Инвестиции

В поисках талантов и инноваций: как Европе преодолеть экономический застой

Большим препятствием для инноваций в странах «Старого Света» становится бюрократия / Фото: shutterstock.

Резкого взлета экономики Европы давно никто не ждет. Но теперь ее отставание от лидеров мирового роста все только увеличивается. После энергетического шока Европа столкнулась с ростом китайского импорта и нарастающей угрозой заградительных пошлин на европейский экспорт, обещанных Трампом. Почему Европе надо встряхнуться и преобразить подход к инновациям, рассказывает в своей колонке PhD по экономике, приглашенный профессор Института экономики и финансов Эйнауди (EIEF) Константин Егоров.

За последнее  десятилетие экономика ЕС выросла всего на 4% по сравнению с 8% в США. С конца 2022 года ни ЕС, ни Британия не выросли совсем. При этом «Старому Свету» необходим устойчивый рост для финансирования огромного социального пакета, дополнительных расходов на оборону  и зеленую энергетику. И все это в условиях – старения населения, избыточной бюрократии и недостаточной цифровизации.  

Германия ищет таланты

Германия — крупнейшая экономика Европы — ищет рабочие руки. Логика простая: население стремительно стареет, из-за этого не хватает рабочей силы. Нужны инновации, а вот с ними проблема.  

Экономика Германии выросла с середины 2000-х до конца 2010-х годов на 24% по сравнению с 22% Великобритании и 18% Франции. А ведь в конце 1990-х Германия была в кризисе. Журнал The Economist тогда называл ее «больной человек Европы». Начавшееся в 2000-х «чудо занятости» достигло полного расцвета в 2010-е: трудовые реформы, проведенные Герхардом Шредером, в сочетании со спросом Китая на промышленные товары и бум на развивающихся рынках помогли создать 7 млн рабочих мест. Даже глобальный финансовый кризис 2007-09 годов не смог остановить немецкую экономическую машину. Социальная модель Германии, построенная на тесных отношениях между профсоюзами и работодателями в сочетании с кооперативным федерализмом, помогли избежать серьезного кризиса безработицы. Символом силы страны стали победа сборной Германии по футболу на чемпионате мира 2014 г. и книги с заголовками вроде «Почему немцы делают это лучше».

2020-е совсем иные. Экономическая модель не выглядит способной обеспечить тот рост и общественные блага, к которым жители Германии уже привыкли. А сборная Германии по футболу снова выглядит символом, но только уже неудач после провала на ЧМ–22. Экономике не хватает талантов в самых разных секторах.

Структурные проблемы усугубляются геополитикой, подорожанием энергоресурсов и сильной зависимостью от Китая. Их решение требует амбициозных реформ. Экономика Германии — единственная из G7 сократилась за прошлый год. И рискует стать самой медленно растущей экономикой группы в этом году, согласно прогнозам МВФ. Страна, на которую приходится самое большое количество Нобелевских лауреатов, борется за приток талантов.

Для этого Германия вводит налоговые льготы, чтобы привлечь больше квалифицированных иностранных специалистов, а ранее в этом году провела ради этого масштабную миграционную реформу. Согласно подсчетам экономистов МВФ, в следующие 5 лет из-за старения населения и прекращения потока беженцев из Сирии и Украины рост трудоспособного населения в Германии замедлится на 0.6 пп. Похожая ситуация сложилась и в остальной Европе, где снижение составит 0.2 пп.   

В условиях нехватки рабочих рук рост доли граждан пенсионного возраста неизбежно будет будет становиться все большим бременем для экономики. Доля социальных выплат по отношению к ВВП в Европе — 28.7% — и так один из самых больших в мире

И социальный пакет не только не сокращается пропорционально возможностям экономики, но, наоборот, растет. Так, в прошлом месяце налогоплательщики Швейцарии проголосовали за повышение пенсий. Получается, что Европа рискует в будущем столкнуться с бюджетным кризисом, если ей не удастся ускорить экономический рост. Но что сдерживало его в предыдущие десятилетия и что может послужить его новым источником? 

Что не так с экономикой Европы

В середине 20-го века Европа была одним из самых быстрорастущих регионов мира, бурно восстанавливаясь после Второй мировой войны. Но с 1980-х она стала расти медленнее США, и с тех пор этот разрыв только увеличивался. Италия, например, была четвертой по величине экономикой по паритету покупательской способности (PPP) в мире в 1990 году, а сейчас она находится только на 13м месте, уступив в этой гонке не только Китаю и Индии, но и таким странам как Мексика, Турция, Бразилия и Индонезия.

Многие эксперты называют в числе ключевых причин замедления роста в Европе то, что она создает мало инноваций. Они, похоже, застряли в «ловушке среднего уровня», когда становится невыгодно сворачивать с проторенного пути, пишет группа экономистов, среди которых нобелевский лауреат Жан Тироль. ЕС ставил целью увеличить расходы на исследования и разработки до 3% ВВП, но до сих пор они менее 2% ВВП – ниже, чем в других крупных экономиках, таких как США, Япония и Китай, пишут Тироль и соавторы. И дело не в том, что европейские правительства скупятся на эти расходы: в 2020 г. они потратили на НИОКР примерно те же, 0,7% ВВП, что и американские власти. Скорее на эти расходы скуп европейский бизнес, который тратит на НИОКР почти вдвое меньше, чем бизнес в США (1,2% ВВП против 2,3%). 

Впрочем, дело не только в том, сколько тратит бизнес, но и на что он тратит. Авторы подсчитали, что в США на долю высокотехнологичных отраслей – в основном программного обеспечения и компьютерных услуг, фармацевтики и биотехнологий – приходится 85% этих расходов. В ЕС примерно 50% приходится на среднетехнологичные отрасли, особенно на производство автомобилей и запчастей. 

