Есть ли повод праздновать 100 лет воссоединения казахов в КАССР

Опубликовано
редакционный директор Qalam.global
Неизвестный художник. 1921 год. Освобождение женщины Востока. Плакат выпущен в Москве призывает девушек Туркестана вступать в Комсомол / Wikimedia Commons

12 июня 1924 года руководство Коммунистической партии СССР приняло решение о проведении национально-государственного размежевания в Центральной Азии. 24 октября того же года советский квазипарламент законодательно оформил это решение. На политической карте мира в статусе союзных республик и автономий возникли Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан, а уже существовавшая к тому времени Казахская Советская Республика значительно расширила свои границы. Что значит этот столетний юбилей сегодня, рассказывает Qalam Global. 

Казахская Автономная Социалистическая Советская Республика была провозглашена в 1920 году. Но именно в результате национально-государственного размежевания 1924 года КАССР объединила практически большинство населенных казахами земель, в том числе Алматы и Шымкент, и стала крупнейшей автономией в составе РСФСР. 

Тогда же в рамках советской империи возникли новые центральноазиатские республики: Узбекская ССР, Туркменская ССР, Каракиргизская АО и Таджикская АССР. Хотя некоторые границы республик позже менялись, в целом именно в 1924 году сложилась политическая карта Центральной Азии, которую мы видим и сейчас. 

Перепись 1926 года показала, что население Казахстана после национально-государственного размежевания увеличилось до 6,5 млн человек. Из них казахи составляли большинство: 3,713 млн человек, что почти на полтора миллиона больше, чем до размежевания. Прежде доля казахов равнялась примерно 46%, и в республике численно преобладали русские за счет Оренбургской губернии (600 тысяч). Теперь она была выведена за пределы Казахстана.

Перенос столицы КАССР из Оренбурга в Кзыл-Орду и включение в состав Казахстана туркестанских областей, а именно Сыр-Дарьинской, северной части Семиреченской и шести волостей Самаркандской области, переместило условный «центр тяжести» Казахской автономии из бывшей приграничной зоны с Россией на юг, что означало сближение КАССР с остальной Центральной Азией и ослабление ее связей с Башкирией и российскими районами Сибири и Урала.

До 1924 года КАССР занимала территории, населенные главным образом казахами Среднего и Младшего жузов. Соответственно, и в руководстве КАССР преобладали выходцы из этих родоплеменных структур. В 1924 году в КАССР вошли территории, занятые в основном казахами Старшего жуза. Многочисленными там были и представители отдельной группы кожа, происходившей от арабских миссионеров периода распространения ислама. К ней, в частности, принадлежал видный туркестанский партийный деятель Султанбек Ходжанов. Кроме него в руководство Казахстана вошли и другие весьма активные казахские политики-коммунисты из Туркестана, такие, как Турар Рыскулов и Ураз Джандосов

«Тюрьма народов»

Советская власть с пафосом заявляла, что освободила народы Российской империи от векового угнетения и подарила им государственность, что было, конечно, совсем не так. К тому же это именно тот случай, когда, по мысли Вергилия, стоит бояться данайцев, дары приносящих. Попробуем не спеша разобраться в том, как сегодня относиться к столетию национально-территориального размежевания.

Действительно, в Российской империи все покоренные народы постепенно потеряли какие-либо атрибуты суверенитета за исключением Великого княжества Финляндского, Хивинского ханства, Бухарского эмирата и отчасти Бокеевской орды. Между тем собственная государственность когда-то существовала на большинстве территорий, завоеванных или подчиненных Россией, в том числе на землях Казахского ханства. 

Однако все эти государства были со временем растворены в империи. Даже Царство Польское после восстания 1863–1864 годов расформировали на губернии, а само его название вычеркнули из политического словаря. 

Российская империя была унитарным государством, которое не признавало равноправия народов и конфессий. На рост национальных движений власть иногда отвечала насилием и политикой русификации, как, например, в Польше. В других колониях, в том числе в Центральной Азии, Петербург предпочитал не вмешиваться в местную жизнь и обычаи. Давление метрополии здесь принимало иные формы. Столыпинская аграрная политика поощряла массовое переселение русского крестьянства из густонаселенной Центральной России в Сибирь и казахские степи. Никакой стратегии модернизации «отсталых», по меркам европейцев, регионов у империи не было: она просто оттесняла коренное население, постоянно расширяя зону русской внутренней колонизации.

