Несмотря на попытки отечественных художников сделать себе имя за рубежом, Казахстан на современном арт-рынке никак не представлен. О невидимых барьерах между художниками постсоветского пространства и западным арт-рынком, а также об игнорировании казахстанскими художниками такого поля деятельности, как дизайн, в интервью «Къ» рассказала Елена Невердовская – художник, арт-критик, европейский корреспондент специализированного издания по архитектуре, дизайну и искусству «Под ключ» («The Key Magazine»).
– Г-жа Невердовская, на встрече с молодыми художниками в Алматы вы сказали, что Казахстан – это «белое пятно» на карте современного искусства. И это несмотря на то, что некоторые казахстанские художники периодически выставляются в центральноазиатском павильоне Венецианской бьеннале?
– Венецианская бьеннале – это все-таки больше политика. И те, кто бывает там, наверное, видят работы из Казахстана. Но в целом никто не назовет ни одного казахстанского художника. Это полный пробел. Даже какие-то вещи, очень характерные для Казахстана, – орнамент, узор, даже это визуально ни у кого не вызовет никаких ассоциаций.
– С чем это, по-вашему, связано? Может быть, казахстанским художникам все еще присущ оставшийся с советских времен патернализм, пассивность в рекламировании, позиционировании себя?
– Возможно, это и пассивность. А может быть, и характерный для всех территориально отдаленных от Европы стран дефицит информации. Художники не видят, что делается в странах, где очень развито современное искусство, по каким правилам оно формируется, то есть мышление остается провинциальным. Китай, например, несмотря на свою удаленность, схватывает эти веяния, просто потому, что он – активный. А российские художники – нет. Как был в Советском Союзе занавес, информационная изоляция, так она и остается.
– Что нужно делать, чтобы пробить эту стену?
– Во-первых, нужно больше пользоваться Интернетом, узнавать, где какие проходят конкурсы, выставки. И, во-вторых, конечно, необходимо знание языка, хотя бы английского. Потому что даже в русскоязычном сегменте Интернета очень трудно найти какую-либо информацию.
– На протяжении 20 лет независимости казахстанские художники пытаются «завоевать» Запад: сначала – народными промыслами, потом пошла в творчестве волна номадов, шаманизма и тенгрианства, сейчас создают видеоарт на околомусульманскую тематику. Все-таки существуют ли какие-нибудь «ключи» к сердцам европейской публики?
– Если художник конъюнктурен, он станет известен на Западе. Но так же легко и забудется. Существует ведь множество институций, где предоставляются гранты или стипендии для художников, которые прорабатывают определенную актуальную тему. Есть такая художница – Ширин Нешат, работы которой посвящены угнетенной женщине Востока, но при этом она сама живет в Нью-Йорке. У ее героинь тела исписаны строками из Корана, они держат в руках автоматы, им запрещают какое-либо самовыражение, даже пение. Эта тема очень популярна на Западе. Я не за такое современное искусство. Сначала нужно развивать галереи здесь, в стране, для того, чтобы потом они вывозили художника за рубеж. Этот процесс должен происходить именно на уровне галерей и рынка.
– То есть художник, пробившийся благодаря грантам, не отвечает за искусство всей страны в целом?
– Художники, которые существуют в зоне грантов, как правило, не имеют большого веса среди коллекционеров. Для того, чтобы об искусстве страны узнали, оно должно быть представлено везде и всюду. Особенно это чувствуется на выставке «Арт-Базель». Вот приезжает каждый год в Базель, например, одна гонконгская галерея и привозит работы своих художников, и какое-то представление об арт-рынке Гонконга мы уже имеем.
Еще один момент, на который обращают внимание на Западе и совсем не обращают внимания здесь, – это творческий путь художника. Он постоянно должен что-то делать, творить, быть активным. Если художник какое-то время не пишет, то уже возникают сомнения в его компетентности.
– Вас очень удивило, что казахстанские художники далеки от дизайна, чураются его…
– Да, потому что на Западе художники как-то очень близко соприкасаются с дизайном. И это – общая тенденция, и на это есть спрос. Если рассуждать так, что художник – человек творческий, а дизайн – просто иной язык воплощения, то почему бы не попробовать себя в дизайне? Это просто другой способ мышления, например, воздействовать на зрителя не живописью и скульптурой, а интерьером.
