Внимание Федерального резерва США сосредоточено на проблемах экономического роста: с августа прошлого года, когда разразился мировой финансовый кризис, банк снизил свою основную процентную ставку на три процентных пункта до 2,25%. Европейский Центральный банк, напротив, продолжает удерживать ставку на уровне 4%, а главный упор делает на риски роста инфляции. В эпоху, когда глобализация тесно связывает мировые экономики, такое различие, на первый взгляд, кажется странным и заставляет задаться вопросом: нет ли ошибок в политике одного из банков? Быть может, председатель ФРС Бен Бернанке рискует спровоцировать возникновение в США инфляционной спирали и создает предпосылки для возникновения очередного спекулятивного пузыря на финансовых рынках? Может быть, председатель ЕЦБ Жан-Клод Трише недооценивает последствия кризиса и ставит под удар восстановление экономики Еврозоны, которое могло бы уравновесить рецессию в США? Или они оба принимают разумные меры реагирования на смесь различных экономических рисков?
Ближайший из этих рисков — это скачок валютных курсов с дальнейшим быстрым ростом евро против доллара, что приведет к сокрушительному удару для европейской экономики и ускорит темпы инфляции в США. Стратеги ФРС и ЕЦБ полагают, что разница в действиях банков объясняется различиями в экономической ситуации, сложившейся в США и Еврозоне, однако независимые экономисты указывают на другие, более глубокие причины. По их мнению, дело заключается в разности подходов: ФРС сосредоточивает усилия на максимизации занятости и достижении стабильности цен, а ЕЦБ занимается только формальной инфляционной целью. С определенной точки зрения, по мере развертывания кризиса различий в политиках становилось меньше. Например, оба центральных банка предоставляли наличность для спасения финансовых рынков, оказавшихся в отчаянном положении. Однако в других аспектах, например в контексте движения валютных курсов, такие различия сохраняются. ЕЦБ выразил обеспокоенность быстрым повышением стоимости евро в паре с долларом, а ФРС в основном приветствовала снижение стоимости доллара, усматривая в нем опору для роста, хотя внутри банка и высказывались опасения по поводу того, что это снижение может выйти из-под контроля.
Различия между двумя банками становятся гораздо заметнее, когда речь заходит об основных процентных ставках. ФРС немедленно включилась в борьбу с рецессией, а ЕЦБ не только этим не занимается, но и отвергает любые предположения о неизбежности понижения своей ставки. В Соединенных Штатах лица, формирующие политику банков, всеми силами стремятся избежать возможности продолжительного спада. В Еврозоне говорят не о рецессии, а о продолжении постепенного снижения, которое имело место еще до августа прошлого года и, отчасти, было результатом ужесточающих мер, предпринятых ЕЦБ. Различия в перспективах роста и структурных условиях приводят к возникновению различных комплексов инфляционных рисков. Ежегодная инфляция в США выше, чем в Еврозоне, и составляет 4%. Однако ФРС не без оснований полагает, что темпы инфляции в США снизятся благодаря гибкости экономики и появлению свободных мощностей. ФРС обеспокоена высокими ценами на основные товары и ростом инфляции, который непосредственно сказывается на инфляционных ожиданиях, однако не видит оснований для развития спирали заработная плата/цены в США.
У ЕЦБ, напротив, есть причины опасаться, что инфляция, которая сейчас находится на 16-летнем максимуме (3,6%), на продолжительный срок задержится выше целевого уровня, то есть 2%. Для Еврозоны характерно не только вялотекущее охлаждение экономики, но и более «стойкие», то есть медленно меняющиеся цены. Переговоры между работодателями и профсоюзами по-прежнему широко распространены, и от трети до половины контрактов о заработной плате так или иначе привязаны к старым инфляционным ставкам, что повышает риск возникновения спирали «заработная плата/цены». Некоторые экономисты считают, что различие в политике двух центральных банков полностью объясняется разницей в соотношении рисков. Однако немаловажно и то, что ФРС и ЕЦБ по-разному понимают характер рисков снижения роста и, следовательно, характер инфляции, вызванных финансовым кризисом. ФРС воспринимает их, в первую очередь, с точки зрения взаимодействия между финансовой системой и реальной экономикой: банк обеспокоен тем, что потери в банковском секторе и снижение стоимости залогов, например домов, которые обеспечивают займы на приобретение жилья, приведут к дальнейшему усилению кризиса кредитования.