Если бы не было Октябрьской революции

Не стоит, однако, думать, что, если бы революция 1917 года не случилась, Российская империя осталась бы прежней. Скорее всего, в ней шли бы те же процессы антиколониального национального самоопределения, которые охватили все другие империи в 20 веке. Практически везде уже к 1917 году так или иначе сформировался запрос на обретение некой формы национальной автономии, в том числе в Казахстане. Например, газета «Қазақ» выходила с 1913 года, а поколение будущих алаш-ордынцев находилось в расцвете сил, поддерживало весьма интенсивные контакты с петербургскими либералами и поначалу даже было представлено в Государственной думе. 

Не будь революции 1917 года, Российская империя, подобно Британской и Французской, к 50–60-м годам 20 века, вероятнее всего, растеряла бы большинство колоний и сократилась бы примерно до пределов нынешней РФ. Конечно, мы никогда не узнаем, какие государства и в каких именно границах возникли бы, например, в Центральной Азии. Да и с судьбой Казахской степи не все было понятно.

Разгром антиколониального восстания 1916 года мог привести к ускоренному вытеснению многих казахских племен с их исконных территорий и кардинальному перераспределению земель в пользу русских переселенцев. Туркестанский генерал-губернатор, например, предлагал отнять у казахов все земли, где пролилась русская кровь. Возможно, казахов ждала бы участь американских индейцев, загнанных в резервации, где они пытались бы сохранить свой кочевой уклад. Вместе с тем не исключено, что репрессии властей и натиск русских переселенцев могли значительно усилить мобилизацию казахов вокруг идеи независимости. 

А случись в России только Февральская революция без большевистского Октября, процессы национального самоопределения окраин империи многократно бы ускорились. Украинская Центральная рада была созвана уже в марте 1917 года, вскоре после отречения Николая II. В свою очередь, Временное правительство России сообщило о готовности признать независимость Польши. В мае 1917 года 1-й мусульманский съезд принял решение о тюркско-татарской автономии, ядром которой должна была стать Казань. В июле 1917 года была образована партия «Алаш», которая взяла курс на достижение национальной автономии Казахстана. Тогда же, в июле-августе, башкиры заявили о стремлении создать свою автономию. Требования автономии выдвинула и азербайджанская партия мусаватистов-федералистов. Армянская национальная партия «Дашнак» была основана в 1890 году и имела большие планы на Армению не только российскую, но и турецкую.

Есть все основания полагать, что Всероссийское Учредительное собрание было бы вынуждено считаться с набирающим силу национальным движением. На первом же заседании оно провозгласило Россию федеративной демократической республикой. Вероятно, вскоре страна рассталась бы с частью национальных окраин вроде Польши, Финляндии или Украины. Обретение независимости одними колониями несомненно вдохновило бы другие на более радикальные требования. Так что российский Commonwealth, наподобие Британского содружества, мог бы появиться примерно к тому же 1924 году.

Дети 19 века: марксизм и национализм 

Впрочем, сколь бы этот разговор ни был увлекательным, смысл его состоит лишь в том, чтобы констатировать очевидный факт: присвоение статуса (совершенно формального) национальных республик и автономий являлось со стороны большевиков «благодеянием» весьма относительным. Национальный вопрос в России стоял — и стоял остро. Процесс распада империи и образования национальных государств уже шел — и шел бы дальше даже без участия большевиков. В конце концов, после Первой мировой войны рухнули сразу четыре колониальные империи — Российская, Австро-Венгерская, Османская и Германская. И везде происходило одно и то же — формирование национальных государств.

В нынешней России модно клеймить коммунистов за то, что они якобы по доброте душевной или в силу близорукости разбрасывались землями и даже правом выхода из Союза. Эти критики большевизма не понимают ни сути его доктрины, ни особенностей исторического момента.

