Почему «Матрицу» не стоило воскрешать
Переоценить значение «Матрицы» для современной массовой культуры, в частности, для кино нельзя. В начале 2000-х (в 1999 году), когда одни готовились к празднованию миллениума, а другие всерьез к концу света, братья Вачовски выпустили картину, после которой и те, и другие поняли, что все в общем-то тлен, ведь весь наш так называемый реальный мир, возможно, одна сплошная иллюзия и симуляция. Если первая картина о Нео и Тринити была отличным, да что уж там — гениальным фильмом, сумевшем упаковать большую философию в крутой боевик, то четвертая часть франшизы, вышедшая под названием «Матрица: Воскрешение» — это лишь попытка вспомнить о великом.
В лучшем случае, это ностальгическое, чересчур сентиментальное и изо всех сил пытающееся быть ироничным кино о вечной любви, которая жива даже спустя 60 экранных лет. В худшем – одно сплошное разочарование. Культовый фильм конца 90-х растерял объем и глубину.
Кинопроекты из категории «20 лет спустя» смотреть всегда страшно, тем более, если речь о таких картинах как «Матрица», которые однажды перевернули ваше юное, а потому еще неискушенное представление о том, что такое умное зрительское кино. Такой эффект возможен лишь раз и все остальное, что будет после, вероятно, никогда не сможет дотянуться до идеала. Тем более, если об этом вспоминают через столько времени.
За эти 22 года все окружающее нас изменилось безвозвратно: из реального мира человечество почти перекочевало в виртуальный, и мы без всякого сопротивления сами выбрали Матрицу и загрузились в нее; жизнь на Земле стала все больше похожей на антиутопический роман; братья Вачовски уже давно стали сестрами и распались как дуэт (четвертую часть сняла Лана Вачовски, а сестра Лили от этой сомнительной затеи отказалась); а люди боятся не распоясавшихся машин, объявивших человечеству войну, как это было в фантазийном мире фильма, а вакцин с «микрочипами» и вышек с 5G. Чем нас может удивить эта некогда революционно смотревшаяся франшиза? Ничем. «Матрица: Воскрешение» не предлагает никаких свежих мыслей даже в плане спецэффектов и изобретательного экшна, которыми славилась – так что, драк с сотнями агентов Смитов как в «Перезагрузке» даже и не ждите. В итоге, все превращается в посредственную мелодраму для старшей возрастной группы.
Внимание – спойлеры!
Чтобы освежить читателям память, напомним события в финальной части трилогии — в «Матрице: Революция», которая вышла на экраны в 2003 году: в результате войны машин и людей главные герои Тринити и Избранный Нео погибают. Но в «Воскрешении» они вдруг опять оказываются живы. Правда, Нео (это все еще прекрасный Киану Ривз) потерял возможность летать, делать головокружительные трюки в своем знаменитом плаще, да и уклоняется от пуль он уже не так виртуозно как раньше, а его любимая напарница Тринити (все еще красивая Кэрри-Энн Мосс) теперь уже не дерзкая сексапилка в латексном костюме, а «огненная милфа» (так ее называют в новой ленте), а если быть еще точнее — зрелая глубоко замужняя женщина с грустными глазами, мать большого семейства. Но обо всем по порядку.
В первой части «Матрицы: Воскрешения» зрителей знакомят с печальным мужчиной, погруженным в свои мысли и стильную бороду – это Томас Андерсон (Киану Ривз), который в первых трех фильмах из программиста крупной компании, в свободное время занимающегося хакерской деятельностью, превратился в Избранного Нео. Теперь это никакой не взломщик со спецмиссией, а кто-то вроде иконы гейм-дизайна Хидео Кодзимы. Томас работает в игровой студии Deus Machina и прославился тем, что разработал популярную игру под названием «Матрица». И все события из любимой нами трилогии представляются всего лишь сюжетными перипетиями в культовой игре.
Правда, начальника Андерсона (его играет Джонатан Грофф) былые успехи не устраивают, он требует от своего бюро продолжения и просит придумать четвертую «Матрицу». «Просто Warner Bros. хочет заработать на ностальгии», — объясняет он подчиненным (и зритель смеется). В попытке придумать новые ходы креативщики регулярно брэйнстормят и попутно щедро отсыпают комплиментов «Матрице» — тут речь о игре, но мы то знаем, что говорят о кинотрилогии. Они анализируют — за что ее любили? И чем она была для фанатов? Критикой капитализма? Гимном индивидуальности? Историей о свободе выбора? Попыткой заглянуть в будущее человечества? А может просто всем нравилось, как Нео делал вот так?
