Руслан Искаков возглавил Банк развития Казахстана в феврале – буквально через месяц после заседания мажилиса, на котором президент Токаев назвал БРК банком для избранных и поручил перестроить его деятельность. О том, как происходит трансформация банка, какова финансовая ситуация в БРК, есть ли риски дефолта и что происходит с финансированием проектов тех, кого «мы знаем пофамильно», председатель правления БРК Руслан Искаков рассказал в интервью «Курсиву».
– Руслан Викторович, какие изменения произошли в банке за полгода?
– Банк переориентировался на частные проекты. Теперь финансирование не будут получать проекты квазигосударственных компаний и ГЧП. Для банка это глобальные изменения, поскольку раньше госпроекты занимали в портфеле БРК почти 40%. Мы пошли на это, поскольку у госкомпаний есть возможность самим привлекать деньги на рынке капитала или из бюджета.
Исключением могут стать только проекты с мажоритарным участием других кредиторов, то есть в случае софинансирования или при синдицированном финансировании. Кроме того, эти проекты должны соответствовать принципам ESG. Например, если будет принято решение о переводе алматинских угольных ТЭЦ на газ, понимая социальную, экологическую ответственность проекта, мы будем готовы взяться за проект, но только вместе с другими международными фининститутами.
Еще одно важное изменение – это полное раскрытие бенефициаров-заемщиков. Теперь при подаче заявки на финансирование потенциальный заявитель дает нам право раскрывать информацию о собственниках юридического лица, включая конечных бенефициаров. Параллельно мы ведем работу по получению аналогичных согласий и от действующих клиентов. Благодаря этому повышаются открытость и прозрачность кредитования: казахстанцы смогут видеть, кто стоит за компанией, реализующей тот или иной проект с участием БРК.
Также мы изменили перечень отраслей, которые можем кредитовать: под запрет попали все виды жилищного строительства и строительство торгово-развлекательных центров.
Это тоже поможет высвободить дополнительные ресурсы для финансирования промышленных проектов, которые создают ценность для казахстанской экономики и развивают несырьевой экспорт.
– Все эти изменения уже утверждены и взяты в работу? Насколько сложно было ломать систему?
– Да, они утверждены и закреплены в наших документах, в том числе в законе о Банке развития, и уже применяются на деле.
И мне лично было несложно проводить работу по реформированию банка, поскольку здесь собралась профессиональная экспертная команда, которая давно была готова к изменениям. Сотрудники прекрасно знали, что и как нужно менять, но, вероятно, в прежних обстоятельствах не могли этого сделать. Мне повезло прийти в БРК тогда, когда эти реформы потребовались временем и стали возможными.
– Как эти нововведения сказались на портфеле банка?
– В феврале в списке на рассмотрении и в проработке у банка были проекты на 1,8 трлн тенге, из них заявки на 1,3 трлн были исключены в связи с изменением мандата банка. Мы их просто перестали рассматривать.
В итоге в списке потенциальных проектов на 2022–2024 годы остались проекты на 500–600 млрд тенге и был риск недостижения банком своих стратегических целей по кредитованию экономики. После того как прошла работа по повышению транспарентности банка и пересмотру процессов рассмотрения проектов, прошел открытый диалог с предпринимателями, ситуация выправилась.
Сейчас в пайплайне проекты на 1,8 трлн тенге. Грубо говоря, мы смогли полностью заместить проекты ГЧП и квазигосударственных компаний частными проектами.
– Банк останавливал финансирование по действующим проектам?
– Нет, кредитование проектов, по которым финансирование было начато ранее, мы не останавливали – это означало бы нарушение договорных обязательств и повлекло бы за собой скандалы, в том числе международные. К примеру, при отказе от оплаты оборудования или разрыве контрактов с иностранными подрядчиками.
И самое главное, что проекты, в которые уже инвестировано немало денег, остались бы незавершенными. Временные рабочие места на проектах строительства были бы сокращены, постоянные, которые появляются после запуска проектов, не созданы вообще, а банк остался бы с невозвратным кредитом.
Первостепенная задача банка – это завершение строительства инвестпроектов. В этому году мы уже запустили пять проектов. В их числе проекты по обеспечению сел доступом к широкополосному интернету, ветряная и солнечная электростанции в Костанайской и Карагандинской областях. На них создано 250 рабочих мест, а сумма займа БРК составила 97,5 млрд тенге при общей стоимости 214 млрд тенге. Последнюю цифру я выделяю, чтобы вы понимали: БРК дает часть денег на реализацию проектов, а не полностью оплачивает их.
Еще несколько предприятий начали работать в техническом режиме – это агломерационная фабрика и ферросплавный завод в Карагандинской области, тематический парк в Актау. Общая стоимость проектов – 96,3 млрд тенге, создано около 600 постоянных рабочих мест.