Девятнадцатый век породил не только марксизм. В не меньшей степени это было столетие национализма, вступившего в борьбу против колониальных империй и за объединение новых стран вокруг национальных идентичностей. Тут надо объяснить, чем концепция нации стала для мыслящих людей 19 века. Пережив Великую Французскую революцию (1789–1799), Западная Европа впитала в себя новые идеалы свободы, равенства и прогресса. Широкие слои населения были глубоко разочарованы в монархии милостью Божьей с ее клерикализмом, сословными барьерами и феодальными порядками. Политики и мыслители эпохи увидели именно в идее нации действенный инструмент для новой сборки государств в интересах более широких масс, чем горстка паразитирующих аристократов и епископов во главе с коронованным деспотом. 

Есть легенда, что Ленин, тогда начинающий революционер-марксист, познакомился в 1902 году с Бенито Муссолини, тоже социалистом, а в будущем — отцом итальянского фашизма, крайне националистической идеологии. Оба только начинали свой путь в политике, который вскоре приведет их к власти: Ленина — в 1917 году, а Муссолини — в 1922 году.

Очевидно, что в котле недовольства старым миром вскипали и классовые, и национальные идеи. Как национализм присваивал себе социалистические идеи (тот же Муссолини был популистом), так и социализм пытался подчинить себе национализм. «Право наций на самоопределение» стало лозунгом большевиков уже в 1903 году. Кстати, другие политические силы России, включая кадетов, умеренных социалистов, а затем и белогвардейцев, национальный вопрос игнорировали. 

Характерно, что адмирал Колчак, придя к власти в Сибири, сразу же, в начале 1919 года, распорядился распустить Алаш-Орду в Семипалатинске. Недооценка значения национальных движений — одна из причин поражения белого движения.

Мечтавший о власти Ленин отлично понимал силу национализма, заставлявшего людей жертвовать жизнью ради отечества и с легкостью возносившего безродных смельчаков на самые вершины мира. Вместе с тем он видел в национализме опасную альтернативу для своей теории классовой борьбы, поскольку национализм ставил перед обществом «надклассовые цели» и тем самым консолидировал его вокруг национальной элиты.

Классы и нации

После 1917 года для Ленина выпустить национализм из-под контроля означало потерять власть. Раз национально-освободительное движение объективно неизбежно, то большевики просто должны его возглавить. Как это выглядело на практике? Прежде всего было необходимо лишить национальное движение «надклассового характера». 

Созданный большевиками новый политический язык иногда может ввести в заблуждение. Вроде бы все слова знакомые, но имеют подчас совершенно противоположный смысл. Вот, например, слово «автономия». В обычном языке этот термин означает самостоятельность, право действовать на основании собственных принципов. Ничего подобного. «Автономия есть форма, — поучает Сталин в 1918 году, — Вопрос в том, какое классовое содержание вкладывается в эту форму. Советская власть отнюдь не против автономии, она за автономию, но такую, где бы вся власть находилась в руках рабочих и крестьян, где бы буржуа всех национальностей были устранены не только от власти, но и от участия в выборах правительственных органов». 

Алаш-Орда, вы говорите? Говорите, получила в Казахской степи абсолютное большинство на выборах в Учредительное собрание? Это же «буржуазные националисты», которые «разоблачаются ходом революции», их власть надо немедленно заменить на «диктатуру киргизского пролетариата» (тоже Сталин). 

Разумеется, как только большевики установят контроль над Казахской степью, Алаш-Орда будет упразднена, алаш-ордынцы вытеснены на политическую периферию, затем изолированы и, наконец, почти полностью уничтожены в ходе репрессий 30-х годов.

Или взять разрекламированное большевиками право наций на самоопределение вплоть до отделения от Союза. И Ленин, и Сталин заявляли, что большевики гарантируют такое право. Оно священно. Но отделение должно быть «выгодно для трудящихся слоев», и партия никогда не согласится отдать массы на милость реакционных беков, баев, мулл, панов (нужное добавить). 

