«Бизнес получил передышку за счет госденег, а если бы их не было, то для половины частных компаний в Казахстане уже бы наступил фатальный финал»

Astana Group вместе с другими большими казахстанскими компаниями переживает непростые времена и готовится к новым испытаниям. Президент компании Нурлан Смагулов в интервью «Къ» сообщил, что не ожидает скорого выхода экономики из кризиса, одновременно с оптимизмом смотрит на перспективы своего бизнеса.

– Нурлан Эркебуланович, идет к завершению 2009 год, правительство рапортует об антикризисных мерах. Вы как предприниматель можете оценить антикризисную программу государства. Что, на ваш взгляд, сделано правильно, не правильно?
– Я сам являюсь членом антикризисного совета при премьер-министре, принимал участие в заседаниях правительства и могу сказать, что диалог бизнеса и власти в этом году получился. На многих площадках шли открытые дискуссии предпринимателей с членами правительства, премьер-министр участвовал во многих бизнес форумах. Причем нам часто напоминали, что мы были сторонниками чистого бизнеса, мы раньше говорили, что государство должно меньше вмешиваться, а сейчас сами просим, чтобы оно обратило внимание на проблемы бизнеса и оказало помощь, в том числе финансовую. Отрицать, что у правительства есть антикризисная программа, нельзя, вопрос в том, насколько она эффективна, и дискуссии в обществе на эту тему не прекращаются.
Есть люди, которые игнорируют антикризисную программу и ее влияние на экономику, и есть те, кто считает, что это была одна из самых удачных антикризисных программ если не в мире, то на просторах СНГ. У меня отношение к антикризисной программе достаточно здоровое, потому что мы в своих компаниях почувствовали помощь, в частности, по линии ФНБ «Самрук-Казына» компания «Астана Моторс» получила деньги по ставке 12,5% годовых для торгового финансирования. Под инвестиционные проекты «Зерновая Индустрия» получила длинные и относительно недорогие деньги по линии нацхолдинга «КазаАгро». Но нельзя всю антикризисную программу правительства сводить к тому, что получены деньги, хотя это один из самых главных вопросов. На совещаниях Антикризисного совета мы пытались вместе с правительством убрать те препоны, которые затрудняют жизнь предпринимателям. Где-то это удалось, где-то нет. Я бы поставил антикризисной программе «4-» и «4» по распределению выделенной государством помощи, потому что было много проверок различными контрольными органами, из-за которых деньги в экономику дошли с задержкой.
На мой взгляд, мы не уделили должного внимания двум вещам. Во-первых, АФН, извлекая уроки из прошлого, по-моему, «передавило» ситуацию с банковским сектором. С 1 сентября вышло ограничение на выдачу долларовых кредитов. Но при этом в банках нет ликвидности в тенге, нет «длинных» тенге для финансирования экономики. Если же банки дают кредиты в долларах, то они обязаны сформировать провизии в размере 20% от суммы кредита. Это закладывается в кредитную ставку и ухудшает доступ к этим деньгам. Во-вторых, в октябре гарантии казахстанских банков перестали принимать на западе, и мы не можем привлечь деньги для наших торговых операций и инвестиционных проектов. В итоге образовался замкнутый круг. Разрешить эту ситуацию можно, только если государство оперативно примет решение и начнет подтверждать гарантии банков перед западными финансовыми институтами до тех пор, пока в мире не восстановится доверие к нашим банкам.

– Значит, расслабляться еще рано…
– Я далек от того, чтобы предсказывать третью и четвертую волну кризиса. Сейчас в мире никто ничего не может что-то прогнозировать с высокой степенью уверенности. Ясно, что расслабляться нельзя, кризис, к сожалению, не заканчивается. Бизнес получил передышку за счет государственных денег, а если бы их не было, то для половины частных компаний в Казахстане уже бы наступил фатальный финал, это однозначно. Но даже мы, перед кем банкротство не маячит, испытываем очень серьезные проблемы с ликвидностью. В основном мы живем сейчас за счет коротких и дорогих денег. Самая главная проблема остается не решенной – у иностранных инвесторов нет доверия к казахстанским банкам, а значит, нет кредитных линий. Пока мы не восстановим доверие к казахстанским банкам, говорить о прекращении антикризисной программы не приходится.

