Летом 2018 года президент страны ратифицировал соглашение о займе (проект модернизации среднего образования) между Казахстаном и Международным банком реконструкции и развития. Депутат мажилиса парламента, доктор экономических наук Омархан Оксикбаев полагает, что мы бы могли обойтись без этого кредита, а возможно, и без многих других.
– Омархан Нуртаевич, отечественное образование считается недофинансированным, хотя его активно реформируют уже пару десятилетий, и результаты реформ неприятно поражают. Что можно сказать о влиянии международных финансовых институтов на данный процесс?
– Вас интересуют вопросы, касающиеся внешних займов Министерства образования Казахстана. В частности, заем Всемирного банка на $67 млн.
По моим сведениям, Министерство образования (в разные годы оно называлось по-разному) с 1996 года по сегодняшний день привлекло шесть внешних займов на общую сумму $226,3 млн – это довольно большая сумма для такого министерства. Первый займ был в 1996 году на $18,9 млн (курс ~ 67,3 тенге. – «Курсив»). Его формулировка: «На реабилитацию образования и совершенствование управления. Второй займ на $10 млн (курс ~ 78,3 тенге. – «Курсив») был в 1998 году на базовое образование. Третий, в 2010 году – $29 млн (курс ~ 147,35 тенге. – «Курсив») привлекался на техническую модернизацию профессионального образования. Четвертый займ привлекался в 2008 году, это $13,4 млн (курс ~ 120,3 тенге. – «Курсив») привлекался на направление по «Коммерциализации технологий».
Уже когда я был в парламенте, в 2016 году обсуждалось привлечение займа на $88 млн. Его целью было так называемое стимулирование продуктивных инноваций. Предполагалось, что это то же самое, что и коммерциализация науки. По данному проекту было софинансирование из госбюджета на $12 млн. То есть всего $100 млн мы должны были потратить на коммерциализацию науки. Я тогда выступал против данного привлечения. Однако правительство нас убеждало, что есть научные разработки, а вот коммерциализации нет. Поэтому привлечение этих средств поможет получать «большие инновационные доходы». Прошло два года – результатов нет.
И последние заемные средства – привлеченные в позапрошлом году $67 млн на модернизацию среднего образования. (По словам вице-министра образования РК Эльмиры Суханбердиевой, кредит будут возвращать по курсу 360 тенге за доллар. График погашения рассчитан на 17 лет под 2%. Первый платеж – через пять лет. – «Курсив»). Направление проекта – начальное и среднее образование, повышение квалификации учителей, формирование базы, консультационные расходы, приобретение мультимедийного оборудования и так далее. Вначале практически 80% из $67 млн должны были пойти на консультационные и другие расходы. И 20% – на приобретение оборудования. Мы тогда в комитете бурно обсуждали эту тему, и все были против ратификации данного соглашения по кредиту. Поэтому решено было попросить министерство более детально рассмотреть необходимость привлечения данного займа, при этом дали по нему отрицательное заключение. В последующем представители министерства пришли повторно и презентовали новую редакцию. Якобы они внесли поправки в соглашение. По их словам, материальная часть займа стала больше, чем консультационная: были увеличены расходы на приобретение оборудования. Тогда нам сказали, что 34% средств (около $20–22,5 млн) будет расходоваться на приобретение мультимедийного оборудования, 50 % – на повышение квалификации учителей. Вы знаете, что новые реформы предполагают подготовку трехъязычных учителей. На эти цели они предполагали потратить порядка $38 млн. Остальные деньги – это расходы на оплату консультантов. Из них на зарубежных – $1,5 млн, а остальные якобы внутренние. Это я ссылаюсь на данные, которые нам предоставили те, кто презентовал проект соглашения.