Каждый из этих проектов – это прежде всего рабочие места, импортозамещение и экспорт, налоговые поступления, возможность для сопутствующего развития МСБ. Смотря на эти проекты с экономической точки зрения, мы просто не могли остановить их кредитование.
– Значит, банк продолжит финансировать проекты «избранного круга лиц»?
– Нужно понимать один важный момент: в портфеле БРК было много проектов так называемых олигархов не потому, что банк намеренно кредитовал их в приоритетном порядке. По сути, структура кредитного портфеля БРК – это отражение структуры экономики Казахстана.
Поэтому не совсем корректно говорить, что банк выдавал деньги конкретным лицам. И непонятно, почему в СМИ в список «избранных» попал «Казахтелеком», который, по сути, является национальным оператором связи. Цель проекта – провести высокоскоростной интернет в отдаленные регионы страны. В результате интернетом обеспечено более 1 200 сел. Как вы сами считаете, нужно ли было поддержать этот проект? Я считаю, что нужно. Более того, давайте посмотрим на сумму займа – 37 млрд тенге «Казахтелеком» получил от БРК при стоимости проекта в 107,6 млрд. Остальные 70,6 млрд – инвестиции «Казахтелекома».
Другой пример – реконструкция нефтеперерабатывающих заводов. Банк финансировал проекты по модернизации Атырауского и Павлодарского НПЗ. Нужны ли были эти проекты стране? Несомненно, да. Ведь раньше мы зависели от импортного бензина. В ноябре 2016 года в стране наступил коллапс, связанный с нехваткой топлива. Модернизация заводов решила эту проблему на тот момент.
Сейчас мы не только не завозим топливо, но и экспортируем его на другие рынки. С 2018 года по 2020 год экспорт бензина вырос в четыре раза, без ущерба для внутреннего рынка. Благодаря второму этапу модернизации появился бензин стандартов «Евро-4» и «Евро-5», которых раньше не было.
Еще раз подчеркну: для банка главное – это бизнес-сторона проекта, а не его бенефициары. Если у проекта есть перспектива, есть хороший бизнес-план и понятные рынки сбыта, то мы выдаем кредит. Главное, во-первых, – обеспечить возвратность выданных займов, а во-вторых, обеспечить создание в Казахстане новых производств.
– Раз заговорили о топливном вопросе – в портфеле банка ведь есть четвертый завод?
– Один из наших действующих заемщиков – АО «Конденсат», расположенное в Западно-Казахстанской области – технически полностью готов производить топливо, но не может этого сделать, поскольку уполномоченным органом не решены вопросы по обеспечению завода сырьем. Надеемся, что в скором времени он заработает в полную мощность.
– Каковы основные операционные и финансовые итоги работы БРК за первое полугодие 2022 года? Какие проекты получили финансирование?
– Активы банка выросли на 110 млрд – до 3,85 трлн тенге. Чистая прибыль по итогам шести месяцев этого года составила 25,2 млрд. С начала года профинансированы проекты почти на 152 млрд тенге. В их числе шесть инвестиционных проектов на 71,14 млрд тенге в обрабатывающей промышленности, три проекта на 13,33 млрд – в инфраструктуре и 11 экспортных операций на 67,32 млрд тенге.
Среди проектов, например, расширение домостроительного комбината в столице, третья очередь Макинской птицефабрики в Акмолинской области и строительство каскада гидроэлектростанций на реке Баскан в Алматинской области.
Есть и много важных проектов по экспорту. Это завод «Кайнар-АКБ» из Талдыкоргана, который поставляет за рубеж аккумуляторы, Кентауский трансформаторный завод, «Баян-Сулу» с кондитерскими изделиями, «Проммашкомплект» из Экибастуза, который продает за рубеж железнодорожные колеса, «Шымкентмай», «КазЭнергоКабель» и другие предприятия.
– Какова доля государственных средств в БРК?
– В 2021 году мы привлекли фондирование на 647,2 млрд тенге, из которых 74,9% являются рыночными средствами и 25,1% – государственными. То есть на каждый 1 тенге госсредств БРК смог привлечь почти 3 тенге рыночного заимствования. Это деньги, которые мы привлекаем на открытом рынке и возвращаем, выплачивая проценты. И мы, как институт развития, должны это делать, чтобы за счет своих высоких рейтингов и репутации получать долгосрочное фондирование и кредитовать проекты в Казахстане.
Сейчас мы микшируем средства: берем часть государственных денег, полученных нами под низкий процент, и рыночные заимствования, чтобы бизнес получил среднюю, подъемную для них ставку. Все прекрасно знают, что рыночные ставки очень высокие, и БРК, как и другие фининституты, не может привлечь деньги дешевле 14,5% годовых, то есть ниже ставки НБ РК.