– Сейчас активно обсуждается вопрос вступления Казахстана в Таможенный союз России и Белоруссии. Для вас как предпринимателя в этом видится больше плюсов или минусов?
– Очевидно, что когда мы вступим в Таможенный союз, все круто поменяется. О плюсах и минусах судить очень тяжело – у меня лично очень осторожное понимание. Вырастут импортные пошлины – сейчас в Казахстане они меньше, чем в России и Белоруссии. Покупательская способность от этого, как вы сами понимаете, не вырастет. Автомобили, легкая промышленность – изделия из ткани и меха – станут дороже. Ювелирные изделия – тоже. Усилится конкуренция со стороны российских компаний. У них себестоимость производства и издержки гораздо ниже, чем в Казахстане, из-за того, что критическая точка производства там на порядок выше. Или ты производишь, грубо говоря, миллион изделий в месяц, или – миллион изделий в год. Так вот, российские предприятия производят миллион изделий в неделю.
С другой стороны, нельзя не сказать о плюсах. Укрепится общая таможенная граница, я считаю, что будет меньше разных «серых» схем – по растомаживанию тех же автомобилей, будет меньше «дыр» на границе. Рынок станет более цивилизованным. У казахстанских компаний будет мотивация конкурировать и улучшать свои технологии. Для некоторых отраслей откроются большие рынки сбыта – Россия и Белоруссия – например, у производителей макарон и муки. Но сколько мы получим плюсов и сколько минусов, зависит от работы правительства и бизнеса. Правительство должно регулировать переход, сделать его постепенным, не нужно шоковой терапии, нужно отстаивать свои национальные интересы. Нам необходимо отыгрывать ситуации по многим вопросам. А бизнесу не надо однозначно заявлять, что у нас нет преимуществ и выгод, а надо в конкурентной борьбе доказывать свое право на жизнь.

– Каким образом Astana Group переживает кризис? Какие статьи урезали? Сколько получилось сэкономить?
– По компании «Астана Моторс» мы зафиксировали убытки в 2008 году свыше $11 млн, в 2009 – более $9 млн. Мы об этом уже заявляли в СМИ. Все это было погашено за счет внесения денег в уставный капитал. В 2007 году на пике продаж мы заказали очень много машин, и когда они начали приходить в начале 2008 года, кризис уже был в разгаре и продажи упали в разы. На начало 2008 г. при том уровне продаж у нас был четырехлетний сток. Мы сократили расходы, переориентировались с продаж на сервисные услуги, приняли решение о дисконтировании большинства моделей. Мы переговорили со всеми нашими партнерами и в ряде случаев получили помощь – автопроизводители одобрили наш шаг по дисконтированию и взяли на себя часть расходов, помогли по рекламе. За два года мы распродали сток, при этом мы не переставали заказывать новые модели, но уже по другим ценам. Сейчас есть небольшой остаток на складах по Subaru и Nissan, мы продолжаем продавать эти автомобили с дисконтом, но до января мы надеемся распродать их. Toyota, BMW, Hyundai предлагают только новые модели. На сегодняшний день мы вывели ситуацию в рабочую, стабильную. Да, мы прошли болезненную, но вынужденную процедуру сокращения штата сотрудников, но не закрыли ни одну компанию. В этом году произошло падение продаж на 60% по сравнению с прошлым, но «Астана Моторс» сохраняет долю рынка на уровне более 30%. Сильнее всего упали продажи на бюджетные машины, такие как Hyundai. Менее всего пострадал премиум-класс. По нашим прогнозам с января «Астана Моторс» выйдет на безубыточную работу.
Были опасения по падению посещаемости сети наших торгово-развлекательных центров MEGA, но этого не произошло. MEGA спас формат, который предлагает не только шопинг, но и отдых всей семьей, и люди приходят даже в кризис, потому что всем нужно от него отдыхать. Девальвация тенге больно ударила по ТРЦ и отодвинула сроки окупаемости, так как все займы у нас в долларах, а выручку за аренду наших торговых площадей мы получаем в тенге. MEGA своевременно обслуживает все кредиты, у компании нет убытков и дефолтов. Это здоровый бизнес, и это понимаем не только мы, но и наши кредиторы – Народный банк и АТФ. У нас идет конструктивный диалог по разным вопросам, которые возникают в наше непростое время. С АТФ Банком мы даже ведем переговоры о снижении ставки по кредиту и продлении его срока. Мы очень ценим такие партнерские отношения. В октябре мы вместе с Народным банком открыли новый ТРЦ в Актобе и, наверное, удивили всех, кто сомневался в его перспективности. Там еще есть свободные площади, но, думаю, до конца года на оставшиеся 10% придут арендаторы.
Треть наше подразделение – «Зерновая Индустрия» – это «золотая рабочая лошадка». Мы ограничили ее в свободных кредитных ресурсах, но она сформировала прибыль, которую мы направили на инвестиционные проекты. Это значит, что наши инвестиции в сельское хозяйство оправдались. Там не было никогда «пузырей», не было спекулятивных прибылей. Эта компания никогда не приносила нам какие-то сверхдоходы, но она стабильно генерирует финансовые потоки. Во время кризиса мы строим крупнейшую макаронную фабрику в Казахстане, которая позволит нам войти в первую тройку производителей макарон в СНГ, и это нас впечатляет. Мы всегда вкладывали в этот бизнес интуитивно, но сейчас почувствовали его выгоду, и совершенно ясно, что мы тесно будем связаны с сельским хозяйством. За исключением временных трудностей Астана Моторс, – группа компаний, как видите, рабочая.

