Дальше будет хуже. Как показывали конец света в кино

18 апреля в казахстанский прокат выходит антиутопический фильм Алекса Гарленда «Падение империи», мрачное размышление на тему будущего США, где по сюжету началась новая гражданская война, погрузившая страну в хаос.

Одна из главных стриминговых новинок апреля – одноименная экранизация культовой видеоигровой франшизы Fallout, где человечество выживает после ядерной мировой войны. На подходе – очередная часть «Планеты обезьян», где цивилизация оказалась в руках приматов, и приквел «Безумного Макса». Фантазии на тему конца света в кино и сериалах продолжают появляться даже тогда, когда на настоящих часах Судного дня остается 90 секунд до полуночи.

О четырех – не всадниках – примерах апокалипсиса у кинематографистов, отразивших нашу реальность, – в материале «Курсива». 

Апокалипсис как предчувствие

«Последняя волна» (1977) 

Сейчас режиссера Питера Уира в первую очередь помнят как автора духоподъемных «Общества мертвых поэтов» и «Шоу Трумана». Начинал свой творческий путь он, однако, не в Голливуде, а в родной Австралии, где был частью австралийской новой волны, появившейся чуть позже своих заокеанских «сестер» – британской, немецкой и тем более французской. Один из ее безоговорочных шедевров – второй фильм Уира «Пикник у Висячей скалы», основанный на загадочном и якобы реальном исчезновении школьниц в День святого Валентина на прогулке. Балансирующий между явью и сном, он, в духе принципа Дэвида Линча «совы не то, чем кажутся», рассказывал о неожиданном сбое в реальности и столкновении с чем-то неизвестным – чем именно, непонятно. 

Выпущенная следом «Последняя волна» развивает эту тему, но в больших масштабах. По сюжету семьянин-адвокат берется за непривычное для себя дело – защиту нескольких аборигенов, обвиняемых в убийстве. Немного отрешенный с самого начала, во время процесса он начинает видеть мистические вещие сны и наблюдает странные изменения в природе вроде черного дождя, а позже один из аборигенов Крис объявляет его пророком из легенд коренных племен, который приходит накануне большой катастрофы – грядет та самая апокалиптическая последняя волна, несущая то ли конец, то ли откровение. 

Австралийской новой волне конец света в принципе не был чужд – именно она родила культового «Безумного Макса». Хотя у «Последней волны» куда больше общего с будущим «Шоу Трумана», оба фильма можно рассматривать как историю освобождения человека от иллюзий и постижения им истины. Однако эта история не только об одном герое, но и о целом обществе с непростым колониальным прошлым. Не случайно, как и, например, Лили Гладстоун в «Убийцах цветочной луны», главными звездами фильма можно назвать актера Дэвида Галпилила из рода коренных жителей материка йолнгу, одного из символов нового австралийского кино (в 1971 году он дебютировал в этапной притче «Обход»), и Нандживарру Амагула, ставших здесь проводниками зрителей в мир аборигенской эсхатологии и помогавших Уиру со сценарием. 

Апокалипсис как неожиданность

«Волшебная миля» (1988) 

Недооцененный и полузабытый, но все же культовый шедевр Стива Де Джарнатта эпохи 1980-х годов – сейчас за таким проектом наверняка бы выстроилась очередь из байеров вроде A24. Главная прелесть «Волшебной мили», как и в фильмах A24, – ее «странность», романтичность и виртуозная смена настроения по ходу сюжета. 

Фильм начинается как интеллигентный ромком о любви официантки и нескладного джазмена (одна из первых сцен, где они выбрасывают лобстеров в океан на свидании, выглядит прямой отсылкой к «Энни Холл»), но после первых двадцати минут, когда герой получает таинственный телефонный звонок о летящих на Лос-Анджелес ядерных ракетах (вероятно, советских), трансформируется в параноидальный и адреналиновый триллер – и потом до самого финала мечется от страшного к смешному, пока герои пытаются добраться до убежища в гонке со временем. 

В финале, далеком от традиционного хэппи-энда, и была главная проблема для продюсеров, которые настаивали на его смягчении. Де Джарнатт потратил почти десять лет на производство фильма, желая сохранить за собой полный авторский контроль, а сценарий тем временем считался одним из лучших в голливудских студиях. В «Волшебной миле» могли сыграть молодые звезды Николас Кейдж и Курт Расселл, однако в итоге она нашла место только на независимой студии Hemdale Film Corporation и получила смешной бюджет в чуть менее четырех миллионов долларов: как написал кинокритик Райан Ламби, Hemdale обычно бралась за фильмы, которые больше никто не хотел делать (среди них, кстати, был и первый «Терминатор»). 

Охарактеризованная критиком Станиславом Зельвенским как «капсула времени», «Волшебная миля» действительно выглядит своеобразным «облаком тэгов» – и учитывая ее длинную историю, непонятно, кто что придумал раньше. Помимо смутных параллелей с «Терминатором» и отсылок к головоломному роману Томаса Пинчона «Радуга земного тяготения», здесь вспоминаются эксцентрическая фантастика той же эпохи «Ночь кометы» и черная комедия Мартина Скорсезе «После работы». А заигрывание с эстетикой 1950-х годов (за это, в частности, отвечает дайнер, где работает девушка, названный Fat Boy в честь печально известных американских бомб Fat Man и Little Boy, сброшенных на Нагасаки и Хиросиму) уводит к классике американского сай-фая и фильмам-метафорам о «красной угрозе» вроде «Вторжения похитителей тел» и «Когда миры столкнутся» и ставит кино в один ряд с «Назад в будущее» и грядущими играми Fallout. Последние несколько лет ходят разговоры о ремейке, и идеальным решением было бы отдать его в руки Эдгара Райта, уже знакомого с апокалипсисом в двух вариантах – с зомби и пришельцами. 