Большевики особенно и не скрывали, что в созданной ими системе только партия имеет право говорить от имени «трудящихся» и решать, что им выгодно и когда выгодно. «Трудящимся» оставалось принять это за аксиому, а кто не принял, тех уж нет. Эту удобную демагогию большевики обычно именовали «диалектикой». Подобная классовая «диалектика» пронизывала все общественные понятия, которыми оперировали творцы «нового мира»: государство, республика, союз, нация, свобода, право, законы, гуманизм. 

В большевистском универсуме советская национальная республика, таким образом, замещала опасный «буржуазный» национализм его выхолощенной классовой версией и при этом расширяла базу нового строя, гарантируя социальные лифты для национальных кадров из «трудящихся».

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»

Марксизм заимствовал у Гегеля концепцию, согласно которой история подчинена определенной логике прогресса. В соответствии с этой концепцией Маркс выделил стадии поступательного развития человечества от первобытнообщинного до коммунистического общества. Большевики верили, что, опираясь на якобы открытую Марксом логику мирового движения к коммунизму, можно поставить историю под контроль и даже подтолкнуть вперед, так сказать, пришпорить время и совершить гигантский скачок из утлого настоящего в «светлое будущее». Вера в рецепты «прогрессивного» преобразования общества была у большевиков вполне религиозной, хотя сами они называли ее «научным коммунизмом». 

Без этой религиозной веры все было бы зря. Дело в том, что, согласно классической марксистской теории о пролетарской революции, Российская империя для нее совершенно не годилась. Полуфеодальная страна, в которой только что стал развиваться капитализм, нуждалась не в социалистической революции, а в буржуазно-демократической. Впрочем, Ленин и его сподвижники были фанатиками социальной инженерии, а потому с энтузиазмом принялись за преображение архаичной колониальной империи в самое «прогрессивное» государство на земле.

Часть наций Российской империи — поляков, украинцев, закавказские народы — Сталин уже в 1913 году называл «определившимися единицами», которым должна быть предоставлена автономия.

Остальные нации, по мысли идеологов большевизма, в России только формировались, поскольку соответствующие сообщества, вроде народов Центральной Азии, еще не вступили на путь капиталистического развития. А нация, как были убеждены марксисты, — это ступень, характерная именно для капитализма. Поэтому большевикам предстояло создать нации там, где их, согласно марксистской доктрине, еще не могло быть. А это означало и переплавку родов и племен в нации, и избавление от «феодальной» отсталости, то есть модернизацию всей жизни — от социальных структур до типов хозяйствования.

Таким образом, образование советских национальных республик и автономий превратилось в грандиозный модернизационный проект, который сцементировал начавшую было распадаться Российскую империю вокруг яркой, хоть и призрачной идеи, продлив ее существование на 70 лет. Цель этого проекта состояла в организации больших социалистических наций, но не ради наций как таковых. Новые национальные элиты, включенные в жесткую партийную вертикаль, должны были мобилизовать население на слом всего «старого мира» и гигантскую стройку социализма. При всех внешних атрибутах национальности и государственности советская национальная республика была прежде всего мобилизационной машиной, которая должна была безотказно реализовывать волю партии, а точнее, узкого круга ее вождей в их путешествии к «светлому будущему».

Как проводили размежевание

С точки зрения строительства наций те казахские земли, которые были объединены при империи в Степной край и Бокеевскую орду, не представляли слишком сложной проблемы. Единый казахский этнос, говорящий на одном языке, занимал степные территории и вел преимущественно кочевой образ жизни. Именно поэтому КАССР была образована уже в августе 1920 года, раньше других республик Центральной Азии. И тогда же член Туркбюро ЦК РКП(б) Георгий Сафаров при подготовке бумаг к заседанию пленума ЦК РКП (б) о национальной политике в Туркестане предложил присоединить его казахское население к остальному Казахстану, что и произошло, собственно, в 1924 году.

Национально-государственное размежевание огромного Туркестана представляло гораздо более сложную задачу. Ее обсуждение началось параллельно с образованием КАССР. В июне 1920 года Ленин потребовал: «Поручить составить карту Туркестана (этнографическую и проч.) с подразделением на Узбекию, Киргизию и Туркмению. Детальнее выяснить условия слияния или разделения этих трех частей». 