— «Астана Моторс» несет убытки, почему не откажетесь от этого бизнеса?
— «Астана Моторс» — это альма-матер Astana Group. И мое имя – Смагулов Нурлан – узнали в Казахстане благодаря этой компании. Она – один из пионеров казахстанского бизнеса. Мы первые привезли в страну автомобили Toyota, Nissan и Subaru, открывали первые автосалоны, делали первые в стране рекламные видеоролики, формировали впервые потребительский спрос. Мы показали казахстанцам совсем другой уровень покупки автомобиля. Нам так нравилось быть первооткрывателями, и сейчас хочется ими оставаться.
Сегодня японские и европейские автопроизводители, посещая наши автосалоны удивляются и отмечают их как самые передовые в мире. В Европе подавляющее большинство автоцентров «устали», они были построены еще во время потребительского бума в 70-80-е гг. Мы строим все по новым стандартам. Еще вкус у населения, я думаю, в Казахстане сформирован очень правильно. Автомобили в Казахстане – это особый товар. Все в стране у нас любят автомобили, и мне нравится заниматься этим бизнесом, я получаю от этого удовольствие.
Если говорить неэмоционально – мы хотим отыграть все свои проигрыши за счет ралли, которое предстоит в последующие годы. «Астана Моторс» — очень серьезный игрок на рынке. Мы дистрибьютеры BMW, Subaru и Hyundai, дилеры Toyota и Nissan. Это очень серьезные активы в любой стране мира. При грамотном менеджменте, в течение 3-5 лет мы сможем отыграть свои потери. Мы намерены расширить линейку автомобильных брендов, которые предлагает «Астана Моторс», в первую очередь японских. Компания намерена дальше развивать свой бизнес в Казахстане.

-Можете рассказать подробнее, что происходит с вашей сетью торгово-развлекательных центров MEGA?
Что касается сети ТРЦ MEGA, то здесь очень интересная ситуация. Cash flow стал чуть хуже, чем в 2007г, зато в Казахстан заходят новые мировые бренды. У нас сложился дефицит торговых площадей в торговых центрах, за каждый квадратный метр в Алматы буквально идет борьба. В ноябре в Mega Almaty открылся Mango, в феврале откроется Zara — это показатель, что рынок интересен. Обычно после прихода Zara в страну заходят другие мировые ритейлеры. Такие известные международные торговые сети как Debenham, New Yorker ждут площадей. Мы столько лет бились, чтобы такие бренды появились в MEGA, и тут в кризис они приходят сами. Если на пике в 2007 году мы вели переговоры с Escada, BOSS, Cartier, Lois Vuiton, то сейчас мы поняли, что во время кризиса нам нужней средний сегмент. Сейчас лист ожидания в MEGA составляет 50% от имеющихся площадей. В MEGA Aktobe, 85% площадей были арендованы еще до открытия, которое было в октябре. При этом мы спокойно относимся к приходу новых игроков, таких как Aport. Сегодня на одного жителя Алматы приходится 20-25 кв метров торговых площадей нового поколения, а в Европе – 300 кв метров. Недавно рядом с MEGA Almaty открылся «Спутник» и мы этого практически не почувствовали. Я считаю, у нас не хватает торговых центров в восточной части города, думаю, есть смысл построить 2-3 торговых центра на востоке и 2-3 на северо-востоке.

— Вы планируете расширять MEGA Almaty?
Да. В будущем году начнем строительство MEGA II площадью 60 тыс кв. по соседству с действующим ТРЦ. Вместе с MEGA II получится 140 тыс кв метров – это будет как мы его называем MEGA-хаб с переходами, с аллеями, у нас давно были амбиции сделать океанариум, поставить электронные игрушки 21 века, которые будут впечатлять людей. Мы считаем, эта часть Алматы всегда была незаслуженно обижена вниманием, когда мы пришли здесь были свалки мусора, а сейчас этот район динамично развивается. Во многих городах мира, кстати, девелоперы создавали из каких-то сомнительных районов, порой заброшенных промышленных зон, современные городские районы с хорошими «магнитами». Вот MEGA – это такой магнит, который раскачал юго-западную часть Алматы, жить здесь становится престижно.
Вообще формат MEGA может быть востребован и за рубежом, но мы достаточно «домашняя» компания, и мы пока не можем заставить себя выйти из Казахстана, хотя это надо сделать, чтобы повысить наш КПД. Раньше входной билет на рынки России и Украины был достаточно дорогим, но в связи с кризисом открываются достаточно привлекательные возможности.

