлекает местную рабочую силу на этапе строительства, подводки инфраструктуры, — и там уже возникают налоги. А если он нанимает работников, то тут сам работник начинает платить налоги. И это надо принимать во внимание, а не смотреть на то, что компания, которая будет создана, не будет на данном этапе делать отчисления. Нужно исходить из того, что корова сначала должна вырасти, прежде чем ее доить. Так же и предприятие нужно построить, оно должно заработать. И потом уже пусть оно в полном объеме платит налоги. Поэтому как минимум на пять лет необходимо беспрецедентное снижение.
– Что Вы имели в виду, говоря о том, что у правительства должно быть право на заключение соглашений?
– В нашем законодательстве предусмотрены определенные механизмы привлечения инвесторов. В частности, в Кодексе о недрах предусмотрена возможность заключения соглашений о переработке для инвестпроектов стоимостью свыше 50 млн долларов США. Но эти механизмы пока не находят практической реализации. Поэтому я бы пожелал правительству, и прежде всего – премьер-министру, — в 2019 году более активного обсуждения таких проектов с инвесторами. При этом желаю принятия на себя ответственности по заключению подобных соглашений и отслеживание таких проектов с участием акимов. Другого пути я не вижу в условиях, когда мы будем ощущать недостаточную деловую активность в Казахстане в других секторах экономики. Нам потребуются решительные меры со стороны правительства по поиску инвесторов. И новые функции министерства иностранных дел, перед которым сейчас поставлены задачи по экономизации внешней политики, как раз предполагают привлечение инвесторов в Казахстан и принятие решений на уровне правительства в индивидуальном порядке.
– А есть какие-то конкретные проекты и конкретные инвесторы, о которых можно сейчас рассказать?
– Таких проектов очень много. И по ним просто нужно принимать незамедлительные решения. Я не хочу сейчас приводить примеры неудачных переговоров, а их было достаточно много, потому что обсуждение этой темы ничего хорошего не даст. Просто я еще раз повторю: правительству должно быть предоставлено право принятия беспрецедентных налоговых льгот для тех, кто создает реальные производства и новые рабочие места.
Когда мы видим, что министерство труда вытягивает из бюджета значительные средства на ту или иную переподготовку рабочей силы, которая высвобождается в условиях цифровизации, когда мы видим, что тратятся значительные средства на обеспечение миграции населения на север Казахстана, и делаются попытки создать условия для того, чтобы эти люди нашли работу, то сталкиваемся с тем, что эти в целом правильные меры не находят в итоге свою цель. Это связано с тем, что не хватает производств, реальных рабочих мест.
При этом зарегистрировано много мелких и средних компаний, которые не создают реального вещественного продукта. Они просто участвуют в обслуживании, в инфраструктуре. А это слабое звено в казахстанской экономике.
Кроме того, я считаю, что нужно радикально изменить подходы к работе таких инфраструктурных компаний, как, допустим, железная дорога, то есть, «Казахстан темир жолы». Сейчас в стране не хватает вагонов, и многие не могут по заключенным контрактам отправить за рубеж свою продукцию. Это ненормально. Железная дорога сейчас может обеспечить собственным парком только 42% всех перевозок.
– Но ведь больше года назад представители КТЖ сообщали, что на рынке появилось целых пять конкурентов.
– Альтернативные компании – это хорошо, но процесс их полноценного вхождения в конкурентную среду затянулся, потому что не отрегулирован ряд правовых вопросов, в том числе закон о транспорте, нужны изменения в правила железнодорожных перевозок. В Европе и Америке альтернатива железной дороге есть, потому что там хорошо развиты автомобильные дороги и автомобильный транспорт. А в условиях Казахстана, когда нет такой альтернативы, даже при наличии новых перевозчиков, не нужно ослаблять роль КТЖ в плане содействия в перевозке грузов, не уходить ей с рынка вагонов, а наоборот – активизировать этот процесс, сделать доступной перевозку грузов на дальние расстояния. Ведь многие компании не могут отправить свои грузы в Европу, Японию – просто нет вагонов. И идея так называемой приватизации национального перевозчика должна быть сейчас отложена как недостаточно готовая к рассмотрению. Вывод КТЖ на IPO, о котором сейчас говорит Министерство экономики, уж точно не создаст хорошие условия для казахстанских товаропроизводителей, поскольку сразу увеличит тариф на железнодорожные перевозки не только в зарубежном направлении, но и внутри страны.
Поэтому нам кажется, что надо очень здраво подойти к функционированию таких структур. К примеру, компания KEGOC была выведена на IPO. Улучшилось ли что-то от этого в стране? Просто в 1,5 раза подорожали услуги на транспортировку электроэнергии, и за это заплатило население. То же самое и по КТЖ – увеличатся тарифы, все будут платить больше. Что в этом хорошего?
Также я абсолютно уверен, что политика, которую проводит глава государства по газификации страны, правильная. Она может способствовать созданию новых проектов в горно-металлургическом секторе, потому что на электроэнергии плавить металл очень дорого. Но я не понимаю, почему «КазТрансГаз» не может прогарантировать по инвестиционным проектам стабильную поставку газа и по определенной цене. Этой практики в Казахстане нет. И поэтому инвестор, если хочет строить металлургическое производство, говорит: «У вас дорого, поскольку приходится использовать электроэнергию, а газа нет». Хотя газа в стране очень много. Но почему мы сейчас продаем его в Китай и используем Казахстан как транзитную страну для поставки газа?
