В прокате идет «28 лет спустя» — третья часть франшизы 2000-х годов о зараженных вирусом ярости жителях Великобритании, по-нашему — зомби. В новой постковидной реальности ее воскрешают оригинальные создатели — режиссер Дэнни Бойл и сценарист Алекс Гарленд, превратившийся за эти годы в успешного постановщика (пересматривая сейчас «28 дней спустя», невозможно не заметить, как много он заимствовал у самого себя для «Падения империи»). О том, как они не ударили в грязь лицом, придумав для себя новые правила, и куда же делся Киллиан Мерфи, — в рецензии «Курсива».
Очень недалекое будущее — кажется, 2030 год, если воспользоваться названием фильма и проследить внутреннюю хронологию франшизы. Но за годы существования вируса ярости, случайно выпущенного наружу воинственными защитниками животных в первой части, Британия превратилась в гигантский карантинный отсек и практически утратила признаки современности.
Наступило своеобразное средневековье — часть выживших образовала традиционалистскую деревню, отгороженную от врагов частоколом и морем, а главным оружием в их руках стал лук. Выросшему на острове 12-летнему Спайку (Элфи Уильямс) предстоит инициация: вместе с отцом (Аарон Тейлор-Джонсон) он отправляется на материк, чтобы убить своего первого зомби (впрочем, из уст героев это слово мы снова не услышим).
Пройдя испытание и став мужчиной в глазах остальных, позже он решает вернуться в опасную зону, на этот раз с матерью (Джоди Комер), которую поразила неизвестная болезнь (это не вирус ярости, а что-то другое). Где-то в лесах живет якобы спятивший доктор (Рэйф Файнс) — а может, волхв, исполняющий странные ритуалы, — и для Спайка это единственная надежда, ведь мать слабеет с каждым днем.
Кроме изящно придуманной идеи сквозного времени через названия франшизы, все три части связывает не так уж много — во всяком случае, практически ничего в сюжетном плане. «28 дней спустя» были данью уважения британскому культовому фантастическому роману «День триффидов», а также своеобразным ремиксом классической трилогии Джорджа Ромеро о живых мертвецах, где был впервые представлен теперь привычный нам образ зомби — медленно идущая тварь, охочая до плоти. «28 недель спустя» выглядел симпатичным и умело сделанным (тогда проект был отдан в руки испанца Хуана Карлоса Фреснадильо) хоррором, но в то же время не слишком обязательным, разве что закрепившим мысль оригинала, что люди в военной форме порой являются антиподом гуманизма: для них мишень есть мишень, а приказ есть приказ.
В третьей части на место режиссера и сценариста вернулись Дэнни Бойл и Алекс Гарленд соответственно, и они решили довольно радикально переизобрести собственный мир. Больше никаких блужданий по городам и угрозы мирового масштаба («28 недель спустя» заканчивался кадром зараженных, штурмующих Эйфелеву башню; однако спустя более чем четверть века только жители Великобритании, в отличие от Европы, вынуждены существовать бок о бок с носителями вируса — в этой изоляции нетрудно заметить насмешку над Брекзитом, о чем заявлял и сам Бойл).
Мир героев в лучшем случае сузился до пеших маршрутов по лесам и каменным развалинам, а жизнь всецело зависит от того, попадешь ты стрелой врагу в сердце или голову — автоматные очереди мы услышим, дай бог, только на втором часе фильма, наблюдая за шведскими солдатами-бедолагами, случайно прибитыми к берегам после кораблекрушения.
«28 лет спустя» больше походит на мрачное фэнтези или фолк-хоррор, одно из популярнейших обличий страшного жанра в последние годы. Зомби мутировали в разные подвиды: одни превратились в раздутых ползающих слизняков, похожих на барона Харконнена из «Дюны», другие, так называемые «альфа», выросли в неуязвимых великанов. Пожалуй, вернее всего будет сравнить триквел со сказкой A24 «Легенда о Зеленом рыцаре»; во-первых, оба представляют вариацию романа воспитания (Спайку, естественно, предстоит стать героем, но совершенно не так, как он мог подумать), во-вторых, обоих объединяет безумный, галлюцинаторный и дезориентирующий стиль, выворачивающий наизнанку старую-добрую Англию.
68-летний Бойл по-прежнему верен себе. Гиперактивный монтаж, словно заряженный эйсид-хаусом. Инфракрасные сцены-перебивки с зомби и тревожными снами мальчика. Внедрение хроники эпохи Второй мировой войны и кадров с лучниками из экранизации пьесы Уильяма Шекспира «Генрих V» той же поры. Сумасшедший эффект буллет-тайм практически при каждом убийстве, которого добивались при помощи вереницы айфонов (да-да, пока персонажи откатились назад во времени — Спайк понятия не имеет, что такое айфон и интернет, — создатели закономерно идут вперед; не зря первая часть в начале нулевых тоже исследовала грани технологического прогресса и снималась на небольшую цифровую камеру намеренно невысокого разрешения).
Иногда кажется, что вот-вот — и перебор, но Бойл умеет менять настроение и на какое-то время позволяет окунуться и в тягучую меланхолию постапокалипсиса. При этом следует знать, что «28 лет спустя» открывается кровавой баней под песенки из «Телепузиков», а заканчивается бодрой дракой «нефоров» в спортивных костюмах из некоего культа. Жестокости и натурализма здесь действительно много — на экране регулярно появляются оторванные головы и выпущенные кишки, а также голые и грязные инфицированные, чьи тела можно рассмотреть во всех, не самых приятных подробностях.
«Нефорами», кстати, кино прямо-таки обрывается на полуслове. Причина? Вскоре нас ждет уже настоящее сюжетное продолжение, которое снималось параллельно с этим фильмом. «28 лет спустя. Часть II: Костяной храм» выйдет в кинотеатрах в начале 2026 года. Бойла заменила Ниа Дакоста («Капитан Марвел 2»), а среди героев наконец-то появится велокурьер Джим — тот самый, сыгранный Киллианом Мерфи в первой части. Пока что актер остался за кадром, выполняя функции исполнительного продюсера.
Оглядываясь назад на все творчество Бойла, можно с уверенностью сказать, что его всегда интересовало, что у человека в крови, будь это зомби-вирус, героин («На игле») или адреналин («127 часов»), и мозге — комбинация гениальности и дисфункциональности («Стив Джобс») или ключ к сокровищу («Транс»). Все это, однако, не имеет смысла, если среди этих слагаемых отсутствует сердце — слава богу, режиссер обращает свой взгляд и на него.
Так, маяком былой цивилизации становится доктор по имени Келсон. Эксцентричный интеллигент-гуманист, он строит у себя в лесах огромный памятник из груды черепов, в каждом из которых он видит былого человека. Место в нем займет и бедный Эрик, расходный попутчик героев, — пожалуйста, вот вам еще одна практически прямая шекспировская отсылка.
Странным образом у Келсона получается не апофеоз войны, а апофеоз жизни. «Memento mori», — наставляет он Спайка. Пока помнишь о смерти, надо жить — и вряд ли родная деревня самое подходящее для этого место.
В интервью Variety Гарленд сказал, что их с Бойлом молодость пришлась на время, когда все смотрели вперед, теперь же, последние 10–15 лет, человечество смотрит назад. Живущая по выработанному укладу община представляет тычок в сторону консерватизма, нынешних альт-райтов и популистов, мечтающих вернуть «как было раньше» (на стене общего зала красноречиво висит портрет молодой Елизаветы II). Короче говоря, есть о чем подумать, пока ждем следующую главу в кино.