— Говоря о Ваших планах крупноузловой сборки в г.Алматы. Почему был выбран именно этот регион, ведь налоговые режимы здесь не очень…
— Разговор про сборку в Алматы – это было одно из мнений о перспективах компании. У нас не подписан с кем-то из производителей ни одни меморандум, проекта тоже нет. Мы начали предварительное обсуждение с одним из крупнейших мировых автопроизводителей. В рамках перспективы Таможенного союза почему бы не развернуть в Казахстане крупноузловую сборку? Алматы была предложена нами для обсуждения. Я сам долгое время был противником производства автомобилей в Казахстане, но поменял свою точку зрения. В условиях, когда благоприятные таможенные и налоговые режимы будут создаваться только для автосборщиков, мы как бизнес должны перестраиваться под новые финансово-экономическим условия и использовать их, получать выгоду. Кроме того, собранный в Казахстане автомобиль за счет новых условий ввоза будет все же дешевле, чем новый импортный. Опять же, я остаюсь скептиком по поводу полноценного производства казахстанского автомобиля. Даже в России это удалось сделать только на 20-30%.

— Вы говорили, что не видите предпосылок для окончания кризиса в 2010 г, в этой связи создаете какие-либо резервы, каким образом?
— Наверное, человек переживая трудные моменты, становится мудрее. Поэтому прогнозы по окончанию кризиса мы уже не делаем. Может быть, боимся сглазить. В бюджет будущего года «Астана Моторс» мы заложили падение продаж в 2010 г еще на 10% к 2009 г. И это не пессимистический вариант, о пессимистичном мы не будем вам говорить (смеется).
По MEGA мы приняли бюджеты на уровне чуть меньшем, чем в 2009 г., но сразу скажу, что все бюджеты – с положительным финансовым результатом. Просто мы тратим столько сколько нам позволяет наши доходы.
Все бизнес-процессы были пересмотрены нами в ручном режиме. Никаких машин-компьютеров и наемных гениев-консультантов у нас нет. Мы исходя из опыта и ситуации пересмотрели наши затраты по компаниям так, что они генерируют прибыль даже в условиях кризиса. И это сильно не повлияло на нашу конкурентоспособность, мы не потеряли топ-менеджмент и сохраняем сильные позиции на рынке. Это просто жизнь в новых условиях.

— Astana Group испытывает проблемы с банковским кредитованием?
Это очень злободневный для нас вопрос. За последние два года банки подняли нам процентные ставки, несмотря на то, что у нас нет дефолтов, мы вовремя гасим кредиты и не просим о реструктуризации. Более того, они попросили дополнительные залоги. Это нас угнетает, и мы сегодня активно ведем переговоры с западными банками, для того чтобы провести рефинансирование. Вообще противоречия между банками и реальным сектором сейчас сильно обнажились. Банки в одностороннем порядке решают свои проблемы за счет заемщиков. Обжегшись на многих займах, они либо из-за нехватки политической воли, либо из-за жестокого цинизма, решили брать с тех, с кого еще можно взять.
Сейчас процентные ставки по кредитам наших компаний находятся в разбросе 12-25% годовых. Когда я говорю иностранным партнерам о 25% годовых, они не верят. Накопленный за «жирные» 2005-2007 гг запас очень быстро растаял, в 2008 г мы вовсю тратили эти деньги и ждали, что кризис вот-вот закончится, но этого не произошло даже в 2009 г. Наступает 2010 г и мы точно понимаем, что кризис продолжится, а боеприпасов уже не осталось.

— Вы рассматриваете альтернативы банковскому кредитованию?
— Объем займов мы снизили, обязательства компаний Astana Group перед банками составляют порядка $300 млн., два года назад было $500 млн. Мы раньше много говорили о пред-IPO «Астана Моторс», на самом деле, мы хотели сделать частное размещение со стратегическим инвестором. Эта задача осталась, наш агент в Лондоне HSBC по-прежнему занимается нашим продвижением. Мы ищем инвестора, который бы дал нам дешевый оборотный капитал, опыт и технологии. Что касается «Зерновой индустрии», у нас нет планов по IPO, и нам не нужен стратегический инвестор. По MEGA мы ведем переговоры по рефинансированию, но продавать долю в бизнесе на открытом рынке либо выпускать облигации не собираемся.