Апокалипсис как реальность

«Нити» (1984)

До того, как он снял «Гражданина Кейна», голливудский вундеркинд Орсон Уэллс срежиссировал радиопостановку по мотивам «Войны миров» Герберта Уэллса в 1938 году. Это вызвало панику среди слушателей, напуганных реалистичностью псевдодокументального рассказа, – война с марсианами в тот вечер накануне Хэллоуина словно пришла в каждый дом. Почти полвека спустя нечто похожее сделал британский режиссер Мик Джексон, чьи «Нити», выпущенные на телевидении в 1984 году по заказу BBC, остаются, возможно, самым жутким и убедительным изображением ядерного апокалипсиса в кино. 

Джексон, однако, не ставил задачу разыграть зрителей – созданные во время очередного витка холодной войны «Нити» были серьезнее некуда (так, в 2023 году BBC выпустил материал о фильме, где некоторые люди поделились, что были по-настоящему травмированы им, а сам режиссер говорил, что «потребовались годы, чтобы он ушел из моей головы»). Одним из главных источников вдохновения послужила другая ядерная антиутопия BBC под названием «Военная игра», снятая почти на двадцать лет раньше, по следам Карибского кризиса, и положенная руководством канала на «полку» за излишнюю пессимистичность и провокационность (что не помешало ей получить «Оскара» в 1967 году, причем в категории «Лучший документальный фильм» – несмотря на полную сюжетную постановочность). 

«Нити» представляют скрупулезную хронику дней, предшествующих ядерному удару по Великобритании в ходе войны США и СССР, а также десятилетий (!) ядерной зимы, вернувшей людей в почти средневековое состояние. Псевдодокументальный репортаж с подробными текстовыми вставками и фотографиями показывает нарастающую панику жителей города Шеффилд, напряженную работу чрезвычайного комитета и, наконец, сам взрыв атомной бомбы (при минимальном бюджете и нехитром гриме пострадавших, состоявшем из смеси рисовых хлопьев и кетчупа, у Джексона получилось добиться грандиозного эффекта), который уничтожил в стране до сорока миллионов людей и всякую надежду на будущее, о чем свидетельствует безысходный финал. 

Отголоски «Нитей» можно будет найти позднее в фильме «Дитя человеческое» и мини-сериале «Чернобыль», но больше всего они повлияли на президента США Рональда Рейгана – предположительно, тот увидел картину после выхода, и она, наряду с другим телефильмом «На следующий день», заставила его переосмыслить политику ядерного вооружения. Редкий случай, когда искусство действительно изменило мир. 

Апокалипсис как абсурд 

«Последняя битва» (1983)

В кино конец света может быть не только трагедией, но и комедией. Одним из тех, кто это осознал, был Стэнли Кубрик, зарядивший черным юмором фильм «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волно­ваться и полюбил атомную бомбу», в отличие от серьезной книги-первоисточника «Красная угроза», что подставило под удар коллегу Сидни Люмета: его драму со схожим сюжетом «Система безопасности», которая вышла на год позже, зрителям было трудно воспринимать без того же сардонического смеха. Абсурдный взгляд на обыденную постапокалиптическую жизнь в результате «ядерного недопонимания» чуть позже предложил и режиссер битловских комедий Ричард Лестер в фильме «Жилая комната», прозванном каким-то критиком «пьесой Сэмюэля Беккета, но с лучшими шутками». 

Впечатляющий полнометражный дебют Люка Бессона «Последняя битва», черно-белый и снятый без единого слова (за весь фильм два персонажа только пытаются произнести что-то нечленораздельное), трудно назвать настоящей комедией, но мрачноватых шуток в духе слэпстика здесь хватает – так, кино открывается неловкой сценой «любви» главного героя с надувной куклой. Тот лишь пытается выжить в мире, где произошла некая катастрофа, и путешествует по городским развалинам, встречая на пути мстительного Воина (одна из первых ролей Жана Рено). Сюжет как таковой здесь отсутствует, да это и не важно – не зря здесь исчезли слова и остались только образы. 

Постапокалиптический мир Бессона, несмотря на общую обшарпанность, выглядит изысканно-декоративным: с неба вдруг начинает падать рыба, почти все персонажи (которые не только дерутся, но и пьют вино и слушают музыку) выглядят как припанкованные рыцари или самураи, а в один из трогательных моментов герой обставляет свое временное жилище в заброшенном отеле и находит картину Питера Брейгеля Старшего «Крестьянский танец». 

Режиссера в то время причислили к так называемой новой новой волне – это направление с абсурдным названием увлекало больше формой, нежели содержанием, а игра в стиль, свойственная и классической новой волне, была возведена в квадрат. Для него «Последняя битва» стала определяющей в творчестве, и эту практически игрушечную эстетику Бессон будет развивать дальше, а специфическая немота героев станет одним из любимых приемов – киллер Леон и Лилу из «Пятого элемента» тоже были немногословны.