Красота мутации
В понедельник в нью-йоркской галерее «Челси» откроется персональная выставка «Сопротивление чувств» художника Гали Мырзашева. Также он принимет участие в групповом шоу с американскими художниками в Галерее 532, которое обещает стать одним из ярких событий в заокеанской культурной жизни.
Организацию выставок взяла на себя студия «Нью-Йорк реализм». Весь проект профинансирован фондом бизнесмена Медгата Кулжанова.
Кто-то знает о сюрреализме по истории, кто-то знает об его странных и иррациональных аспектах. Цель движения, словно направляющего света, как определил его Андрэ Бретон, есть «превращение предыдущих противоречивых условий мечты и реальности в абсолютную реальность, в суперреальность». Это заставило многих представителей сюрреализма отказаться от своих методов построения интриги в своих полотнах, что было во многом определено теориями Фрейда, касающихся подсознательного. Этот важный литературный компонент сюрреализма оказывает определенное нездоровое влияние даже на людей, далеких от искусства.
Закончив ВГИК в Москве, Гали вернулся в родной Семипалатинск. Ужасные физические уродства некоторых жителей, вызванные ядерными испытаниями, очень сильно повлияли на все творчество художника.
К примеру, в его картине «Предчувствие мутации», ужасно искаженная, покрытая язвами центральная фигура подразумевает лошадь и наездника. Гали часто условно называет свои картины напоминающими вневременную область где-то между сюрреализмом Ива Танги и скандинавским фантастом Одом Нердрумом «Моя маленькая родина». Возможно, что его мутированные наездники и лошади — символ предмета гордости его предков — кочевников, имущество которых стало частью Советского Союза.
Романтический пресоветский, преядерный образ запечатлен художником в картине «Великая сила» («Дороги времени»). Здесь мы видим одинокого всадника с мальчиком за спиной, пересекающими пространство пустыни. Единственное зловещее в картине то, что огромный шар, вырисовывающийся за спиной всадника, оказывается не природным явлением, а делом рук человека, и это нечто способно отравить жизнь. Возможно, этот стальной спутник, бросающий тень на землю, является чем-то вроде знамения.
А наивность, неведение, родом откуда все мы, прекрасно изображены в картине «Детство», тоже наверняка автобиографичной. Примостившийся у передних лап большой, доброй собаки, охраняющей спокойствие ребенка словно часовой, мальчик олицетворяет собой прекрасное детство, когда у нас есть хотя бы иллюзия защищенности и безопасности. Это одна из простых, но очень лаконичных картин Гали.
Основную силу воздействия картины Гали приобретают благодаря тщательно подобранному утонченному стилю и палитре приглушенных тонов, иногда разбавленных яркими пятнами, словно сигналами маяка. Его безупречная техника наслаивания полупрозрачных тонов, в которой не видно и прикосновения кисти к холсту, наделяет его полуабстрактные фигуры готическим очарованием позднего Йеронима Босха.
О Босхе часто говорят как о предшественнике сюрреалистов, на создание своих «монстров» его вдохновляли средневековые декорации и готическая архитектура с ее горгульями и другими гротескными существами. И у Босха, и у Гали «монстры» являются не только чистой игрой фантазии, но также и изображением некоторых варварских социальных тенденций эпохи.
В случае Гали активная социальная позиция выражена в неразличимых, раздутых, сморщенных фигурах картины «Эпидемия». Эта работа выражает беспокойство художника по поводу быстро размножающихся, разрастающихся губительных инфекций.
Эти страшные существа наверняка плод ядерных испытаний, свидетелем которых ему пришлось стать, и открыли ему глаза на опасности, которым человек подвергает себя сам, когда технологии опережают наше чувство меры в условиях глобализации, когда болезни и инфекции распространяются со скоростью, во много раз превышающей ту, что была в прошлом.
Парадокс картин Гали в дихотомии уродства и красоты, где превалирует последнее, благодаря уникальной способности художника наделять даже самые уродливые существа эстетическими атрибутами, трансформируя их в острые метафоры, что в итоге вызывает у зрителей не отвращение и неприязнь, а эмоциональное сочувствие. Думаю, можно не отрываясь смотреть на его картину «Самомнение», где человеческий суррогат, странная фигура, жонглирует протоплазменными фигурами, из которых сам и «слеплен».
Такие композиции вызывают аллегории, имеющие определенное разъяснение: в голову сразу приходит мысль о том, что в картинах явно прослеживается беспокойство художника за человечество, о чем он сам коротко говорит так: «Художник — это боль, а не лекарство».
Не теряя надежды, Гали использует свое творчество для облегчения боли, создавая образы, не только призывающие посмотреть правде в глаза, но и обращающиеся к нашему самосознанию, к «ужасной красоте», как сказал Уильям Батлер Йейтс. Слова великого ирландского поэта кажутся единственно подходящими для картин Гали, с их уникальной комбинацией печали и веселья, элегии и надежды, агонии и высшего триумфа человеческого духа перед лицом противника. Смею предположить, что последнее сообщение в картинах Гали — это то, что искусство не сможет излечить нас, оно лишь может указать путь к светлому будущему.
При подготовке материала была использована информация из журнала «Студии и Галереи», Нью-Йорк, апрель-май 2008