— А почему Astana Group не хочет выпустить облигации на $300 млн, ведь такие ресурсы намного дешевле, и судя по вашим заявлением об отсутствии дефолтов перед кредиторами, бумаги приглянутся многим инвесторам?
— Когда ты выпускаешь облигации, начинается отсчет времени, и каждый день приближается срок, когда ты всю сумму должен вернуть в один-два дня. И ты не можешь встретиться и договориться о продлении этого срока в случае какого-то форс-мажора. Я не говорю о реструктуризации, списании, нет, есть кассовые разрывы, кризис создает очень много чрезвычайных нестандартных ситуаций. С банками мы можем договориться, у нас есть такой опыт, с облигациями так не получится. Это один из очень жестких механизмов финансирования экономики. Мы не публичная, мы – частная компания, это вторая причина. Нам бы не хотелось, чтобы все знали, что происходит на нашей кухне. Хотя, конечно, если сегодня MEGA или «Зерновая Индустрия» выпустит облигации, думаю, найдутся желающие их купить. Даже по Астана Моторс, когда мы опубликуем отчет о прибыли и убытках, хотя мы и непубличная компания, то станет понятно, что это здоровая компания. Но облигации мы пока выпускать не будем.

— «Зерновая индустрия» экспортировала ежегодно более 1,3 млн тонн зерна. В этом году экспортный потенциал страны составляет 9-10 млн тонн зерна. Как вы оцениваете экспортные возможности казахстанского зерна?
— Для казахстанского зерна с учетом нынешних мировых цен в целом сложилась не очень благоприятная ситуация, особенно если рассматривать западное направление — это Прибалтийские, Черноморские порты, трансокеанские поставки. В целом в мире получен очень хороший урожай, даже выше ожиданий, поэтому цена на зерно снизилась по сравнению с прошлым годом. Сейчас FOBовские цены в портах – $170-180 за тонну. Конкурентная цена на наше зерно сейчас ниже $100, если смотреть по мировым ценам. Тем не менее, у нас есть близлежащие рынки, например, Центральная Азия. Здесь мы конкурентоспособны, так как импортерам нужно платить, чтобы придти с мирового рынка. Это наша надежда. Второй тренд на рынке, это то что государство объявило интервенционную закупку 5 млн тонн зерна. На моей памяти это впервые. Очень важно, пройдет этот закуп в итоге или нет.

— Вы с сомнением отнеслись к интервенционной закупке Продкорпорацией 3 млн тонн зерна, выразив недоумение, куда его корпорация может реализовать. Теперь Правительство разрешило Продкорпорации закупить 5 млн. тонн. Можете сказать свои идеи на этот счет? Куда можно реализовать такой объем зерна?
— Когда я руководил Продкорпорацией, я был сторонником того, чтобы она все меньше и меньше покупала. Но в такие годы как сейчас, честно говоря, все схемы ломаются. И в том, что Продкорпорация покупает много зерна, есть определенный большой плюс. Она выручает огромное количество производителей. Такие интервенционные закупки, в принципе, существуют во многих странах мира, но у меня есть определенные сомнения – куда возможно продать 5 млн тонн, и не превратится ли это в монополизацию рынка? Понятно, что когда 3 млн тонн зерна превратились в 5 млн мои сомнения не развеялись, а усилились.
Было бы хорошо, если бы Продкорпорация сейчас озвучила свои планы по реализации этих объемов. Потому что разница между ценой покупки и продажи не в пользу государства. Тогда Продкорпорация, я считаю, просто должна прямо сказать, что государство возьмет на себя разницу между внутренними и экспортными контрактами. Это понятная схема, не правда ли? – мы берем и дешево продаем. Тогда уместно, наверное, что часть зерна должны пустить на переработку в муку, и переработчики зерна как раз смогут купить удешевленное зерно. Это один из методов сбыта этого зерна. Или Продкорпорация должна выдать товарные кредиты в виде зерна – это тоже один из методов. Но пока я слышу лишь о покупках зерна и понимаю причину этих покупок, но не очень понимаю, что будет с зерном. Если мы не сможем зерно реализовать, то очень трудно будет потом менеджировать эти 5 млн тонн – это органика, долго ее хранить нельзя, нужно будет обменивать зерно на новое. Есть вопросы – они все менеджерского характера. Я не говорю, что интервенция – это плохо или хорошо, наверное — это вынужденная мера.