Все счастливы работать с вселенной «Матрицы» и считают это за честь, но только сам Нео отчего-то хандрит и не может выкладываться в полную силу. Его мучают какие-то видения и он не понимает то ли это фрагменты придуманной им игры, решившие захватить его воображение, то ли настоящие флешбэки. Бывали времена, когда его прижимало так, что он даже пытался уйти из жизни по собственной воле, за что его и определили к психоаналитику с кошкой с ироничной кличкой Дежавю (мозгоправа играет Нил Патрик Харрис). Тот ведет с ним «душеспасительные» беседы и пичкает клиента синими таблетками. Единственная отрада Андерсона – это пойти в обеденное время в кафе Simulatte полюбоваться на прекрасную незнакомку – женщину по имени Тиффани, которая как две капли похожа на его Тринити.
Вся жизнь гейм-дизайнера меняется почти как в первой «Матрице» — в тот момент, когда на него выходят люди из другого измерения, здесь это синеволосая азиатка с татуировкой белого кролика (Джессика Хенвик) и темнокожий мужчина по имени Морфеус (уже не Лоренс Фишберн, а его молодая и экстравагантная копия Яхья Абдул Матин II). Они сообщают ему, что он никто иной как Нео, и он в Матрице, а чтобы ее покинуть, ему надо выпить не синюю таблетку, поддерживающую, как мы помним, иллюзорный мир, а красную и с головой «нырнуть в кроличью нору». Прыгнув туда и вырвавшись из многолетних сетей, он узнает, что в реальном мире все изменилось, но теперь его волнует не судьба человечества, а то, что его Тринити жива и Матрица ее не отпускает. Он хочет во чтобы то ни стало вытащить ее оттуда, но только если она сама будет согласна. И самый важный выбор в жизни Нео сделает не он, а она.
Фото: Politico.com
В «Воскрешении» как будто два разных и неравных фильма. В первой части Лана пытается выстроить мостик между старой «Матрицей» и новой, для чего много шутит и будто бы оправдывается за возложенные на нее ожидания, она сама проговаривает то, в чем ее могут обвинить и над чем могут иронизировать. При этом, она не стесняется откровенно паразитировать на классическом материале, вклеивая целые куски из старых лент и напоминая фанатам за что они любили этот философский боевик в черно-зеленых тонах.
Во второй – когда Нео, наконец, приходит в себя это превращается в романтическую историю в декорациях киберпанка. Правда, последнее только звучит красиво, а выглядит так себе – там больше разговоров, а запоминающихся сцен всего ничего. Да и сместив акцент с философии и экшна в обычные человеческие эмоции, Лана сама не проходит свое же испытание и не может дать зрителям что-то такое, что они будут время от времени вспоминать, в этом смысле даже чрезвычайно сентиментальный любовный диалог Ривза из «47 ронинов» выглядит на порядок лучше. Там его герой говорит своей любимой: «Я буду искать тебя в тысяче миров и десяти тысячах жизней, пока не найду…», а она ему отвечает: «А я буду ждать тебя в каждой из них».
«Все в жизни определяет Любовь, все остальное шум», — говорит своим фанатам Лана Вачовски спустя 20 лет разлуки. Но это все и так знают. «Мы не замечаем сколько шума вкачивает в наши головы Матрица», — добавляет она через своих героев. «Но есть еще кое-что, что создает похожий гул, и это — война», — обещает нам бойню генерал Ниоба (Джада Пинкетт Смит). Но и войны мы особо здесь не видим, боевые сцены в четвертой части, повторимся, средненькие — в 2021 году таким никого не удивишь.
Может могла бы все спасти ирония? Если сначала все шутки уверенно попадали в категорию «мета» (это юмор над юмором), то с развитием сюжета они все больше становились обычным кринжем и вызывали чувство неловкости, взять хотя бы появление героя Ламбера Вильсона, который в истерике кричит что-то вроде «я ваш сиквелы франшизы спин-оффил».
И пусть в трейлере нам обещают, что в «Матрице: Воскрешение» история намного больше, чем кажется, остается констатировать — увы, это не так.
