Социальное недропользование
В течение последних несколько месяцев несколько раз пришлось услышать о том, что недропользование в РК – это, скорее, социальный вид деятельности, нежели бизнес. Были примеры и аргументы. Возможно, есть смысл рассказать об этом вслух.
«Проект Кансу является социально-ориентированным и направлен на поддержку экономики и социальной сферы Мангистауской области, в частности, города Жанаозена, путем создания рабочих мест, поставки сырья в ТОО «КазГПЗ» и обеспечения региона газом. Реализация проекта Кансу предусмотрена Комплексным планом социально-экономического развития г. Жанаозен, утвержденного постановлением Правительства РК №14 от 10.01.2012 года », – такой ответ дала НК «АО «КазМунайГаз» на запрос редакции о конфликте экологов и «КазМунайГаза» в связи с разработкой на плато Устюрт газового месторождения Кансу.
Проект назван социально-ориентированным, а главные цели его – создание рабочих мест, поставки сырья и обеспечение региона газом. Цели, безусловно, похвальные. Если забыть про то, что главная цель бизнеса – это зарабатывание денег. В противном случае, проект не следует называть бизнесом. Исходя из ответа КМГ, можно предположить, что компания стремится не денег заработать, а обеспечить людей рабочими местами – и это уже социальный проект.
Кансу – не единственный проект, главная цель которого – не зарабатывать деньги и приносить прибыль, а предоставлять рабочие места и платить людям стабильную зарплату. Во многом таков «Казцинк», многие объекты которого находятся на грани рентабельности или даже убыточны и разве что обладание Васильковским ГОКом позволяет компании выходить в прибыль.
«На Жезказгане есть рудники, где себестоимость производства составляет $14 тыс. за тонну меди. Сегодня цена на медь – $5,5 тыс. (на момент сдачи номера – более 6100 тыс. за тонну – «Къ»). И рудники, генерирующие кэш, должны восполнять эти убытки. Почему мы их не закрываем? Потому что у нас там много людей работает», – рассказал CEO KAZ Minerals Олег Новачук про недавно выделенные из экс-Kazakhmys PLC рудники в частную «Корпорацию Казахмыс».
Социальные обязательства слабо регламентированы. Иначе бы не возникла ситуация, когда компании становятся вынуждены доказывать отсутствие денег на социальные проекты, объем и содержание которых зачастую не регламентированы: «Если у компании есть возможность оказывать такую поддержку (социальных проектов – «Къ») без ущерба для акционеров, мы оказываем. Если нет – приходится доказывать, что не имеем», – сообщил на встрече с журналистами Олег Новачук.
Иногда, правда, удается договариваться. «Мы специально сделали так, чтобы у нас была возможность брать на вычеты нашу социальную нагрузку. Раньше мы оказывали ее добровольно, но мы не могли взять ее на вычеты. И мы с правительством договорились: если уж мы ее оказываем, разрешите нам это использовать как наши обязательства по контрактной деятельности на недропользовании», – пояснил он.
Но иногда с этим возникают большие сложности. Компания Рио Тинто в течение 13 лет содержит офис в Казахстане, и лишь в феврале 2015 года, наконец, подписала контракт на разведку, в рамках которого она намерена потратить $6 млн за шесть лет. В финале переговоров одним из пунктов преткновения стал вопрос об обучении студентов.
Верна ли концепция «социального недропользования»? Ровно настолько, насколько она позволяет зарабатывать деньги инвесторам. Нельзя забывать, что они приходят в Казахстан не для того, чтобы вернуть деньги (ведь ведро картошки сажают не для того, чтобы снять урожай размером в одно ведро), а для того, чтобы их преумножить. Недропользователи придут в РК, если эта юрисдикция будет к ним доброжелательнее, чем другие. И вот тогда появятся рабочие места – прямые и косвенные (за счет размещения вновь возникших заказов для сервисных компаний). А как эти рабочие места превратятся в деньги для экономики, читателям объяснять, надеюсь, не надо.
