«Байтерек» нарастит долговую нагрузку, чтобы ускорить экономический рост
Казахстан переходит к политике проактивного экономического роста (ППЭР), которая предполагает руководящую роль государственного сектора в привлечении и распределении инвестиций. Общая направленность ППЭР — не выдумка казахстанских властей, а следование общемировому тренду возрождения экономической политики. Основной риск такой политики – консервация неэффективности, вызванная необходимостью решать социальные задачи.
Общие сведения о ППЭР
Концепция политики проактивного экономического роста была презентована вице-премьером и министром экономики Сериком Жумангариным в октябре 2025. Общие черты ППЭР Жумангарин описал на встрече в Торговой палате США в Вашингтоне 15 октября. Детали политики были публично раскрыты вице-премьером и его командой 24 октября в Астане на совещании с участием руководства НУХ «Байтерек».
Фоном для запуска ППЭР служит задача удвоения ВВП Казахстана к 2029, а также завершение цикла крупных инвестиций в нефтегазовый комплекс, связанных с запуском промышленного освоения Кашагана и реализацией проекта будущего расширения на Тенгизе. Динамика валового притока прямых иностранных инвестиций по итогам 6М2025 оказалась околонулевой, причем в горнодобывающем секторе, обеспечивающем благодаря нефтегазу до 40% всего объема валового притока ПИИ, наблюдался спад на 58%. Накопленный объем ПИИ на начало 3К2025 снизился на 3%.
Запуская ППЭР, государство демонстрирует, что больше не ждет инициатив от крупных частных инвесторов, а формирует так называемый «заказ на инвестиции», определяя дефицитные ниши и предлагая бизнесу готовые параметры проектов с госучастием в той или иной форме.
Центральным звеном ППЭР стала глубокая трансформация холдинга «Байтерек». Из национального управляющего он превращается в национальный инвестиционный холдинг. Правительство намерено ежегодно увеличивать его капитализацию на 1 трлн тенге, при этом сам холдинг привлечет 8 трлн тенге внешних и внутренних займов.
Внутри холдинга формируются семь отраслевых Investment Boards (инвестиционных служб), специализирующихся на металлургии, машиностроении, АПК, химии и других высокопроизводительных секторах. Эти службы будут сопровождать проекты от стадии идеи до выхода на экспортные рынки. Запускается Национальная цифровая инвестиционная платформа.
В аграрном секторе уже сформирован пул из 202 проектов на 4,3 трлн тенге, включая молочно-товарные фермы и предприятия по глубокой переработке зерна. Аналогичный подход внедряется в отраслях, производящих потребительские товары (26 видов товаров с высокой импортозависимостью).
ППЭР опирается на обновленную линейку финансовых инструментов. На базе ФРП «Даму» созданы два специализированных гарантийных фонда. ГФ-1 для проектов малого и среднего бизнеса (до 7 млрд тенге с покрытием гарантией до 85% суммы кредита); на 15.12.2025 было поддержано 2,4 тыс. проектов на 418 млрд тенге, под гарантией – 230 млрд. ГФ-2 предназначен для реализации проектов крупных предприятий (свыше 7 млрд с покрытием 30% займа и срочностью до 15 лет); к середине декабря 2025-го этот фонд поддержал лишь один проект на 7,1 млрд, прогарантировав 2,8 млрд.
Запущена очередная программа льготного финансирования МСБ – «Өрлеу» (льготное кредитование – под 12,6% – на инвестиции, пополнение оборотных средств и рефинансирование), по которой государство поддержало около 1,7 тыс. проектов на почти 500 млрд тенге. Объявлено о создании фонда «ADAL» для продвижения продукции АПК и внедрении валютного финансирования экспортных проектов для повышения их конкурентоспособности на внешних рынках. Для крупнейших проектов (свыше 29,5 млрд тенге) внедряются соглашения об инвестициях, гарантирующие стабильность законодательства на 25 лет.
Правительство рассчитывает, что такая концентрация ресурсов позволит довести долю инвестиций в основной капитал до 21% к ВВП уже к 2028. По итогам 2024 соотношение инвестиции в основной капитал/ВВП находилось на уровне 14,2%.
Мировой опыт промполитики
Подход казахстанских властей выглядит вполне мейнстримным. Kursiv ранее писал о смене отношения экономистов влиятельных институтов к промышленной политике на фоне развития зеленой повестки (стимулируемое государством распространение ВИЭ и электромобилей), а затем коронакризиса с разрывом транснациональных цепочек поставок и обострения глобальной геополитической обстановки.
Но если еще пару лет назад промполитику нормализовывали лишь представители образовательных учреждений и think-tank’ов, то в уходящем году в этот процесс включились оплоты консервативности – международные финансовые институты. В очередном обзоре мировой экономики от Международного валютного фонда (октябрь 2025) промышленной политике посвящена целая глава.
