Вражда всех со всеми: зачем смотреть сериал «Сегун»
Американскому сериалу «Сегун» прочат лавры новой «Игры престолов», сравнивают с «Крестным отцом» и раздают неслыханные авансы – уже в феврале на основании всего-то двух серий его рейтинг на imdb рейтинг составил 9,2 из 10. Это довольно удивительно, поскольку в «Сегуне» нет суперзвезд, действие посвящено путаным разборкам внутри феодальной Японии 17 века да и вообще это, как ни крути, ремейк в высшей степени крепкого и успешного сериала почти сорокапятилетней давности.
«Сегун» — драматический эпос о том, как к берегу Японии выносит голландский черный корабль с английским штурманом Джоном Блэкторном (Космо Джарвис), который, чтобы избежать казни (одна из опций – быть сваренным живьем), втирается к доверие к японскому самураю Торанаги (Хироюки Санада) и становится его хатомото, то есть высшим вассалом.
Это история из разряда «каждый за себя, и Бог против всех» — протестант англичанин играет против португальцев-католиков, японские феодалы играют друг против друга, но также и против христианских-колонистов из Португалии. В свою очередь с японцами традиционно враждовали китайцы, а португальцы стали единственными посредниками в торговле. Торговля спаяна с религией — католические священники действовали как купцы и переводчики, отчего собственно самураи и терпели их вторжение. Китайский император дал португальцам базу в Макао и разрешил торговать шелком за японское серебро.
В первой же серии ставится ключевой вопрос — а кто тут собственно настоящий дикарь, поскольку взаимные обвинения в варварстве следуют как с европейской, так и азиатской стороны, и эта вечно актуальная усобица культур и нравов составляет одну из главных интриг. В популярном романе Джеймса Клавелла 1975 года, по которому снят сериал, сказано: «Когда португальцы в 1542 году открыли Японию, они привезли мушкеты и порох. Через восемнадцать месяцев японцы научились делать их. По качеству они были хуже европейских образцов, но это не имело значения, так как ружья считались просто забавной новинкой и долгое время использовались только для охоты. К тому же, что более важно, японское военное оружие было почти ритуальным, самым важным и почетным оружием был меч. Использование ружей считалось трусостью и бесчестием и полностью шло вразрез с кодексом самураев, Бушидо, Путем Воина».
Этот пассаж как раз удачно запечатлен в одной из ранних серий, когда пушечные выстрелы разрывают конных самураев на куски, а те возмущенно взывают к этикету: «Самураи так не сражаются! Вы дикари!»
По-настоящему любопытным «Сегун» становится к третьей серии с ее красочными морскими сценами, а окончательно оправдывает свои 9,2 баллов к четвертой части. В ней уже в полной мере разворачивается то, что принято называть диалогом культур, причем японские голоса звучат в нем отчетливее, чем когда бы то ни было, а понятие национальной отдельности обретает новый смысл: «Не обманывайтесь нашей вежливостью ритуалов – под всем этим мы можем находиться на огромном расстоянии в безопасности и уединении».
Помимо политкорректного разрастания восточной темы диалог усилился и по феминистской линии. Главная романтическая героиня сериала – переводчица и медиум между Западом и Востоком, и в новейшей экранизации многое узнается и постигается именно с ее слов и жестов, особенно в том, что касается секса, вроде метафоры облака и дождя. Актриса Анна Саваи в роли переводчицы Марико утверждает, что мечтала сыграть японскую женщину совершенно не так, как их показывали ранее, и изобразить некую внутреннюю борьбу – что ж, сработано на славу.
Строго говоря, успех сериала можно объяснить двумя факторами. С одной стороны, он продиктован уже почти мейнстримной антиколониальной оптикой (которая, в свою очередь связана с нарастающей важностью азиатского кинорынка – подобно тому, как у португальцев в «Сегуне» христианская мораль шла руку об руку с экономической выгодой). Воспоминания о той странице истории не слишком приглядны для Европы и являют собой хороший повод для зрелищного телевизионного покаяния – учитывая, например, тот факт, что португальцы, начиная с 1543 года, развернули крупномасштабную торговлю японскими рабами, а также секс-рабынями. Причем португальцы продавали их даже и в двойное рабство – так, в Макао португальцы владели малайскими и африканскими рабами, а те в свою очередь – японскими.
Журнал The Atlantic на прошлой неделе отметил, что сериал ценен переосмыслением самого мифа о самурае, который западная культура активно апроприировала все эти годы. С этим не приходится спорить, достаточно сравнить две экранизации одного романа. Предыдущий сериал 1980 года с музыкой Мориса Жарра и двумя суперзведами Ричардом Чемберленом и главным киносамураем Тосиро Мифуне (в плане тогдашней популярности они вдвоем затмевают всю съемочную группу нынешнего «Сегуна») всем хорош, но, разумеется, но Япония в нем была показана как стереотипная вещь в себе. Ей предполагалось любоваться, но непосредственно любующийся взор неизменно принадлежал европейцу, точнее американцу – как в случае Чемберлена с его точеными чертами лица. Космо Джарвис, играющий в новой версии, больше похож на старательного регбиста и при всем уважении не тянет на свет очей целого сериала. Возможно, это сознательная уловка – на его скромном фоне смотреть на японских актеров становится не в пример интереснее.
Вторая причина успеха, возможно, заключается в обращении к достоверности. Конкретная Япония начала 17 века являет собой куда более сказочный и удивительный мир, чем фэнтези о вымышленных престолах и королевствах. Исторический процесс создания сёгуната при ближайшем рассмотрении выглядит любопытнее полета драконов. Тем более что сюжеты, разворачивающиеся в «Сегуне», весьма напоминают реалии современности, будь то размещение военных баз, торговые войны и бесконечная вражда всех со всеми. Как говорят в сериале – «сейчас не время для хороших людей». Человек человеку варвар.
С развитием искусственного интеллекта всевозможные пророчески-фантастические сериалы про параллельные реальности, которые были столь популярны в последние десять лет (в диапазоне от «Мира дикого Запада» до «Легиона»), теряют актуальность. Сериальный мир, кажется, нуждается в новых эпосах, основанных на документальной древности. «Сегун» же в этом смысле сулит еще и новую восточную оптику для подобной работы с историческим прошлым. Это примерно то, о чем писала антрополог-японистка Рут Бенедикт в классическом исследовании: «Японцы могут поднимать бунты против эксплуатации и несправедливости, не становясь при этом революционерами. Они не предлагают порвать ткань своего мира на куски и могут осуществить наиболее кардинальные перемены, не ставя под сомнение систему. Не будучи революционерами, они назвали это реставрацией, «погружением назад», «в прошлое»». Возможно, подобный целостный подход к «погружению назад» составляет еще одну причину успеха «Сегуна».
Впрочем, деколониализм деколониализмом, а всю японскую аутентику снимали все равно в Канаде.