В такой редакции соглашение прошло. Правда, я и по новой редакции имел возражения. Я, как экономист, сказал, что само приобретение на такую сумму даже мультимедийного оборудования невыгодно. Мы можем его приобрести за счет бюджетных средств, и оно нам дешевле обойдется. И обучение учителей нам в последующем обойдется в два-три раза дороже, поскольку курс доллара растет. И, естественно, мы будем возвращать эти деньги сторицей. Но, к сожалению, мои аргументы в адрес тех, кто ратовал за соглашение о кредите, не дали результата. Мои коллеги, в свою очередь, были благодарны, что было все же изменено содержимое расходов, и, в конце концов, этот проект был ратифицирован. В целом картина такова, что они теперь расходуют эти заемные средства. Посмотрим, насколько это будет эффективно.
Последние средства у меня вызывают огромный вопрос, потому что даже если мы все эти железки, компьютеры приобретем, то надо же понимать, что сегодня почти 30% школ не имеют интернета или имеют слабый доступ. Так что приобретенное оборудование будет использоваться больше в качестве экспоната. А учеников, наверное, научат, что какие означают клавиши. Больше пользы это не принесет.
Что касается мультимедийных классов, я ни в коем случае не говорю, что они не нужны. Но я знаю, что есть более эффективные технологии, которые полезнее и привлекательнее для школьников. Но в соглашение было заложено приобретение именно конкретного оборудования.
Я же могу сказать, что и в первом, и во втором случае я требовал оценки эффективности использования этих и предыдущих заемных средств. Правительственные структуры друг на друга кивали, и в конечном итоге получилось так, что никто еще не оценивал эффективность использования этих заемных средств. Сейчас мы наблюдаем, как они активно этими средствами пользуются, и посмотрим, какими будут результаты по завершению проекта финансирования.
– Когда Вы возглавляли Счетный комитет, проводился ли вообще анализ эффективности и рациональности использования кредитных средств?
– Мы отчасти, конечно, проверяли эффективность использования внешних заемных средств. И материалов было много, мы давали какие-то рекомендации по этой части. Мы всегда обращали внимание на эффективность использования внешних займов. И всегда я в парламенте докладывал о том, что у нас внешний долг непомерно растет, что есть неэффективные затраты. В числе неэффективных затрат, о которых я говорил, присутствовали и те, которые привлекались Министерством образования.
Но дело в том, что Счетный комитет проверяет эффективность использования средств только в ходе проведения контрольных мероприятий, постоянного же мониторинга не проводится. По действующему законодательству по итогам каждого года Министерство национальной экономики обязано проводить оценку эффективности использования как бюджетных, так и внешних заемных средств по каждому администратору бюджетных программ. Это их прямая обязанность. Результаты этих докладов рассматриваются в правительстве, докладываются президенту, должен представляться и отчет в парламенте.
Могу сказать, что при последнем обсуждении заемных средств я высказывался. И в очередной раз отмечал, что никто за их эффективное использование не отвечает и нет ни с кого спроса. Поэтому даже предлагал называть каждый займ именем того министра, который его привлекает, чтобы он потом оставался в истории. Тогда было бы с кого спрашивать по эффективности. По примеру США, где есть законы имени тех политиков, которые их принимали. Также и я говорил: «Давайте назовем эти законы именем министров, которые привлекали займы и с пеной у рта доказывали, что они им нужны и что благодаря этому улучшат какие-то направления». Конечно, это ничего кроме смеха не вызвало, но я сторонник того, чтобы такие займы имели имя, указывающее на персональную ответственность.
К сожалению, по этим шести займам я ни в Министерстве финансов, ни в Министерстве экономики оценки эффективности не получил. И сейчас вопросы к ним остаются.
– Хорошо, какой-то консенсус был достигнут по формулировке и целям последнего займа. Но Вы будете дальше продолжать работать с этой темой?
– В пределах своей компетенции я намерен добиваться ответа по оценке эффективности использования средств. Но данный проект только начал реализовываться. А по завершенным я хотел бы получить ответы на многие вопросы, но, что скрывать, у нас умеют делать отписки. Я уверен, что мне принесут не один том документов и скажут: «Вот это сделано». Но сделано на бумаге.