Аналитики МВФ, изучившие опыт 58 стран в период между 2009 и 2021, признают, что страны – как развитые, так и развивающиеся – активно применяют субсидии и преференции в отношении целевых секторов, чтобы повысить их производительность или снизить импортозависимость. В группе субсидий наиболее популярными инструментами являются торговое финансирование (причем, у развитых стран этот инструмент более популярен, чем у развивающихся), займы по сниженным ставкам, а также гарантии по займам.
В группе преференций (мер прямой поддержки) различия между развитыми и развивающимися странами более значительна: если развитые чаще прибегают к грантовому финансированию, то у развивающихся доля грантов и налоговых стимулов примерно равна – на них приходится две трети.
Поддержка позволяет компаниям ускорить локализацию производства и снизить производственные издержки. При этом растут цены для потребителей и фискальные затраты. В странах со слабыми институтами (в исследовании речь идет о практиках госуправления) снижается аллокация капитала.
Эксперты МВФ не призывают отказываться от промышленной политики в пользу структурных реформ (хотя обозначают: структурные реформы эффективнее и дешевле). Они советуют совмещать реформы с ПП, не выпуская из поля зрения рыночную дисциплину.
Промполитика сегодня представляет собой нормальную практику не только для стран, находящихся в процессе индустриализации, но и для глобальных промышленных лидеров. Эти страны прямо фиксируют элементы промполитики в межправительственных соглашениях.
В американо-японском соглашении по критическим минералам и редкоземельным элементам, подписанном в минувшем октябре, указано: «Стороны намерены привлечь поддержку со стороны государства и частного сектора, в том числе для финансирования капитальных и операционных расходов посредством грантов, гарантий, займов или акционерного капитала; офтейк-контрактов, страхования либо регуляторных мер содействия».
Риски ППЭР
Новая модель экономического роста РК скрывает в себе серию рисков, наиболее явный из которых – усиление патернализма, принесение эффективности проектов в жертву социальной стабильности. Необходимость поддержания низкорентабельных, а то и убыточных схем ведения бизнеса, объясняемое задачей поддержания социального спокойствия, долгое время тормозило наиболее важные реформы – ценообразования на рынках энергетических товаров и регулируемых услуг.
Патерналистский подход скрывает еще один риск. Аккумулированные государством инвестиции могут пойти не в новое строительство, а на финансирование сделок по передаче крупных активов с казахстанской пропиской от одних предпринимателей другим. В случае с иностранными собственниками и казахстанскими владельцами, не ориентированными на продолжение бизнеса в РК, капитал покинет страну. Такой формат финансирования решает скорее краткосрочные политические задачи, чем долгосрочные экономические.
Находясь в конфликте между необходимостью приоритизировать и производительность, и количество создаваемых рабочих мест, правительство может выбирать неоптимальные решения – выбирать трудоемкие проекты. Государственные менеджеры и вне контекста занятости не застрахованы от ошибок в выборе приоритетных продуктов и технологий. В международной практике промышленной политики это называется «выбором проигравших» (picking losers).
Проактивная инвестиционная модель может увеличить уязвимость финансовой системы. Национальный управляющий холдинг, трансформирующийся в национальный инвестиционный, в условиях, когда от практики целевых трансфертов в среднесрочной перспективе решено отойти, становится главным инструментом финансирования в целях достижения экономического роста.
В течение последних трех лет «Байтерек» заметно нарастил финансирование экономики как через займы, так и посредством лизинга и через инвестиции в ценные бумаги. С конца 2023 по 3К2025 балансовая стоимость активов фонда выросла на 27% до 17,3 трлн тенге, в том числе кредитов клиентам – на 41% до 8,1 трлн, объем инвестиционных ЦБ – на 48% до 2,2 трлн тенге, дебиторская задолженность по финансовому лизингу – на 70% до 2,1 трлн. По расчетам Kursiv Research, в группах активов, связанных с финансированием экономики РК, «Байтерек» сосредоточил свыше 70% совокупных активов. По меркам казахстанских финансовых институтов – уровень высокий.
Пока коэффициент финансового рычага (обязательства к собственному капиталу) составляет 3,9, но при реализации планов по докапитализации на 1 трлн и расширении обязательств на 8 трлн соотношение сдвигается к 4,8. Для «Байтерека» и это значение не критично: в течение 2022-го, когда на баланс холдинга попал Сбербанк (ныне это Bereke Bank, принадлежащий катарскому Lesha Bank), леверидж приближался к 6, но это была принципиально иная структура пассивов.
Планируемое расширение кредитования бизнес-проектов может повысить неопределенность относительно качества активов холдинга, что может поставить под угрозу его финансовую стабильность. Проблемы с госхолдингом (даже такие, как снижение рейтинга из-за ухудшения качества портфеля) могут моментально транслироваться на остальную экономику. Это придает дополнительный вес кредитному риску.
Государственным администраторам, вставшим у штурвала национальной экономики в условиях, когда частные капитаны бизнеса не проявляют активности, предстоит нелегкая задача – на высокой скорости пройти между кредитными и социальными рисками, не свалившись в «выбор проигравших» и не задавив маленькие частные суда, идущие в том же фарватере.