— Есть надежда, что в этом году удастся пустить большую часть экспорта казахстанского зерна в Китай, что Китай согласен купить у Казахстана столько зерна, сколько мы сможем поставить.
— Вы знаете – Китай – огромный рынок, до сих пор никто в мире не владеет достоверными оценками, что там происходит, какие у Китая запасы, это закрытая тема. На международном зерновом совете в Лондоне была изумительная тишина, когда выступала китайская сторона. Но никто не слышал от китайских представителей ни одной цифры, они озвучивают только прогнозы, свое осторожное понимание того, что возможно нужно будет купить, а возможно, не нужно покупать столько-то тонн.
При этом основное потребление Китая находится в его юго-восточной части, там, где у них океаны и моря, и туда доставить казахстанское зерно по железной дороге достаточно сложно. А вот в СУАРе – наоборот переизбыток зерна, они снабжают себя и сами заинтересованы в продвижении своего зерна на юго-восток.
Разговоры о поставках нашего зерна в Китай велись еще в 90-х гг. Не скажу, что у меня пессимизм или усталость по этому поводу, просто это не вопрос одного дня. Китайцы – это не тот, народ, который метается из крайности в крайность, они очень основательно и долго принимают решения, у них госмонополия на импорт зерна.
В общем, надежды на Китай есть, но чтобы в этом году продать туда все излишки – нет. Неотработанны вопросы с логистикой, терминалами, традициями. Даже железнодорожная колея у нас широкая, у них — узкая, как перевалить зерно неясно.

— Как вы считаете, отразилось на рынке то, что Продкорпорация заявила о дифференцированном закупе зерна, и какие цены сложились на зерно внутри Казахстана?
— На рынке сложилась очень невысокая цена – 16-18 тенге за килограмм, так, к сожалению, считают крестьяне. Это в переводе $110-120 за тонну, против объявленных Продкорпорацией $164. То есть корпорация объявила цену, которая потом оказалась завышенной. Сейчас она хочет пересмотреть заявленную цену, то есть ее дифференцировать – по этой цене купить высококачественное зерно, хотя в начале такая цена была заявлена для всех. Крестьяне начинают понимать, что им надо закрывать кредиты, закупать топливо и прочее и начинают продавать зерно по 16-18 тенге тыс за тонну. Но я считаю это нормальная ситуация, я бы не делал из этого каких-то заключений, что во всем виновата Продкорпорация, государство – это рыночная ситуация. В прошлом году цена повышалась до $200, в этом году опускается до $110.

— Зерновой рынок в Казахстане достаточно не прозрачен, как изменится ситуация, если отрасль станет более открытой? Что мешает этому?
— Считаю неэтичным со своей стороны отвечать на этот вопрос, так как раньше я возглавлял Продкорпорацию, и не хочу оценивать работу моих коллег.

— Недавно на высшем уровне высказывалась идея создания зернового пула Казахстан-Россия-Украина, но проект почему-то встал. Какие проблемы есть здесь на ваш взгляд?
— Я с самого начала не очень верил в зерновой пул. Казахстан, Россия и Украина – это конкуренты на рынке зерновых, особенно в продаже пшеницы хорошего качества. Понятно, что Украина не может добиться такого качества зерна, как Казахстан. Не потому что мы такие талантливые и способные, а потому что у нас климат другой – вегетационный период дольше и биологически зерно вызревает лучше. Но мы все равно конкуренты. Особенно это касается логистических возможностей, Черноморских, Балтийских портов. Конечно, Украина и Россия лоббируют, в первую очередь, свой зерновой экспорт. И та идея, что они объединятся с нами и увидят в нас партнеров, и дадут нам квоты, у меня всегда вызывала скепсис. Я проработал достаточно долго в экспорте зерновых, на многие рынки мы выводили тогда казахстанское зерно впервые. И я помню, какое противоборство при выходе на иранские рынки мы встречали со стороны российских и украинских трейдеров. И что, теперь они своими руками начнут продвигать наше зерно?
Украина первой дипломатично заявила, что пока не будет участвовать в пуле. Это естественно. Когда зерна не хватает, когда хороший спрос идет на все зерно, тогда можно сформировать какие-то пулы и помогать друг другу. Но в ближайшие 3-4 года я этого не вижу. Во всяком случае, это будут не годы продавцов, а это будут годы покупателей. У всех переизбыток, поэтому все будут продавать собственное зерно, будет идти ценовой демпинг, будет вестись экспансия, а иногда и интервенция на внутреннем рынке, когда государство, как это мы сейчас делаем, будет покупать дорого, затем за счет госресурсов удешевлять зерно и продавать его на экспорт.