Это распоряжение Ленина, кстати, опровергает расхожий миф о том, что коммунисты «искусственно изобрели» нации Центральной Азии. У большевиков, безусловно, существовало общее представление о наиболее многочисленных этнических группах региона, между которыми предстояло теперь прочертить границы. Конечно, можно упрекнуть Ленина за то, что он запамятовал каракиргизов и таджиков, которые присутствовали даже в словаре Брокгауза и Эфрона, стоявшем на полке в кабинете вождя, прямо у него за спиной. Впрочем, ученые-этнографы, которые занимались подготовкой размежевания, конечно, были хорошо осведомлены об этих народах.

Некоторые историки считают, что в Кремле границы национальных республик Центральной Азии нарезались произвольно.

При этом большевики якобы всегда держали в голове древний имперский принцип «разделяй и властвуй» и кроили карту так, чтобы искусственно создать точки напряженности. Франсин Хирш, автор фундаментального труда по советской национальной политике 20–30-х годов, однако, считает это расхожее мнение мифом. 

Большевики всячески подчеркивали «научность» марксизма и предпочитали в практической политике также опираться на рациональное научное знание, в частности, экспертизу этнографов, географов, фольклористов и лингвистов старой, еще царской школы. Если в империи к ним относились довольно прохладно, полагая, что они сочувствуют «инородцам» и хотят растащить Россию на лоскутья, то при советской власти такие ученые, как Сергей Ольденбург, в прошлом, кстати, кадет и министр Временного правительства, Лев Штернберг, член-корреспондент АН СССР по отделу малых народов Севера Василий Бартольд и другие, заняли видное место и в академической иерархии и в главном научно-практическом центре по размежеванию — Комиссии по изучению племенного состава СССР и сопредельных стран.

Другой важный think tank, готовивший размежевание, — это Госплан, подходивший к определению границ новых республик с точки зрения экономической целесообразности и представлявший себе СССР как федерацию хлопка и льна, угля и металла, руды и нефти, сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности. 

Высшее партийное руководство в процессе размежевания стремилось найти компромисс между этнографами и экономистами и довольно внимательно заслушивало мнение местных национальных элит — Среднеазиатского бюро ЦК ВКП (б) и Центральной территориальной комиссии по национально-государственному размежеванию в Средней Азии, которые возглавлял Исаак Зеленский. В Москве тщательно изучали поток жалоб и предложений непосредственно от местных жителей, хлынувший сразу вслед за размежеванием 1924 года. 

Дело было отнюдь не в произволе Москвы и не в политике «разделяй и властвуй». Один из экспертов, занятых размежеванием, выдающийся востоковед Василий Бартольд утверждал, что национальное размежевание основано на идее нации — идее, выработанной «западноевропейской историей 19 века» и «совершенно чуждой» для Центральной Азии. 

Действительно, до начала размежевания большинство жителей Центральной Азии не определяло себя в национальных терминах. Еще до революции Сергей Ольденбург и Лев Штернберг фиксировали рост именно национального самосознания разве что в Казахской степи, где казахи столкнулись с массовым крестьянским переселением из России. Знакомство с агрессивным колониализмом сплачивало и обостряло национальное чувство. В Туркестане ситуация была иной. Разные народы жили здесь вперемежку: кочевники, полукочевники и земледельцы, тюрки, говорившие на кыпчакских, карлукских, огузских языках, и их смеси — чагатайском наречии, иранцы, сарты, тюркоязычные и ираноязычные. Этнические, лингвистические, религиозные, племенные, родовые границы зачастую не совпадали, и люди нередко приписывали себе одновременно несколько идентичностей. У оседлых жителей идентичность могла строиться вокруг территории проживания — бухарцы, ферганцы, ташкентцы.

Если, нанося на карту границы Белорусской и Украинской республик, советские этнографы опирались исключительно на лингвистические данные, то в Туркестане приходилось учитывать множество других факторов. Тот же Василий Бартольд, намечая границы Казахской и Кыргызской республик, принимал во внимание данные о быте, физическом типе и структуре родства. Дополнительную сложность доставляли довольно серьезные пробелы в научных знаниях. В частности, белым пятном называли земли Хорезма (Хивы) и Бухары, пограничные области с Афганистаном и Китаем. 

