Андре Агасси

Опубликовано (обновлено )
Каждый день мой отец заставлял меня поверить в то, что я непременно должен быть лучшим. Сейчас, наконец, я начинаю понимать, что он имел в виду.

спортсмен, 37 лет, Лас-Вегас

Я не умею мыслить гипотетически.

Каждый день мой отец заставлял меня поверить в то, что я непременно должен быть лучшим. Сейчас, наконец, я начинаю понимать, что он имел в виду.

Я считаю, что жизнь моего отца – это история. Я не могу относиться к ней как к биографии. Я восхищаюсь им. Он воспитывал четверых детей, не имея за душой ничего. Все, что у него было, – это машина и собака. И он любил теннис. Он любил его так, что однажды погрузил собаку в машину и решил навсегда уехать из Чикаго, где тогда жил, куда-нибудь, где в теннис можно играть 365 дней в году. Таким местом отец счел Лас-Вегас. Он переехал туда с детьми, не сомневаясь ни секунды и ни о чем не волнуясь. Сегодня я воспитываю двоих детей, и у меня есть все, но я не уверен, что решился бы на такой поступок.

Мой отец заставлял меня жить по распорядку, который придумал сам. Мы играли в теннис перед школой. Мы играли в теннис после школы. Наша жизнь была устроена очень просто: мы просыпались, а потом играли в теннис. Ну и иногда чистили зубы.

Иногда телу необходимо спать.

Самая великая вещь в теннисе – отсутствие игры на время. Это делает вас сильнее. Ведь времени нет, и до тех пор, пока вы в игре, у вас есть шанс.

Умение побеждать несущественно. Важно уметь проигрывать. Я всегда любил проигрывать весело.

Скажу честно: иногда, когда вечером я иду из ресторана – а мне всего-то нужно пройти пару кварталов, – я вдруг понимаю, что человек, наблюдающий за мной со стороны, никогда не скажет, что я занимался спортом.

То, что было между мною и Сампрасом, сложно назвать простым соперничеством. Это было что-то, что подняло нас обоих на небывалую высоту. Это научило меня чему-то, чего я хотел, и чему-то, что вызывало у меня дрожь. Это соперничество происходило на самых разных уровнях, в игре и за ее пределами. Я думаю, что если бы когда-нибудь я проснулся утром в его теле, а он в моем, мы бы сошли с ума.

Однажды Сампрас сказал про меня, будто все, что ему когда-либо хотелось получить из моей жизни, – это мой личный самолет. Что я мог ответить на это? А мне всегда хотелось заполучить его подачу.

Меня всегда заводил тот факт, что кто-то запросто может бросить свои дела и пойти смотреть на то, как я играю.

Мне кажется, в теннисных юбках не слишком-то удобно бегать. Возможно, они просто должны быть короче. Хотя куда уж короче?

Разогреться очень легко. Остыть – гораздо сложнее.

Случается, что Штеффи (Штеффи Граф, супруга Агасси, в прошлом первая ракетка мира. – Esquire) обыгрывает меня в теннис. Это удивительно, потому что я и не думаю ей поддаваться.

Разницу между тем, чтобы быть в финале и наблюдать за финалом с дивана, я нахожу поистине огромной.

Меня часто спрашивают, что случилось с моими волосами. Ну, типа, был волосатый, стал лысый. Я никому не отвечал на этот вопрос до тех пор, пока мне не задал его мой собственный сын. Ему тогда было пять лет. Я сказал: «Знаешь, когда ты родился, мне пришлось отдать все свои волосы тебе. Ты бы ведь не хотел пойти в школу лысым?» Он так испугался, что отрицательно мотал головой, наверное, минуту.

Я вам так скажу: мне плевать на мое физическое состояние.

Когда меня спрашивают о моих травмах, я даже не знаю, с чего начать. У меня смещены два спинных диска. И спондилолистез (заболевание позвоночника. – Esquire), который возник из-за повреждения позвонков. И выступающий диск, который зажимает спинной нерв. Ну, и так далее. Если вы играете в теннис, спина рано или поздно даст о себе знать. В те минуты, когда мне удается прилечь, я чувствую себя на миллион долларов.

Я чувствую себя жутко старым, когда вижу, что мои ровесники пользуются гелем для придания волосам объема.

Наверное, можно сказать, что я на пенсии. Но я не из тех, кто продлевает свою молодость, общаясь только с двадцатилетними. Да, я на пенсии, и я в порядке.

Я был в теннисе 20 лет. Все эти 20 лет я готовился к тому дню, когда мне придется покинуть спорт. За 20 лет я узнал много такого, что пригодится в жизни без тенниса. И я благодарю Господа, что он дал мне не только эти 20 лет. Теннис был в моей жизни, и теннис ушел из нее. Теперь в мою жизнь придет что-то новое. Я надеюсь.

Меня всегда интересовало, будет ли кто-то действительно скучать по мне. Или все просто придуриваются.

Все, что нужно, – это чтобы мяч оставался в игре.

Esquire
Читайте в декабрьском номере

«Тому, кого боги наградят хорошими грудями, в придачу они дадут жизнь, полную испытаний». Интервью с актрисой Ким Бейсингер.
//
«Находящийся на искусственном острове, он подобие Астаны. Город, где архитектура грандиозна не меньше, чем пустота улиц в выходные дни», – колонка Романа Райфельда.
//
«Последний путь» – англичанин Дин Роджерс фотографирует места автокатастроф, в которых погибли знаменитые личности.
//
«Эффективность – вещь не сексуальная. Единственная гарантия того, что новые электростанции нас не обанкротят, – это вообще их не строить», – материал об экологии «Завернуть за уголь».

Читайте также