— Вы решили отказаться от экспорта зерна в пользу производства макарон и муки, с чем это связано?
— Это связано, во-первых, с не очень хорошей конъюнктурой рынка. Как я уже говорил, в ближайшие 3-4 года экспорт зерновых не будет доминантой развития сельского хозяйства из-за того, что в последние 2 года был продовольственный кризис, многие правительства вложили очень большие суммы денег в технологии, закуп, выращивание, логистику, и все это дает свои плоды. Потом, честно говоря, мы устали, от этого бесконечной нехватки зерновозов, введения лицензирования экспорта, ограничений. И мы пошли на более конкурентный рынок – продажи муки и макарон.

— Сейчас кстати хотят отменить лицензирование экспорта зерна. ..
— Мы страна – нетто-экспортер зерна, и единое лицензирование экспорта, я считаю, было недальновидным шагом. От коллег на Лондонском саммите я услышал, что многих инвесторов эта мера оттолкнула от казахстанского рынка.

— Так чем интересен Astana Group рынок макарон?
— Таким компаниям как «Зерновая Индустрия» там более комфортно, потому что мы большие, у нас стабильное качество, стабильные объемы, а рынок всегда тянется к понятному и большому. За последние 5 лет мы полностью обновили наш производственный цикл по муке – разобрали советские линии, купили итальянское оборудование. Тактически это было верно, потому что качество у нас сейчас очень высокое, и мы это используем. Мы используем кредитные линии западных банков под 6-8% годовых в Евро, и сейчас уже почти все окупили. А макаронные линии мы купили у компании Pavan, это линии 4-го поколения, самые современные. Вообще выживает тот, кто не экономит на технологических процессах.
Мы перепрофилировались. Раньше внутри компании у нас была постоянная конкуренция между производственниками, которые перерабатывают зерно в муку и макароны и экспортерами, которые продают его как сырье. Эти два начала в нас – производство и экспорт – всегда спорили. В этом году мы сконцентрировались на переработке и решили, что не будем продавать зерно на экспорт. Мы решили также, что будем активно закупать зерно, для того чтобы производить муку и макароны. В год «Зерновая Индустрия» перерабатываем 300 тыс тонн зерна в муку и макароны, из них 100 тыс тонн мы выращиваем сами (80 тыс тонн торгового зерна). 220 тыс – наш дефицит, поэтому мы будем работать над тем, чтобы купить этот объем на рынке, переработать и продать в виде готовой продукции.
Что касается муки, то 50% мы продаем внутри страны, в том числе и делаем из нее макароны, и 50% продаем на экспорт. Такая ситуация нас устраивает, мы не хотим терять рынок Казахстана и полностью уходить на зарубежные рынки, что весьма опасно. Но и не хотим терять экспортный потенциал.
По макаронам — из 100%, которые мы производим – это более 30 тыс. тон ежегодно — мы 10% продаем на экспорт, остальное реализуем внутри страны. Мы почти каждый год вводим новые производственные мощности. В 2010 г мы запустим в Костанае новую фабрику по производству макарон, которая будет самой крупной в Казахстане. Наши производственные мощности резко увеличатся – с 33 тыс до 55 тыс тонн макарон в год.
При этом мы часто задаем себе вопрос – кому мы это продадим? Рынок – жесткая вещь и надо либо «ломать слабых», либо закрыть импорт, либо развить экспорт. Вот мы решили развить экспорт. Мы настолько чувствуем в себе потенциал, уверенность в своем продукте, что нас не устраивают 10%, мы решили, что можем продавать 50% на экспорт.
Опять же кому продавать? – это все «-станы», страны у которых есть дефицит зерна, муки и готовой продукции. И конечно это Россия и Украина. Тот Таможенный союз, в который мы вступаем, мы надеемся, что там мы найдем свои плюсы, хотя сейчас большинство видит одни минусы. Плюсы в том, что Россия и Украина очень лояльны к Казахстану во всем, что связано с хлебом.
Я не говорю, что продавать зерно – это плохо. Зерно – биржевой товар, вот мука никогда биржевым товаром не являлась. Зерно страны будут покупать всегда. Когда все наши страны центральной Азии поднимутся, станут очень развитыми, то они тоже откажутся от импорта муки, к сожалению… Это своего рода эволюционная ветвь. Но пока у нас есть временной лаг, потенциал Таможенного союза, и соседей мы будем заниматься экспансией казахстанской готовой продукции – муки и макарон. Мы видим, что в ближайшие 10 лет перспектива есть.