Одним словом, поставленная большевиками задача — организовать в этом чересполосном регионе национально-территориальные единицы по типу европейских и провести между ними границы — сама по себе провоцировала конфликты. И они начались сразу же, как только новые национальные элиты поняли, что статус национальной республики дает им право контроля над людьми, землей, недрами, водными ресурсами и позволяет вытеснять или дискриминировать меньшинства.

Терри Мартин писал, что «прочертить любую национальную границу значит создать этнический конфликт. А в Советском Союзе были прочерчены буквально десятки тысяч национальных границ. И в результате каждая деревня, а по сути, каждый человек вынуждены были заявить о верности своему этносу и бороться за то, чтобы остаться национальным большинством и не стать меньшинством. Трудно себе представить любую другую меру, которая могла бы больше способствовать этнической мобилизации и этническим конфликтам». В Центральной Азии такие конфликты начались сразу же после размежевания и продолжались до недавнего времени.

Была ли альтернатива?

Это очень интересный вопрос. Еще в период размежевания Василий Бартольд сожалел о том, что были утрачены такие древние государственные образования, как Хорезм (Хива) и Бухара, которые с 1920 года имели статус народных советских республик. Почему, собственно, большевики их не сохранили?

В 1920 году в Туркестане казахский партийный деятель Турар Рыскулов и местные джадиды предлагали создать Тюркскую коммунистическую партию и Тюркскую республику. Непосредственно в период размежевания похожую идею Среднеазиатской федерации развивал другой казахский политик — коммунист Султанбек Ходжанов. Почему и эти проекты не нашли поддержки в Москве? 

Ответы на эти вопросы помогут лучше понять тайные пружины большевистской политики. Во-первых, существование полиэтнических Хорезма и Бухары, как и проекты мега-республики, шли вразрез с мононациональным принципом государственного строительства большевиков: одна нация — одна республика. Во-вторых, как Хорезм и Бухара, так и идея центральноазиатской мегареспублики были не только транснациональными, но и пантюркистскими, а потенциально и панисламистскими.

Вообще говоря, пантюркистские и панисламистские проекты были весьма популярны в послереволюционные годы, но Москва всякий раз их отвергала. Так, в 1919 году башкирский лидер Заки Валиди (1890–1970) предлагал объединить Башкирию и Казахстан, на что Кремль снова не пошел. Более того, в 1924 году, отделяя Оренбургскую губернию от КАССР, большевики, очевидно, стремились создать русский буфер между двумя тюркскими республиками. 

В 1920 году Валиди, обвинив Москву в великодержавных амбициях, скрылся в Центральной Азии, где принял активное участие в «басмаческом» движении и даже возглавил Совет национального единства Туркестана. «Басмачи», как их называли большевики, были вооруженным и весьма масштабным антирусским, пантюркистским и панисламистским движением, в котором массово участвовали и другие тюрки-иностранцы. Один из лидеров турецких младотурок Энвер-паша яростно сражался в Туркестане и в 1922 году погиб в бою с красными на землях Бухары.

Борьба с «басмачами», которую часто называют последним актом Гражданской войны, разворачивалась на фоне тектонических сдвигов в Азии. В 1923 году Мустафа Кемаль, изгнав европейские оккупационные силы, провозгласил Турецкую республику. Еще раньше афганский эмир Аманулла-хан сверг британское господство, провозгласил независимость и в 1923 году принял Конституцию.

Опыт младотурок и младоафганцев свидетельствовал, что покончить с колониализмом и создать собственное государство можно и без посторонней помощи, к тому же в случае с Москвой весьма сомнительной. Аналогичные обновленческие идеологии, в том числе младохивинцы, младобухарцы и в целом джадиды, были весьма влиятельны в Туркестане и имели широкие связи как с местными коммунистами, так и за рубежом. Парад суверенитетов на южных границах СССР заставил большевиков занервничать. Неудивительно, что они стали торопиться с образованием центральноазиатских советских республик в собственной редакции, а всякое местное национально-государственное творчество спешно похоронили.