Европейскому бизнесу не так выгодно вкладывать в высокотехнологичные компании, как американскому, называют одну из возможных причин разницы в расходах ЕС Тироль и соавторы, ссылаясь на исследования. В Европе норма прибыли в высокотехнологичных отраслях была всего примерно на 3 п.п. выше, чем в среднетехнологичных, а в США – на 7 п.п. Они признают, что возможно более высокая норма прибыли высокотехнологичных компаний США, «по крайней мере частично, отражает почти монопольное положение гигантов программного обеспечения США на соответствующих рынках», но факт остается фактом –  более высокая норма прибыли является сильным стимулом для компаний США инвестировать в эти отрасли. 

Результат налицо: к октябрю 2022 г. компаний, чья оценка превысила $1 млрд, то есть «единорогов»: США — 645, Китай — 302, Индия — 113, Франции — 34 и Германия — 29. Но до 1970х в Европе появлялось столько же новых крупных компаний, сколько и в других развитых странах, включая США, по данным исследования Уилла Горнэлла и Ильи Стребулаева

Отчасти эту разницу можно объяснить более высоким налогообложением в Европе. Согласно исследованию Уфука Акчижита, Саломе Басландзе и Стефани Станчевой, самые успешные изобретатели патентов очень чувствительны к своим налоговым ставкам. Например, самая высокая налоговая ставка во Франции сейчас около 72%! И если бы она была снижена до 62%, то в ней бы, согласно оценкам этих экономистов, осталось бы на 6.1% больше французских изобретателей-«суперзвезд», а таких же иностранных изобретателей приехало бы на 56.4% больше. Поэтому обсуждаемые налоговые льготы в Германии могли бы не только увеличить трудоспособное население, но и подстегнуть инновации.

Сами же Горнэлл и Стребулаев объясняют разницу в траекториях роста Европы и США американской финансовой реформой 1974 года, которая неявно разрешила деятельность венчурного инвестирования. И за последние 50 лет большая часть новосозданных американских компаний была действительно профинансирована за счет венчурного капитала. Именно эти компании отвечают за 92% всех американских инвестиций в новые технологии.

Реформы нужнее денег

Европа, как показывает опыт, не всегда может воспользоваться даже увеличением финансирования. Первый заместитель директора-распорядителя МВФ Гита Гопинат с тремя другими исследователями оценили, что приток капитала в Южную Европу в начале 2000х гг. снизил, а не повысил, ее общую производительность на 12%. Это стало  побочным результатом введения общей валюты – евро. Реформа не только снизила барьеры для торговли и трудовой миграции внутри Европы, но и во многом объединила ее финансовые рынки. Из-за общего снижения процентных ставок в Европе, они снизились и на  юге континента, в результате банки стали выдавать гораздо больше новых кредитов. Но, согласно результатам этого исследования, из-за существующих ограничений на финансовых рынках в Испании, Италии и Португалии, большую часть новых кредитов получили не более производительные, а более крупные и уже состоявшиеся фирмы, которым было легче предоставить залог под новые кредиты. В результате существующие и низкорастущие фирмы стали еще больше, а быстрорастущим фирмам пришлось накапливать капитал самостоятельно. Это и привело к очень низкой отдаче от нового финансирования.

Нечто похожее произошло и на уровне правительств, а не фирм, во время Европейского долгового кризиса, начавшегося в 2009 г. Тогда правительства Греции, Португалии, Ирландии, Испании и Кипра воспользовались предыдущим периодом низких общих ставок в Еврозоне не для фундаментальных инвестиций в свои экономики, а для наращивания непроизводительных расходов. Это показывает, экономика нуждается не только в деньгах, но и в реформах, повышающих отдачу от использования денег – в том числе их более эффективном распределении.

Помимо отсутствия собственных инноваций, европейский рост также сдерживает и неспособность успешно применять чужие инновации. Например, самая крупная экономика Европы — Германия — уступает позиции в тех отраслях, в которых раньше она доминировала. Так, четыре крупнейших немецких автопроизводителя по рыночной капитализации все вместе сейчас примерно такие же, как одна японская Тойота или половина одной американской Теслы. И это произошло не из-за снижения качества существующих моделей немецких автомобилей, а из-за их отставания на новом рынке электромобилей.

Большим препятствием для инноваций в странах «Старого Света» становится бюрократия. Согласно исследованию Бруно Пелегрино и Луиджи Зингалеса, Италия перестала расти и потеряла свои лидирующие позиции в середине 1990х гг. из-за неспособности присоединиться к революции информационных технологий. Препятствием же стали чрезмерная зарегулированность и бюрократия — итальянским фирмам было выгодно нанимать не более способных, а более влиятельных менеджеров, обладающих хорошими связями. Такие менеджеры могли быстрее договориться о финансировании или получении необходимых документов для своих фирм, но им хуже удавалось идти в ногу со временем и реформировать компании. Согласно  оценкам Пелегрино и Зингалеса, такая структура менеджмента может объяснить более двух третей отсутствующего роста в Италии.

Схожий диагноз ставят Роберт Гордон с Хасаном Саедом. По их оценкам, благодаря информационным технологиям экономика США росла быстрее Европы на 0.21% ежегодно на протяжении 1995-2005 гг. Однако в следующее десятилетие 2005-2015 гг. эта разница сократилась до 0.04%. Но не из-за более высоких европейских инвестиций в эти технологии. А из-за того, что вклад всех информационных технологий в общий экономический рост был достаточно низким. Выходит, что во многом время роста за счет цифровизации осталось позади, и поэтому Европе лучше сейчас инвестировать в снижение зарегулированности, чтобы не пропустить новые возможности во время следующей волны инноваций.