Увлечение художников дизайном началось еще во время бума на произведения искусства, когда цены были очень высоки. Дизайнеры делали столы, стулья как произведения искусства. Конечно, ими можно было пользоваться, но никому бы в голову не пришло садиться на такой стул, потому что это все-таки объект. На такие работы сразу подскочили цены. Вскоре появилась и первая дизайнерская вещь, которая стоила больше $1 млн, это было блестящее кресло Марка Ньюсона, которое использовалось в клипе Мадонны.
– Где проходит грань между современным искусством и дизайном?
– А ее сейчас практически нет. Когда впервые во время международной выставки современного искусства «Арт-Базель», где-то пять лет назад, появилась сопутствующая выставка-салон «Дизайн Майами-Базель», то расположена она была на другом краю города, в отдалении. Сейчас же дизайнерская выставка находится в соседнем павильоне. Появилось и такое понятие, как арт-дизайн. Например, на выставке ставили стеклянный куб, внутри которого находился остов в виде человека. В куб запускали 180 000 пчел и через несколько часов они облепляли остов сотами. Получался такой человек из сот. Что это, искусство или дизайн? Можно назвать это арт-дизайном.
– Какие тренды сейчас существуют в европейском дизайне?
– Для новых трендов порой приходится выдумывать новые слова. Так вошло в обиход слово haptic, хаптический, от греческого слова «хаптика» (можно сравнить с другим греческим словом – оптика) – «тактильные ощущения». Оно исходит из того, что человек должен все щупать, ощущать. Допустим, дерево – теплое, металл – холодный, ткань – шершавая, и так далее. Это дает ощущение реальности мира. В последнее время окружение человека дигитализовалось, но ему нужно ощущать, что он материальный, и такие вещи дают ему подтверждение в этом. Сейчас молодые европейские дизайнеры создают именно такие вещи и практически не делают промышленных.
Другое направление – – sustainble, для простоты можно сказать – экологическое направление, но то эко-движение, которое появилось еще в 1960-х, было несколько примитивным. Сейчас sustanble-вещь не только должна быть произведена из экологически чистого, природного материала, но и обработана естественным способом. Она должна быть очень простой, мало детализированной, на ее производство должно быть затрачено как можно меньше воды, энергии, и рабочий процесс должен происходить с соблюдением всех трудовых норм.
– Слушая ваши рассуждения, кажется, что дизайнерскими работами художнику даже легче сделать себе имя.
– Я думаю, что это намного проще – заявить о себе именно дизайном. Вот частный случай: мой знакомый художник – очень хороший колорист, у него прекрасно развито чувство цвета, и, глядя на его работы, думаешь: «хорошо бы дома иметь такие шторы или ширму». Он вроде начал изготавливать ткани, но дальше этого дело не пошло, потому что он ощущает себя художником, а не коммерсантом. Так происходит и со многими российскими мастерами, которые считают, что быть художником – это запираться в своей мастерской и в сигаретном дыму творить шедевры. Казахстанские художники тоже ведут себя как богема XIX века, а сейчас все-таки XXI век.
– Однако, как вам кажется, есть или были среди казахстанских художников такие, которые легко «зашли» бы на европейский арт-рынок?
Я считаю, что работы Рустама Хальфина и Сергея Маслова можно было бы очень успешно показывать на Западе. Они уникальны даже сейчас. Перфомансы Сергея Маслова в горах, когда он ходил по склонам с фонариками и показывал дорогу, или его переписанная на казахстанский лад «Камасутра»! Если бы сейчас кто-нибудь на Западе сделал такого глиняного человека, какой был у Рустама Хальфина, – это была бы бомба. Вот эти вещи очень сильные, причем в них прослеживается и местная, казахстанская, ментальность.
Вообще, этот комплекс неполноценности, проявляющийся в том, что художники стремятся быть похожими на западных и воспринимают актуальное искусство как международный язык, истину в последней инстанции, на самом деле очень разделяет.
– В Казахстане современное искусство развивается двумя путями: это или какие-то гипертрофированные национальные вещи, или все с оглядкой на Европу…
– В России тоже так было в XIX веке. А потом какая пошла полоса авангарда, который сейчас, к слову, очень ценится на Западе.
Салон, диктующий стиль жизни
«Арт-Базель» — крупнейшая в мире ярмарка современного искусства с 40-летней историей. Ежегодно здесь выставляются более 300 галерей и 2000 художников со всего мира. Один из основателей ярмарки, видный арт-дилер Эрнст Бейлер, прославился своим невероятным, особенно для сегодняшнего поколения дилеров, умением совмещать деловитую торговлю с чутким коллекционированием. Со временем «Арт-Базель» превратился в мощный рыночный механизм, приносящий прибыль, и одновременно, в модный атрибут lifestyle.