Итоги «Светлого будущего»

Ни Ленин, ни большевики Россию толком не знали, проведя большую часть жизни в эмиграции. Ленин даже признавался: «А мало я знаю Россию. Симбирск, Казань, Петербург, ссылка и — почти все!». Впрочем, ни Ленина, ни большевиков это не смущало. Ведь они знали марксизм, в научной истинности которого были абсолютно убеждены. Учение, придуманное кабинетным мыслителем Марксом на деньги капиталиста Энгельса, было объявлено «волей трудового народа». Присвоив себе эксклюзивное право толковать это учение, большевики создали не имевший аналогов в мире аппарат насилия — «диктатуру пролетариата». Ради «светлого будущего» эта диктатура могла физически уничтожать целые классы, ликвидировать веками складывавшиеся уклады жизни, переселять народы, присваивать труд и собственность миллионов людей. 

Понадобилось много десятилетий, прежде чем опыт — единственный критерий научной истины — доказал ошибочность всех построений российских марксистов, которые привели к экономическому, национальному и политическому кризису конца 80-х годов 20 века и к краху созданной ими же империи.

Слово «модернизация» обычно вызывает исключительно положительные эмоции. Но советскую модернизацию омрачили бесчисленные жертвы и трагедии. Мэтт Пейн справедливо заметил: «Советская национальная политика действовала и как разрушитель, и как творец новой казахской нации». Действительно, в ходе советской модернизации традиционное казахское общество с его вековыми традициями погибло. Большевики вроде бы навязали казахам новую идентичность социалистической казахской нации.

Усилия, подвиги, победы и трагедии поколений, строивших советский Казахстан, — часть этой новой идентичности. Но вот парадокс. Память о прежнем традиционном племенном обществе, о собственной государственности никогда не умирала и сохраняет важное значение для самоощущения казахов по сей день. Это в очередной раз говорит об ошибочности фантазий русских марксистов, убежденных, что уничтожение традиционного экономического уклада будто бы приведет к рождению абсолютного нового советского человека. Большевики вообще недооценивали все то, что они пренебрежительно называли «надстройкой»: обычаи, культуру, религию, историческую и семейную память. 

В самом начале этой статьи я много рассуждал о том, что было бы, если бы не случилась революция 1917 года или случилась Февральская революция, но большевики не смогли бы захватить власть в октябре. Нет, сомнения, что и в том, и в другом случае на карте мира возникла бы Республика Казахстан. Это был вопрос времени. Такова была логика исторического процесса, который уже был запущен в Российской империи. При эволюционном развитии событий модернизация казахского общества была бы, наверное, более постепенной и менее трагической. Но большевикам удалось продлить жизнь империи в ее новом издании, отредактированном и дополненном. Впрочем, история в конечном итоге все вернула на свои места.

Что почитать 

Акимбеков С. Казахская степь: от империи до утопии. Курс лекций для проекта Qalam, 2023.

Аманжола Д.А. Советский проект в Казахстане: власть и этничность. 1920–1930-е гг. — М., СПб, 2019.

Мартин Т. «Империя положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1929. — М., 2011.

Сактаганова З. «Эх, хорошо в стране Советской жить…» Хроника репрессий в Казахстане в 1920–1980-е гг. Статья для проекта Qalam, 2024.

Хирш Ф. Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза. — М., 2022. 

Ходорковский М. Степные рубежи России. Как создавалась колониальная империя 1500–1800. —М., 2023.

Чокобаева А. Восстание 1916 года. Прелюдия гражданской войны и антиколониальный протест в Казахской Степи и Семиречье. Статья для проекта Qalam, 2023.

Штернберг Л.Я. Инородцы. Общий обзор // Формы национального движения в современных государствах: Австро-Венгрия, Россия, Германия.// Под ред. А.И. Кастелянского. — СПб, 1910.

Olcott M.B. The Kazakhs. — Stanford. 1987. 

Payne М. Stalin’s Railroad: Turksib and the building of Socialism. — Pittsburg. 2001.

Читайте также