Фукусима – это не Чернобыль

Атомную станцию в Казахстане нужно строить не в Актау, а на Балхаше. Причем не российскую, а японскую… И мощность ее должна быть не 600 мегаватт, как запланировано, а все 1000. Это мнение генерального директора Национального ядерного центра Кайрата Кадыржанова.

– Кайрат Камалович, вы говорите: если поставить задачу – выйти на 10% атомной энергетики в общем объеме вырабатываемой в нашей стране энергии – то нужно строить большой, мощный реактор. А специалисты «Росатома» утверждают, что Казахстану хватит оптимальной мощности реактора в 600 мегаватт. Как Вы можете это прокомментировать?
– Мы провели технико-экономические исследования, и поняли, что надо ставить одну мощную станцию в центре Казахстана – на Балхаше, не в Актау. Любой энергетик, которого вы спросите, будет такого же мнения. Так как стоимость модернизации электросетей составляет 10%-20% от стоимости атомной станции. Ее проектный срок эксплуатации – 60 лет. И если уж строить всерьез и надолго, то нужно ставить большие мощности.
Установленная мощность всех станций в Казахстане сейчас 14 гигаватт. Если мы запустим станцию на 1000 мегаватт, то получим 7-10% энергетики Казахстана от одной станции. Или вариант – за ту же стоимость ставить одну маленькую станцию.

– Почему же стоит обратить внимание именно на японскую станцию?
– Япония идеальна с точки зрения мирного использования атомной энергии. Она из тех стран, которые продолжали, несмотря на Чернобыль, производить ядерные реакторы в то время, как в других странах развитие атомной энергетики стагнировало.

Надо выбирать самые современные проекты станций, которые работают сегодня, которые эксплуатируются и мы знаем, что от них можно ожидать.
Японская атомная энергетика сдала экзамен на пять с плюсом. Фукусима-I была построена в 1971 году. В этом году она должна была быть подготовлена к выводу из эксплуатации, но случилось это невероятное событие. Однако остальные более 50 станций работают как часы, из них под цунами и землетрясение попала только Фукусима-I, у которой 6 блоков, и из них аварийная ситуация возникла на четырех. Фукусима – это не Чернобыль. Здесь все топливо осталось на станции. Японцы показали, что они делают очень хорошие атомные станции. Нам надо успокоиться и тщательно изучить японский опыт, а потом решать – перенимать его или нет.

– А почему Вы считаете лучшей площадкой все-таки Балхаш, а не Актау?
– На мой взгляд, Балхаш – хорошая площадка. Как говорят энергетики, это оптимальный энергетический узел с точки зрения энергоснабжения всей страны. Правда, там есть сейсмическая активность, и если решим строить там, то надо будет на несколько десятков лет вперед составлять сейсмический прогноз района. Но максимальный уровень возможного там землетрясения – 5 баллов. Мы же строим с расчетом на 9 баллов.
В Алматы работает исследовательский атомный реактор. Мы его укрепляли 10 лет после остановки в 1988 году (ее произвели после аварии на Чернобыльской АЭС), сделали абсолютно сейсмоустойчивым. Имитировали сильнейшее землетрясение, по результатам испытаний создали систему дополнительных креплений. Приезжала большая делегация из МАГАТЭ и другие ведущие специалисты, они дали заключение, что исследовательский атомный реактор совершенно безопасен.

Он готов к любым землетрясениям, которые возможны в данном регионе. При достаточно сильных толчках срабатывает система защиты реактора, которая приводит его в безопасное состояние и не позволяет развиться аварийной ситуации.

Вообще, на атомной станции все решают мозги: японцы потому хорошо борются с катастрофой, что у них высочайший уровень специалистов. На современных станциях есть так называемая «защита от дурака»: при грубой ошибке оператора реактор сам автоматически отключается и уходит на нулевую мощность, его захочешь не взорвешь, так конструируют. Человеческий фактор полностью исключается.

Что касается Казахстана, то у нас кадровый голод в атомной энергетике будет расти вместе с ее развитием. Вы знаете, у нашей молодежи есть такое свойство – она прорастает там, где нужна. Сейчас руководство КазНУ и ЕНУ удивляется наплыву на технические специальности – на физфаках просто аншлаг. Есть прекрасный опыт и у Семипалатинского университета им. Шакарима. Когда-то он был больше педагогическим и не самым лидирующим вузом, но начали наши специалисты лекции читать, томские преподаватели стали приезжать, и качество образования выросло.

– Как Вы считаете, как стоит поступить с Семипалатинским полигоном? Сейчас много говорят о его дальнейшей судьбе, и НЯЦ принимает в ней участие…
– Мы сейчас четко определяем, где высокая опасность и куда нельзя никого пускать, кроме ученых. Где зона, за состоянием которой нужно следить. И где зона, которую можно отдать в народное хозяйство, пусть там люди пасут овец, строят дома, добывают полезные ископаемые – ведь на полигоне много золота, никеля, меди, угля (угольный разрез Каражыра).

Кроме того, в Курчатове, на территории Семипалатинского ядерного полигона, есть два очень интересных реактора. Реактор импульсный графитовый (ИГР), который предполагал разогнать до взрыва академик Курчатов.

На наше счастье он не взорвался, и мы получили уникальный реактор, который помогает нам испытывать в условиях аварий элементы реакторной техники. По сути, мы можем моделировать аварии. Такого больше нигде в мире нет.

Японцы работали с нами 18 лет, исследуя тяжелые аварии станций (и продолжают работать сейчас). В 2000-е годы мы проводили эксперименты с плавлением активной зоны и сбрасыванием на бетон, металл… Смотрели, как будет идти остаточное энерговыделение и взаимодействие с ловушкой расплава.

Наши работы сейчас приобрели особую актуальность: то, что мы моделировали экспериментально, произошло в Японии. И у ученых есть возможность сравнить результаты.

Еще одно направление – работа над двигателем для полета на Марс. На Семипалатинском полигоне мы поставили прообраз такого двигателя. Это компактный реактор, через который прокачивается водород, а нагревается он за счет ядерного энерговыделения. Получается мощнейшая струя водорода, которая создает тягу для космического аппарата.

Американцы, когда к нам приехали и посмотрели, что мы делаем, были страшно удивлены – мы обогнали их на десяток лет. Но поскольку в это время были запрещены выбросы радиации в воздух, с распадом СССР работы в этом направлении закрыли. Хотя программы по освоению Марса сейчас активно развиваются во многих странах. Их нет в России и Казахстане, но продолжение, думаю, будет возможным.

Национальный ядерный центр РКРеспубликанское государственное предприятие «Национальный ядерный центр» образовано в 1992 году. НЯЦ был призван решить сложнейшие проблемы Семипалатинского ядерного полигона, провести конверсию предприятий и решить вопросы атомной науки, а также создать программы развития атомной энергетики в Казахстане.
Геофизические станции центра входят в мировую сеть контроля ядерных испытаний. Ядерный центр включает в себя четыре научных института и два предприятия, здесь работают более 100 докторов кандидатов наук и более 1000 специалистов с высшим образованием.