Юлия Коган пела оперу, джаз и эстраду. Выступала в детском музыкальном театре, но известность обрела благодаря песне «Сладкий сон», которую для нее написал Сергей Шнуров, как обычно – не стесняясь в выражениях.
Сейчас Юля строит сольную карьеру, и перед концертом в алматинском клубе Motor она рассказала «Курсиву» о ненормативной лексике и удаче.
– Вы прошли долгий путь на эстраду. От Театральной академии до детского музыкального театра, где пели оперные партии. Потом эстрада – группа «Ленинград» и, наконец, сольный проект…
– Все более чем логично. Я хотела быть певицей и шла по этой стезе. В детском оперном театре был очень серьезный вокал. И хотя я училась на оперную певицу, мне всегда больше была близка эстрада. А эти два жанра нельзя совмещать. Есть люди, которые это делают, но, на мой профессиональный взгляд, чтобы делать что-то хорошо, надо выбирать что-то одно. Очень много нюансов, разные вокальные приемы. Ты не будешь хорошим оперным певцом, если будешь время от времени петь на эстраде. Эстрадный стиль мне нравится за откровенность. Он ближе к зрителю. В опере ты больше находишься в действии, а не в общении со зрителем.
– Вы одно время даже джаз пели…
– Нет. Я не пела настоящий джаз. Я пела что-то подобное тому, что пела Барбара Стрейзанд. Или Фрэнк Синатра. Но это же не джаз. Это поп-джаз. Такой мюзикловый джаз мне нравится. А вот настоящий джаз… Не представляю себя на джазовом фестивале. Я и он не совместимы.
– Насколько я знаю, вы с Сергеем Шнуровым расстались не очень хорошо. Есть ли жизнь после «Ленинграда»? Не сожалеете, что пришлось расстаться?
– Жизнь, конечно, есть. Вот сейчас я в Алматы. Да и в целом у меня много концертов. Многим людям нравится то, что я делаю. Хотя, конечно, я понимаю, что еще больше людей даже не знает про мои сольные концерты. Но это вопрос времени. И стараний. Что касается сожалений: если бы они были, я бы вернулась в группу. У нас был не такой конфликт, чтобы нельзя было вернуться. По сути, мы нормально расстались – спустя годы это очевидно.
– Кстати, о стараниях. Как вы думаете, ваша сценическая карьера – это плоды долгой и кропотливой работы или все же удача? Вообще, насколько в карьере артиста важен элемент везения?
– Это чистая удача. Есть миллион шикарных певцов и хороших профессионалов, которые не востребованы. Сцена – это мир, в который очень сложно попасть. И то, что я здесь, – это невероятная удача. Особенно с учетом моего не самого легкого характера. Я не умею уступать, льстить, подлизываться.
– Что принесло вам ту самую удачу?
– «Ленинград», конечно. До этого я просто училась, развивала себя как личность. Мне повезло, что пришла в «Ленинград» уже сформировавшимся артистом. И просто применила свой талант там, где нужно.
– Вам с вашим характером тяжело было работать с Сергеем Шнуровым?
– Нет. Ко мне никогда не было никакой жесткости. У нас все было идеально.
– Тем не менее вы расстались…
– Посмотрите на миллиарды групп, которые распадаются. Просто кому-то шлея под хвост попала, и все. Но с другой стороны, раз это произошло, значит, это должно было произойти. И всем это было на пользу. Сергей нашел вдохновение в каких-то других людях, я – в себе. И приспособила себя к единоличному присутствию на сцене и перестала быть тенью Сергея Шнурова.
– Для вас ваша сольная карьера – это прежде всего коммерческий проект или самоутверждение, поиск себя?
– Я всегда пела для себя. Я достаточно рано решила, что хочу петь, и очень долго и упорно шла к этой цели. Даже тогда, когда училась и работала кондитером. Сейчас я пришла к этой цели и делаю то, чему научилась за столько лет. Я пою разные песни в разных жанрах. Мое творчество нельзя определить в какой-то один стиль. Я не пою рок, поп или техно. Я пою то, что мне нравится. А это уже говорит о том, что это не коммерческий проект.