– С Вашей точки зрения как экономиста, мы могли бы обойтись бюджетными средствами и в техническом обеспечении, и по программам инклюзивного образования, и в обучении учителей?
– Однозначно. И это нам бы обошлось дешевле. Потому что мы получили эти $67 млн по одному курсу. И еще вопрос: по какому будем отдавать? И эта разница будет возложена на наш бюджет. Пусть бы мы лучше потратили родные тенге на эти направления, но это было бы выгоднее.
А те консультационные расходы, которые также «сидят» в соглашении, также вызывают сомнения. Неужели у нас нет хороших специалистов? Это же не 90-е годы, когда мы еще не знали, с какой стороны подходить к проблеме. Сегодня у нас есть уже более трех тысяч болашаковцев, которые приезжают каждый год, и у них западный уровень образования. Надо использовать их потенциал. Есть и свои эксперты, которые могут пользоваться всей доступной мировой информацией.
Приведу пример. Когда я работал в Счетном комитете, мы сотрудничали с программой ЮСАИД. Я тогда спросил у консультанта, который работал по американской программе, какова его заработная плата. Оказалось, $30 тысяч в месяц. Я говорю: «У вас президент США не получает такой зарплаты. У вас что, голова – дом советов?». Он ответил, что оценивает свои услуги в такой сумме. То есть такие консультационные услуги очень дорогие. А насколько они эффективны и нужны нам – в этом вопросе я скептик. Мне кажется, что мы можем обойтись своими силами. Главное – знать направление и куда двигаться.
– А если смотреть на процедуры, то мог Казахстан отказаться от кредита?
– Конечно, мог. Если бы парламент не ратифицировал его, даже если министерство заключало какие-то договоры со своей стороны. Соглашение было подписано. Но это международный документ. И по процедуре проходит ратификацию в парламенте. Если он его не поддержал, то договор расторгается. Резервация средств начинается только после того, как документ прошел все процедуры ратификации.
– То есть еще в апреле мы могли бы от него отказаться?
– Да, если бы парламент был един во мнении, что эти средства нам не нужны. Но у каждого депутата своя позиция, свой взгляд. Практически все депутаты лоббируют вопросы образования. Я тоже могу это делать, если вижу правильные программы, правильные направления. Потому что образование в целом и высшее образование – это очень нужная вещь. Ему принадлежит будущее, и благодаря ему мы можем быть успешными. В него действительно надо вкладывать средства, развивать нашу науку. Но надо это делать эффективным и правильным путем.
Я, конечно, не могу оценивать всю программу образования, я не специалист. Но я вижу учебники моих внуков, и у меня возникают сомнения в правильности программ. Нужно ли, чтобы ученики первых классов знали астрономию и из чего состоят небесные тела? Пусть они сначала земным вещам научатся. Меня поражает, насколько мы увлеклись реформами в образовании и то, как наших бедных детей загружают. Может, авторы учебников считают, что они с рождения подготовлены к получению таких знаний?
– Я тоже столкнулся с тем, что проекты учебников для средних школ делались очень некачественно. Некоторые тексты похожи на коряво сделанные переводы с иностранных учебников.
– Возможно, так и есть. Об этом неоднократно говорилось в стенах парламента, и мои коллеги выступали, указывая на такие ошибки. Я надеюсь, нас в конце концов услышат.
– Видимо, надо искать источник проблем, почему ухудшилось качество образования в стране. Я вижу несколько ключевых точек. Две из них – это 1996 год, когда было заключено соглашение о первом кредите в адрес Минобразования, и 2014 год, когда правительство утвердило программу сотрудничества по развитию Казахстана в рамках реализации рамочных соглашений между правительством РК и международными финансовыми организациями. Последний документ содержал и тот кредит, по которому вы и ваши коллеги выражали протест.
– Это глубокий вопрос, его нужно изучать, чтобы не быть голословным. И пока я не готов говорить на эту тему.