За государственные средства мы готовы отчитываться и делаем это постоянно. Мы регулярно публикуем всю отчетность – не только годовую финансовую, но и по реализации всех программ кредитования – на своем сайте и площадке биржи KASE.
– В текущем году наступает срок погашения большого внешнего долга. Не угрожает ли банку дефолт?
– Да, в начале года стоял вопрос о том, сможет ли банк вообще погасить свои обязательства на $1,5 млрд, из них $1,2 млрд в декабре 2022 года, потому что одновременно после критики главы государства наши рейтинги поставили на пересмотр в сторону ухудшения сразу все агентства. Начало конфликта между Россией и Украиной практически обнулило аппетиты международных инвесторов ко всему региону.
Первое, что мы сделали, – это убедили рейтинговые агентства подтвердить все рейтинги на самом высоком суверенном уровне. Это позволило нам в мае выйти на международные рынки. Мы были первыми и, судя по всему, пока единственными из так называемого региона СНГ, кто после начала российско-украинского конфликта успешно разместил еврооблигации. Нам удалось привлечь $500 млн.
От американского J.P. Morgan привлекли еще $120 млн под покрытие Датского экспортно-кредитного агентства, которое впервые взяло риск на Казахстан. В итоге мы досрочно погасили задолженность на сумму более $700 млн.
Также мы смогли достичь договоренности с China Construction Bank об открытии кредитной линии на $300 млн. Сейчас мы понимаем, как будет идти погашение крупных обязательств, поэтому они не представляют значительных рисков для нашей работы.
Кроме того, банк проводил работу с заемщиками по досрочному погашению ряда кредитов, в том числе проблемных. В итоге таких погашений было на сумму более 80 млрд тенге. Часть из этих денег будет также направлена на погашение внешних обязательств, а часть – реинвестирована в проекты.
– Какие интересные проекты находятся на рассмотрении в банке?
– Сейчас у нас на рассмотрении 47 проектов. Среди них, например, заводы по производству соды. На сегодняшний день Казахстан полностью импортирует кальцинированную соду.
25 млрд тенге из досрочно погашенных мы планируем инвестировать по «Дорожной карте занятости» в проекты Туркестанской области – строительство тепличного хозяйства с центром для обучения персонала теплиц. Речь идет о формировании нового кластера в агропроме на юге страны с созданием большого количества рабочих мест для женщин. Женская занятость – актуальный для этого региона вопрос.
Также есть проекты по строительству птицефабрик, молочно-товарной фермы, заводов по производству радиаторов, алюминиевых профилей. Среди проектов металлургии – первая очередь завода комплексных сплавов, заводы по производству катодной меди, кремния и другие проекты.
– Если оценивать беспристрастно, нужен ли стране Банк развития как финансовый институт?
– Чтобы быть максимально объективными, давайте обратимся к цифрам и сравним. По состоянию на 1 июня 2022 года займы юридических лиц в банках второго уровня составляли 3,9 трлн тенге, а займы МСБ – 5,5 трлн. Итого около 9,4 трлн. Для сравнения: кредитный портфель БРК к концу первого полугодия превысил 2,1 трлн тенге. То есть это соответствует половине от корпоративного портфеля, или 20% от ссудного портфеля всех БВУ по всем юридическим лицам и МСБ.
При этом в каждом банке работают по несколько тысяч человек, суммарно – десятки тысяч, в БРК – 224 человека. В российском и китайском банках развития работают по 12 тыс. человек, в польском – 1600.
Если говорить о реализованных проектах, то при участии БРК за годы независимости в стране созданы десятки абсолютно новых производств. Например, Актюбинский рельсобалочный завод, без которого наши железные дороги полностью зависели бы от поставок рельсов из-за рубежа. Ферросплавный завод YDD с большим экспортным потенциалом, Казахстанский электролизный завод, который, по сути, создал алюминиевый кластер, Тургусунская ГЭС, завод трансформаторов «АзияТрафо» и многие другие проекты.
На введенных в эксплуатацию предприятиях создано около 32 тысяч постоянных рабочих мест, не говоря уже о временных позициях и целых экосистемах из МСБ, которые формируются вокруг новых проектов.
Поэтому отвечаю откровенно: БРК стране нужен, в том числе и потому, что банковский сектор Казахстана пока не готов закрывать эту нишу.
– Почему крупные проекты не кредитуются коммерческими банками?
– Несмотря на наличие различных программ, таких как «Экономика простых вещей», банки не горят желанием кредитовать долгосрочные инвестиционные проекты. Если говорить о проектном финансировании, то они не берутся за них в том числе из-за отсутствия нужной экспертизы.
Мы, со своей стороны, открыты к сотрудничеству с БВУ, готовы делить риски и совместно финансировать проекты.