– Вы сами пишете песни?
– Есть песни, мною спродюсированные: я нашла текст, нашла человека, который к этому тексту напишет музыку. Есть песни, написанные мной. Но это скорее от отчаяния, что я не могу найти то, что мне надо, чем от того, что я хороший поэт или композитор. В этом я тоже себя не вижу. Хотя мои песни оказались очень удачными. Но это опять же случайность.
– В группе «Ленинград» было много ненормативной лексики. Никто не говорил традиционного «ты же девушка»?
– Нет. Тем, кто ходил на концерты группы «Ленинград», это нравилось.
– Тем не менее в своем сольном проекте вы от нее ушли. Не сталкиваетесь с тем, что зрители хотят ту Юлю из «Ленинграда»?
– В первые пару лет – возможно. Сейчас люди уже знают, что я пою. Хотя, конечно, бывает, что кто-то хочет услышать те песни. Но это бывает крайне редко. Год или полтора назад Сергей разрешил мне петь несколько песен «Ленинграда», и чувства этих страждущих успокоились. Потому что им, по сути дела, нужна была только одна песня – «Я такая крутая». И я ее пою. Понимаете, мои песни мне очень подходят. К середине концерта даже человек неподготовленный понимает, что это хорошо. И к концу концерта он полностью удовлетворен.
Мое творчество гораздо интереснее того, что я делала в «Ленинграде». Тематика же не изменилась. Изменился характер музыки. Мои краски в «Ленинграде» были очень примитивны – просто стоишь и орешь. В этом тоже есть свой кайф. Но сейчас я могу внести в свой концерт разнообразие. Под мои песни можно посмеяться, потанцевать, поплакать. Когда ты поешь двухчасовой концерт с «Ленинградом» и среди них свои шесть песен – это круто. Но если ты поешь свой концерт, ты должен брать мастерством, глубиной.
– А если слушаете новые композиции «Ленинграда», не возникает ощущение, что вы бы спели их лучше?
– Я не слушаю никакие композиции «Ленинграда» и не ассоциирую себя с «Ленинградом» с тех пор, как ушла оттуда. Я закрыла эту тему. Более того, я себя не ассоциирую даже с теми песнями, которые когда-то спела. Я не представляю, как запою «Сладкий сон» или «Прощай» на своем концерте. Это не мое. Это песни группы «Ленинград». Я бы не стала их петь сама. Они талантливые и мне, безусловно, нравились, но их для своего проекта выбирает Сергей Шнуров. Я для своего проекта выбираю другие. И на самом деле это круто, что все могут продвигать что-то свое.
– Юлия Коган на сцене – это «огонь-баба». Бунтарка. Какая Юлия Коган в жизни?
– Другая. На самом деле я не бунтарка. Подложи матерный текст – это будет что-то бунтарское. Положи страстный текст – это будет страсть. Я просто очень эмоционально пою. Поэтому и ушла из оперы. В оперном исполнении не должно быть страсти. Опера – это техника. И все страсти эту технику убивают. А эстрада позволяет все это делать.
– Юлия, вы не только певица, вы еще и мама. Какое будущее вы видите для своей дочери? Она пойдет по вашим стопам?
– Когда ребенку шесть лет, планировать что-то сложно. В него пока можно только вкладывать, вкладывать и вкладывать. В том числе то, чего была лишена я. У меня, к примеру, нет за плечами музыкальной школы. И я чувствую, что это пробел. На моем исполнительском искусстве это не отразилось, но для меня как для личности было бы очень полезно, если бы я владела каким-нибудь музыкальным инструментом. И все это я хочу вложить в свою дочь.
– Сейчас на вашем счету два сольных альбома. Что в планах?
– Мы записываем четыре новых песни. Планируем еще несколько. Чтобы это был полноценный альбом. Хотя сейчас время синглов и можно выпускать и по отдельной песне.
