Экономическая зомбификация: что происходит в Гаити
«Скажи, моя земля, есть ли уголок на этой планете, чья почва сильнее вымокла в человеческой крови? – этим вопросом задавался в своей главной работе 1814 года «Развенчание колониальной системы» гаитянский писатель и политик Помпи Валентин Васти. Несмотря на то, что с 1814 года на планете образовалось достаточно территорий, способных претендовать на подобный статус, именно в отношении Гаити этот вопрос остается риторическим.
Состояние страны привычно характеризуют словосочетанием «failed state», но в последнее время краски только сгущаются. The New York Times в мае 2022 года выпустила великолепный в своей скрупулезности проект «The Root of Haiti’s misery», где, в частности, прозвучало новое гаитянское слово для описания текущей ситуации – mize, которое означает куда больше, чем нищету – невзгоды, страдания, бедствия.
Политический крах
В июле 2021 года в собственной резиденции был застрелен президент Жовенель Моиз (к чему гаитянам не привыкать — между 1843 и 1915 годами из двадцати двух президентов двадцать один был либо убит, либо смещен). В начале марта этого года оставшееся правительство Гаити объявило чрезвычайное положение в связи с тем, что банды напали на тюрьму и выпустили сотни заключенных. 9 марта был атакован президентский дворец в столице страны Порт-о-Пренсе. К обычным для Гаити коррупции, нищете и перенаселенности и последствиям катастрофического землетрясения 2010 года добавились беспорядочные убийства, похищения и изнасилования.
В настоящий момент столицу контролируют вооруженные группировки, среди которых особенно выделяется лидер по прозвищу Барбекю. США эвакуируют своих граждан на вертолетах. 19 марта в столице Гаити сгорела национальная тюрьма. Политический кризис обрел очертания краха. Временно исполняющий обязанности президента премьер-министр Ариэль Анри, который с октября 2022 году просил у Кении помощи с развертыванием в Гаити иностранного легиона, недавно пообещал покинуть свой пост.
Опросы внутри страны показывают, что Гаити сегодня определенно нуждается в военной интервенции для наведения порядка. Но это заколдованный круг – с одной стороны, гаитяне исторически противятся внешнему вмешательству. С другой – у них нет попросту возможности эффективно использовать иностранную помощь, потому что отсутствуют соответствующие структуры и институты, и любые действия извне приводят к еще большей коррупции и обнищанию.
При этом исследователь Лоран Дюбуа в книжке «Haiti Aftershocks Of history» утверждает, что хаос – это вовсе не национальная черта Гаити. Гаитяне отлично способны к самоорганизации и воли им не занимать – в конце концов, об этом свидетельствует опыт освободительной революции 1804 года, когда повстанческая армия гаитянских рабов разгромила армию Наполеона и стала первой черной республикой в мире (правда, для этого им пришлось истребить большую часть белого населения) и вторым после США независимым государством в Америке.
Две колонии
Плачевную ситуацию в Гаити нельзя списать на суеверное географическое проклятие – концепция «острова невезения» отпадает, поскольку на том же острове находится Доминиканская Республика, дела которой идут сравнительно неплохо – сравнительно в первую очередь с соседями по острову.
Этот остров был открыт 6 декабря 1492 года Христофором Колумбом и получил название Эспаньола. Конкистадоры стремительно извели местное население и стали завозить для своих нужд африканцев-рабов. Позже на остров высадились французы и к 1697 году закрепили за собой западную часть. Испанцы постепенно забросили Эспаньолу, предпочтя ей новые богатые территории Мексики, Перу и Боливии, где можно было эксплуатировать многочисленное коренное население без затрат на импорт невольников. Франция, напротив, активно ввозила на свою часть острова рабов и развивала плантации своей новой колонии.
Отношения между двумя бывшими колониями по сей день весьма натянутые. Доминиканцы презрительно считают Гаити частью Африки, кроме того, в них жива память о гаитянских вторжениях на их территорию в XIX веке. Гаитяне в свою очередь не забывают о геноциде 1937 года (да, у Гаити был свой 37-й), когда по приказу доминиканского диктатора Трухильо были вырезаны 20 000 гаитян, живших в районе реки Рио-Дахабон. То была так называемая петрушечная резня – жертв заставляли произнести слово петрушка (perejil) и за неправильное звучание рубили головы.
О роковой разнице двух государств, расположенных на одном куске земли в океане, лучше всего написал американский биогеограф Джаред Даймонд в книге с характерным названием «Коллапс» (2005). Очень краткий и грубый пересказ может выглядеть примерно так: в Доминиканской республике говорили по-испански, поэтому европейцы изначально считали ее едва ли не частью европейского общества. Гаити же воспринималась как страна взбунтовавшихся рабов, говорящих на малопонятном креольском языке и вдобавок перерезавших в отместку за рабство значительную часть белого населения.
По сути, с начала XIX века Гаити взяла курс на изоляцию – принятая после революции 1804 года конституция запрещала иностранцам быть собственниками земли или инвестировать в производство, а иммиграция на остров была ограничена. Гаитяне не просто уничтожили белых плантаторов – они разрушили всю созданную ими инфраструктуру во избежание дальнейшего возрождения рабовладельческого строя. В итоге они поделили плантации на семейные фермы и тем самым угробили экономику. Пока доминиканцы постепенно развивали промышленность, гаитяне по бедности отапливали свои хозяйства древесным углем и довольно быстро вырубили все леса (строго говоря, активная вырубка началась еще в рабские времена, когда французы кораблями вывозили гаитянскую древесину в Европу).