ЕЦБ считает, что риски спада в основном связаны с быстрым развертыванием внутренних дисбалансов американской экономики, в первую очередь, очень низким уровнем сбережений домашних хозяйств, которые отражают дисбалансы мировой экономики. Это не тот риск, который угрожает европейской экономике, если ЕЦБ правильно понимает его характер. Однако если правы в ФРС, то Европа, вполне возможно, испытает аналогичные трудности даже при том, что Еврозону в значительной степени будет защищать сохранение стоимости закладных, например, домов. Свою роль здесь играют и культурные и исторические воздействия. В сознании ФРС глубоко укоренились воспоминания о Великой депрессии, и чувство собственной вины за недостаточные усилия в сокращении рисков, угрожавших росту. Напротив, ЕЦБ унаследовал страх перед гиперинфляцией, которая коренится в Германии, но широко распространяется по всей Европе. Так или иначе, между банками существуют различия в подходах к преодолению проблем роста и инфляции. ФРС открыто заявляет о своем подходе «управления рисками» в монетарной политике, который делает большой упор на предотвращение повторения кризисных ситуаций, например, Великой депрессии или застоя в Японии 1990-х. Что касается Еврозоны, то г-н Трише и его коллеги, похоже, устали от управления рисками. Отчасти это отражает большую инертность экономики Еврозоны, из-за которой потребность в предупредительных мерах не так велика.
В результате ФРС берет на себя львиную долю ответственности за решение проблем мирового роста. С одной стороны, ЕЦБ до какой-то степени пользуется результатами деятельности ФРС. Однако с другой, европейской, точки зрения, такая роль ФРС вполне оправданна, учитывая, что страной происхождения проблем является США. Более того, сдержанность ЕЦБ, конечно, помогает сдержать риски мировой инфляции, вызванные агрессивным снижением ставок ФРС. По мнению некоторых аналитиков, разница в позициях этих двух банков обеспечивает диверсификацию политики, что помогает снизить риск ошибок в политике на мировом уровне. Другие эксперты беспокоятся по поводу недостаточной согласованности действий перед лицом событий, которые рассматриваются ими как глобальные потрясения. Некоторые предлагают пойти на такие радикальные меры, как снижение процентных ставок ЕЦБ, призванное снизить глобальные экономические риски, даже при том, что внутренние условия не вполне оправдывают эти действия. Требовать от центральных банков таких действий сложно, поскольку они обладают очень узкими полномочиями. Однако в этой области существует прецедент: в 1998 ФРС снизила ставки вдвое, что, по мнению большинства, было вызвано азиатским кризисом и дефолтом в России. Трудности, с которыми сталкиваются обе организации, показывают, насколько тонким является соотношение между двумя рисками, угрожающими мировой экономике: рецессией и инфляцией. Независимо от того, какое из этих зол окажется больше, ЕЦБ и ФРС США придется реагировать на него оперативно.
Тем временем у Германии есть повод для злорадства. Возможно, Нью-Йорк или Вашингтон считают, что приход финансового шторма в такие страны, как Германия — только вопрос времени, но пока что в крупнейшей экономике Европы все тихо. В этом году в Германии ожидается постепенное замедление темпов роста, и никаких резких движений не предвидится. К тому же причинами замедления станут ослабление мирового роста, повышение цен на нефть и усиление евро, а не прямое влияние ипотечного кризиса в США. При этом последний отчет ОЭСР отмечает, что экономика Германии находится в добром здравии. В самом деле, история немецкой экономики последних лет является зеркальным отражением ситуации в экономике США. В последнее десятилетие вместо того, чтобы наслаждаться потребительским и жилищным бумом, Германия переживала болезненный период объединения и боролась с тем воздействием, которое оказывает глобализация на ее экономику высокой заработной платы.
Ко времени, когда разразился глобальный финансовый кризис, конкурентоспособность цен в Германии уже восстановилась благодаря экстенсивной реструктуризации частного сектора, а потребители сократили свои расходы, так как цены на жилье оставались на прежнем уровне или даже падали. В итоге Германия получила экономику, движущей силой которой являются не потребительские расходы, а развитый экспорт с промышленностью, производящей товары высокого качества, относительно невосприимчивые к повышению обменных курсов (евро бьет рекорды по отношению к доллару и по взвешенному торговому индексу). Рецессия в США скажется на продажах немецких товаров, но экспорт в другие регионы, особенно в Бразилию, Россию, Индию и Китай, будет по-прежнему высоким. Экономический рост тоже вряд ли пострадает от кредитного кризиса. В Еврозоне кредитование бизнеса достигло рекордных уровней, и рост в основном происходит за счет немецких компаний.
Таким образом, у местной сферы кредитования не возникнет больших проблем. Спрос на кредиты для финансирования капитальных расходов, существующий в Германии, остается на рекордном уровне, что, возможно, показывает, что предприниматели очень оптимистично смотрят на перспективы экономики. Как считает Дэниел Гросс, директор Центра по изучению европейской политики в Брюсселе, улучшение производительности американской экономики, произошедшее в последние годы, вряд ли впечатлит историков будущего. Система США всегда считалась более эффективной для размещения капитала. Однако теперь это не так. К тому же рост производительности США, в отличие от Германии, в основном происходит в сфере финансовых услуг и розничных продаж, то есть в секторах, которые в настоящее время переживают кризис. Однако это не означает, что с точки зрения долговременных перспектив Германия находится в более благоприятном положении. В США финансовая система склонна к гипертрофированным бумам и кризисам, тогда как темпы роста немецкой экономики традиционно более устойчивые, но и более низкие.