— Вам интереснее продавать казахстанские макароны внутри страны или на экспорт?
— Казахстанский бренд макарон вообще не раскручен ни в одной стране мира, только в Казахстане. 10 лет назад казахстанское содержание макарон на полках составляло менее 50%. Я сам лично ходил и видел в магазинах китайские макароны, даже иранские — из страны, которая полностью зависит от импорта зерна – что меня приводило в шок. Сейчас, если внимательно посмотреть, российские и итальянские макароны, конечно, присутствуют, от этого никуда не денешься, но уже 70% макарон на полках – казахстанские. Рынок изменился очень сильно. Но говорить, что казахстанские макароны где-то очень популярны, кроме Казахстана, не приходится.
Мы используем нестандартные шаги – например, дали один вагон макарон на реализацию в Грузию, и начались продажи. Методом такого партизанского сквозного маркетинга выходим на рынки. Сейчас мы также в Москву выходим. Посылаем одному дистрибьютеру вагон, брать не хотят, но мы говорим просто – продастся – хорошо, нет – вернем назад. Нам надо прорываться любыми методами. Мы чувствуем, у нас очень хорошее качество, мы делаем макароны из очень хорошего зерна, даже слишком хорошего. У нас такое высокое содержание протеина в продукции, что уже просто невозможно повысить качество.
Это не только моя идея, у меня есть сторонники – Казахстан достоин стать второй Италией. В Италии производство и потребление макарон сумасшедшие — 80 кг на человека в год, против наших 15, но они больше половины экспортируют. Мы поставляем в Италию зерно, они перерабатывают его на таком же оборудовании, как у нас, и обратно завозят в Казахстан.
Мы закупили все оборудование у итальянцев, у нас работают люди, обученные в Италии, мы работаем с пшеницей, которую продаем в Италию, упаковочная линия – итальянская, дизайн разработали итальянцы. Кроме казахстанских рук и зерна, все итальянское. Почему нет такого успеха? Потому что есть понятие бренд, понятие лояльности. Люди формируют свой мир достаточно условно, на них действует масс-медиа, общественное мнение.
У нас даже была идея – поехать в Италию и купить макаронную фабрику, мы уже даже нашли ее и хотели купить. И сказать — мы купили итальянскую фабрику. Или привезти сюда какого-нибудь Марчелло, Марио, Джузеппе, чтобы он сидел и «шлепал» здесь казахстанские макароны, даже до этого дошло. Но для нас важнее создать свой, казахстанский, бренд, и создать к казахстанским макаронам такое же отношение, как к итальянским. Создать лояльность к слову «казахстанское».
Обидно, что российская «Макфа», которая находится в Челябинске заполонила казахстанский рынок, а мы несильно и сопротивлялись. Сейчас мы хотим взять реванш. Та фабрика, которую мы строим в Костанае, будет работать полностью на экспорт. Она находится буквально в 250 км от «Макфы», и скоро там начнется прямая война. Мы сознательно идем на это, нам некуда будет деваться, мы себя специально загоняем в такие условия, когда нам придется идти на эти рынки — России и Украины. Мы собрали для этого хорошую команду – не маркетологов, а к нам пришли люди с потребительских рынков, которые хорошо знают что такое дистрибуция. Через год вам расскажем, как эта «макаронная война» идет.

— Вы надеетесь на помощь государства по этим проектам?
— Я предлагал правительству потратить деньги на продвижение бренда казахстанской муки и макарон, к сожалению, потом увидел, во что это превращается, и мы мягко отошли. Они придумали бренд «Золотая нива Казахстана» и в буквальном смысле решили создать единый бренд, и чтобы все под одной маркой продавались. Мы сейчас им уже ничего не предлагаем. Решили сами все это делать вместе с Ассоциацией мукомолов и переработчиков.

— В свое время вы хотели строить фармзавод и заниматься производством лекарств, от идеи отказались совсем, или ждете лучших времен?
— Много кто чего хотел строить, кризис все изменил. Фармация привлекала нас, потому что это интересный рынок, где 90-95% потребляемых лекарств зависели от импорта, а внутри страны производились самые неинтересные лекарства – мази, аспирин, зеленка и тд. Мы хотели делать сложные противораковые органические фармсредства, биопсии. Большую роль здесь играло то, что я сам закончил биологический факультет и «видел» этот рынок. Но кризис изменил наши планы. Скажем, проект не то что отложен, проект пока забыт. Мы занимаемся сейчас только профильным бизнесом в ручном режиме.

— Если бы не было кризиса, каким бизнесом вы бы занялись еще?
— Мы вообще полиморфная компания. Все, что не касается сырьевого сектора и банковского, нашей компании интересно. Почему мы хотим как можно меньше контактов с государством? Мы не хотим быть в зоне квот, лицензий, разрешений. Нам нравится работать в очень конкурентных усл