– По моему ощущению, казахстанский газ Казахстану все-таки не принадлежит…
– Он принадлежит Казахстану, все зависит от того, как ведет себя правительство, и как оно выстраивает отношения с инвесторами. Это во многом является условием для развития реального сектора. Газ должен быть в каждом городе. Почему в Германии высокоэффективная экономика? Потому что там широко используется в реальном секторе достаточно дешевый газ.
А у нас есть ряд проектов по созданию более высоких переделов в металлургии. Так, на базе Соколовско-Сарбайского комбината мы хотели бы создать комплекс по производству железорудного концентрата либо окатышей. Но нужны стабильные поставки газа, чтобы в документах было зафиксировано, что он будет поставлен в определенных объемах и по определенной цене. Но этого не могут гарантировать ни «Казтрансгаз», ни правительство. И у инвестора сразу возникает вопрос: как работать.
Нам кажется, что политику нужно приблизить к интересам реальных производителей, чтобы была стабильность на перспективу в понимании объемов и цены.
– А возможно ли подготовить карту перспективных проектов и войти с ней в правительство для того, чтобы сдвинуть ситуацию?
– Когда вы говорите, что можно составить карту и показать, где будет построен тот или иной завод, это все можно было реализовать при плановой экономике, потому что под это давали ресурсы, деньги, землю. Сейчас совсем другая система. Мы пытаемся через государственный и квазигосударственный сектор заявлять, что построим в определенном месте завод, но в результате видим, что у предприятий, построенных при участии государства и в которых использованы банковские деньги и государственные средства, нет спроса на продукцию. В конечном счете менеджеры, которые рисковали, создавая эти производства, притом что за ними стояло государство, теперь даже не могут ответить на вопрос, что делать с этими компаниями, не имеющими реального сбыта.
Сейчас в Казахстане экономика с высоким уровнем государственного участия и с высокой его монополизацией. С этим надо считаться. Поэтому многие инвесторы, которые приходят в страну, в числе первых вопросов – взаимоотношения с фондом «Самрук-Казына». И правительство имеет реальные возможности влиять на квазигосударственный сектор. Для этого он и создан – чтобы обслуживать государственные потребности. И если у государства есть потребность привлекать инвестиции и создавать условия для развития бизнеса – это один подход. А если есть цель только создавать условия для бизнеса нацкомпаний – другой. Мне кажется, что важнее первый, потому что эффект для экономики куда больше.
Если национальная компания занимается только зарабатыванием денег, то, конечно, она может быть эффективна. Но национальные компании являются инфраструктурными и созданы не для того, чтобы только зарабатывать и приносить дивиденды государству.
Если бы меня спросили, насколько важны высокие доходы «КазТрансГаза», которые идут государству, я бы сказал, что лучше пусть будут минимальная рентабельность, но при этом были бы обеспечены поставки по самой минимальной цене во все возможные населенные пункты Казахстана, чтобы производство зашевелилось не только в городах, но и на селе. Я бы сказал, что нужно сделать все возможное, чтобы газ, который добывается попутно нефтедобывающими компаниями, сжижался и поставлялся в населенные пункты.
А для этого нужно инвесторам поставить условия. Нефтедобывающие компании осуществляют экологические платежи в местные бюджеты. Может быть, за счет этих отчислений пусть они построят куда более важные заводы по сжижению и очистке газа и наладят его поставку в населенные пункты? Тогда, возможно, мы получим куда более значительный эффект, нежели те экологические платежи, которые превратились уже в экологические налоги.
– Вы говорите о точечных проектах, а в условиях страны нужно стратегическое планирование. Только в этом случае можно оперировать такими вещами, как предложение поступаться рентабельностью нацкомпаний.
– Когда мы начинаем говорить о том, что у нас есть некие стратегические объекты, возникает вопрос об их стратегической важности. Кто ее определит? У нас был целый ряд таких проектов. Мы хотели ставить текстильные фабрики, заводы по производству стекла, даже делать планшеты. Но стратегическое планирование применяется в тех странах, где есть уже наработанный опыт, где есть уже какие-то элементы стратегического планирования исходя из рыночной экономики.
Да, можно планировать рыночными методами. К примеру, создавать стимулы для переработки металла и снижать налоги для переработчиков. Но просто на карте флажками обозначить: вот здесь должны появиться такие-то стройки – не получится. Инвестор, как правило, знает, что надо делать. А государство, просто ставя флажки, не посоветовавшись и не понимая конъюнктуру рынка, чаще всего ошибается.
Надо всегда помнить, что Казахстан имеет небольшие внутренние потребности. Даже для средних компаний, не говоря уже о крупных, что-то производить и закрывать потребности Казахстана во многих случаях недостаточно. Нужно работать на экспорт. А мы готовы найти нишу для сбыта?
Мне кажется, мы должны начинать с того, что если кто-то берет на себя ответственность и осознает, что рискует своими деньгами и продаст конечный продукт, – это куда более ценно, чем размещать на карте флажки.
