Невероятные приключения Мали и Ники
В казахстанский прокат вышел фильм Алексея Учителя «Матильда», в котором режиссер «Последнего героя», «Прогулки» и «Дурака» пытается переосмыслить историю любви цесаревича Николая (будущего Николая II) и примы-балерины Мариинского театра Матильды Кшесинской.
Россия конца XIX века. Цесаревич Николай (Ларс Айдингер) ждет свадьбы с принцессой Аликс Гессен-Дармштадтской (Луиза Вольфрам), но внезапно увлекается балериной Мариинского театра Матильдой Кшесинской (Михалина Ольшанска), которая отвечает наследнику престола взаимностью. Счастье длится до приезда в Россию принцессы Аликс. Дальше Маля начинает выносить Ники мозг, требуя отказаться от короны и принцессы и жениться на ней. Ники, наплевав на все с воплями «Маля!» носится за обиженной любовницей по всему дворцу. Аликс невозмутимо (ну, почти невозмутимо) готовится к свадьбе в компании императрицы Марии Федоровны (Ингеборга Дапкунайте). А где-то рядом бродит граф Воронцов (Данила Козловский), который любит Матильду и ненавидит Николая (еще бы, он ей цветы дарил, а она…). Сумбурно, но как есть.
Задолго до выхода в свет фильм получил скандальную репутацию – организация «Христианское государство — святая Русь» отправила в кинотеатры Москвы больше тысячи писем с требованием отказаться от проката фильма «Матильда», в котором их «чувства оскорблены» темой внебрачной связи Николая II. Также в «оскорблении чувств верующих» фильм обвинила депутат Госдумы Наталья Поклонская, попросившая Генпрокуратуру проверить «Матильду».
Высказалась и РПЦ, заявив, что все это «клевета и пошлость». Насчет клеветы не знаю — здесь история на стороне режиссера: Романов действительно встречался с Матильдой до своей коронации и помолвки. В этом нет никакой клеветы, нравы просто были такие. А вот насчет пошлости… Откровенно говоря, после просмотра очень хочется согласиться с РПЦ. По крайней мере, определение «пошлость» священнослужители подобрали очень верно. Причем, знаете, пошлость не скабрезная, а как сказал господин Мерзяев («О бедном гусаре замолвите слово»): «Строка великого Росина и где — на торте! Какая пошлость».
А еще очень хочется сказать знаменитое станиславское «Не верю!». Причем, в данном случае относится это отнюдь не к игре актеров – здесь все без претензий, а к… самим персонажам, или, точнее, к сценарию. И ладно бы дело было просто в некой исторической неточности. В конце концов, фильм на документальность не претендует, а значит, в нем есть место художественному вымыслу. Но хотелось бы видеть какую-то логику. А здесь ее, как, впрочем, и внятной мотивации, нет. Создатели фильма сетуют на то, что изначально он задумывался как сериал, а потом сценарий пришлось спешно сокращать, но это никоим образом не объясняет его нелепости и несуразности.
Действительно, крайне сложно поверить, что цесаревич Николай – такой, каким он показан в фильме – мог стать императором. Да, и вообще, судя по манере поведения, вырос в императорской семье. А балерина, пусть даже и прима, вызывающая всеобщее восхищение, но по сути своей безродная девица, может всерьез надеяться на свадьбу с наследником престола. К слову, об одной из причин точно говорит фраза театрального директора: «Мы не публичный дом! Мы лучше: у публичного дома нет казенных субсидий!» (увы, веяние времени – балерина тогда не считалась уважаемой профессией).
Вообще, складывается ощущение, что господин Учитель по какой-то причине испытывает к своим героям чувство глубокой личной неприязни. Ибо цесаревич Николай в его представлении даже не влюбленный юноша с тонко чувствующей душой (упоминать об особенностях воспитания царских детей, пожалуй, не будем), а инфантильный капризный мальчишка, который самостоятельно шагу ступить не может. И не потому, что запрещают, а потому что – простите уж – мозгов не хватает. Так и живет – что сказали, то и делает. Папа сказал на балерину внимание обратить – обращает. Мама говорит короноваться надо – значит надо. Невеста о свадьбе напоминает – поженимся, конечно. Любовница тоже статус сменить хочет – что ж, «сделаю все, чтобы жениться на тебе»… В общем, не властелин, а пластилин. Кто что хочет, тот то и лепит. Повторюсь еще раз: совсем не верится, что такой человек мог стать императором. Да, и вообще, вырасти в семье императора.
Что касается Кшесинской, то тут тоже не все гладко. С одной стороны, Учитель, вроде относится к ней с симпатией, пытаясь представить ее милой барышней и потому опуская ее многочисленных покровителей до и после Николая. С другой же — не совсем понятно ее категоричное «Я не буду содержанкой!», сказанное после объявления о скорой свадьбе с принцессой Аликс. То есть до этого события роль содержанки ее вполне устраивала (возможно, манила призрачным сиянием императорская корона?), а вот после устраивать перестала. И вообще, ближе к середине фильма возникают серьезные сомнения в ее адекватности.
Или принцесса Аликс, которая, забыв обо всем, носится по Петрограду, добывая кровь соперницы для того, чтобы отдать ее странному то ли экстрасенсу, то ли ученому немецких кровей герру Фишеру, который проводит спиритические сеансы, держит водолечебную клинику и проводит какие-то странные опыты. К слову, вообще непонятна его роль в этой сомнительной истории…
Начальник сыскной полиции Власов (Виталий Кищенко) сначала пытается запугать зарвавшуюся фаворитку, потом ее устранить, но в результате спасает и отпускает под честное слово больше не лезть в жизнь Ники. Вы видите в этом логику? Особенно, если учесть, что госпожа Кшесинская до сих пор уж в чем-чем, а в послушании и уважении к тайному сыску замечена ни разу не была…
В результате самыми адекватными персонажами остаются императрица-мать Мария Федоровна, император-отец Александр III (Сергей Гармаш) и как ни парадоксально герой Данилы Козловского – а что, он по сценарию псих, соответственно, как псих себя и ведет.
Впрочем, не все так плохо. Искреннюю благодарность хочется принести композитору Марко Белтрами – музыка подобрана идеально, художникам – в частности, художнику по костюмам Надежде Васильевой (костюмы и правда великолепны) и оператору Юрию Клименко за потрясающие атмосферные панорамы Петербурга. Без них смотреть на происходящее на экране было бы совсем уж невыносимо. На сем все…