В своих сравнительных характеристиках Даймонд особенно педалирует факт вырубки лесов и другие сугубо экологические причины неравенства — доминиканская часть острова получает больше осадков, там обширные долины и богатые почвы. Гаити – куда более засушливая территория из-за высокогорного барьера, который задерживает дожди с востока. Тут больше гор и меньше земли, пригодной для сельского хозяйства – притом что в колониальный период население Гаити было в семь раз больше, чем на соседней половине острова.
Долг моральный и материальный
И все же вырубка вырубкой, но был еще один фактор, который так или иначе довел Гаити до нынешнего плачевного состояния. Это долг. Гаитяне все время были должны.
В 1825 году французы предложили сделку – Франция признает независимость Гаити, а независимое государство в свою очередь обязуется компенсировать ущерб, нанесенный плантаторам в процессе революции. Долг составил 150 млн франков, в 1838 год, цифра была уменьшена до 60 млн, что все равно составляло неподъемную сумму и привело к огромным внешним займы под огромные же проценты. Иначе говоря, гаитяне завоевали свободу от физического рабства, чтобы тут же попасть в рабство экономическое – даже когда формальный долг был выплачен, они вынуждены были одалживаться дальше. Например, Эйфелева Башня была построена в том числе и на гаитянские средства, так как спонсировавший строительство банк Crédit Industriel et Commercial был в списке основных кредиторов острова. В 1914 году 80% бюджета страны уходили Франции на покрытие долга.
Таким образом, гаитяне оказались вынуждены платить потомкам собственных завоевателей. Среди них, кстати, были не только французы, а, например, императрица Бразилии (она же эрцгерцогиня Австрийская). Во время первой мировой войны, когда уже США оккупировали остров, львиная доля бюджета уходило на содержание американских солдат и чиновников. Бремя белого человека дорогого стоит.
В 2003 году президент Гаити и по совместительству музыкант-мультиинструменталист Жан-Бертран Аристид попытался намекнуть Франции на возможный возврат вывезенных средств и даже запустил соответствующую кампанию с уличной наружкой. Однако согласно воспоминаниям тогдашнего посла Франции в Гаити Тьерри Буркхарда, на дипломатическом уровне было запрещено любое упоминание каких-либо реституций. Президент Франсуа Олланд годы спустя пояснил, что речь может идти исключительно о моральном долге, а сам Аристид вскоре после своих экономических демаршей лишился президентского кресла. Впоследствии Аристид заявлял, что американские военные насильно вывезли его из страны в рамках госпереворота – забыв, впрочем, упомянуть о том, что к власти в 1994 году его также привела армия США (в том же году, кстати, была распущена регулярная гаитянская армия).
Что до упомянутого Олландом морального долга, то он, прямо скажем, немал – учитывая то, что французы творили на острове в колониальный период. В том же исследовании The New York Times приводятся исторические документы, согласно которым гаитянских рабов иной раз начиняли порохом и взрывали потехи ради.
Кейс Гаити не единственный, это была достаточно распространенная экономическая схема, просто в случае Гаити она была доведена до предела – как с пороховыми забавами, так и с ценником. Так, в 1895 году Франция захватила Мадагаскар и первым делом обложила население высокими налогами — по сути, они должны были платить за то, что их завоевали ну и попутно за блага цивилизации в виде дорог и мостов. Об этом писал антрополог Дэвид Гребер в знаменитой книге «Долг»: «Различие между «долгом» и простым нравственным обязательством заключается не в наличии или отсутствии людей с оружием, которые могут взыскать это обязательство, наложив арест на собственность должника или угрожая переломать ему ноги. Оно состоит только в том, что у кредитора есть возможность точно выразить размер долга должника».
Говоря о различиях внутри острова многие справедливо указывают на религиозный фактор – доминиканцы преимущественно католики, а гаитяне практикуют культы вуду. В самом деле, нетрудно предположить, что в плане мировой торговли и внешнеполитической коммуникации в целом с католиками как-то проще, нежели с людьми, которые умеют дирижировать лягушками и потчуют коктейлями из свиной крови, специй и вина.
Без соли
Однако справедливо и обратное. Что если происходящее веками в Гаити – это своего рода экономическая зомбификация? Религия вудуизма предполагает наличие духов, которые полноправно управляют человеческой жизнью. С ними при желании можно договориться – пусть в ущерб себе и другим. Возможно, местное население относится к иностранному вмешательству как к духам – то есть чему-то враждебному, но неизбежному, чему-то такому, что нужно умасливать в рамках своеобразного общественного договора.
Американская писательница и фольклористка Зора Нил Херстон в книге «Скажи моей лошади», посвященной гаитянским обрядам, пишет:
«Почему же люди (если это правда) всё‐таки решаются на подобные сделки с духами, чья безграничная власть карать и давать желанное внушает ужас? Человек хочет иметь немало, а средств нет. Он в отчаянии. Нищета и жажда преуспеть любой ценой побуждают гаитянина наведаться на приём к жрецу‑унгану и произнести: «У меня за душой ни гроша. Я готов на всё ради денег».
Хлебнув рому, мой гость с характерным для культурных гаитян обаянием обрисовал мне поэтическую натуру простонародья, чья речь изобилует метафорами настолько, что незнакомый с местными обычаями собеседник легко принимает за чистую монету плоды крестьянского воображения. Например, вместо «я тебя убью» селяне говорят «я тебя съем», иногда добавляя «без соли»: мап манжэ у сан сель».
В некотором смысле здесь описывается экономическая модель, которая была навязана гаитянам со времени их независимости. Они готовы снова и снова идти на заклание, в то время жрецы-унганы, то есть Европа с Америка, продолжают их поедать – без соли.
Сан сель.
