Николай Радостовец: «Единственное, о чем инвесторы просят правительство,

Благоприятные условия для ведения бизнеса и неизменность правил игры со стороны правительства – при наличии этих факторов все остальное для роста экономики инвесторы сделают сами, считает глава Ассоциации горнодобывающих и горно-металлургических предприятий (АГМП) Казахстана Николай Радостовец. Стоявший у истоков формирования рыночной экономики страны, он и сегодня считает, что присутствие государства в составе акционеров создает больше рисков, чем преимуществ.

– Николай Владимирович, в 1990-е годы вы оставили научную деятельность и приняли активное участие в реформировании экономики страны, ее переводе на рыночные рельсы. С какими сложностями пришлось столкнуться?

– После окончания московской докторантуры меня пригласили консультантом в парламент. Таким образом я стал участником разработки таких важных для страны законов, как «О собственности», «О конкуренции», «О предприятии»… В то время законопроекты писались в парламенте с привлечением в рабочие группы представителей общественности, а не в правительстве, как сейчас. В этом есть, возможно, и минусы, но есть и большие плюсы, потому что в них учитывался весь спектр мнений, соблюдался баланс интересов. Сейчас, к сожалению, нередки случаи, когда в тех или иных законах однобоко выражаются интересы исполнительной власти – без учета рекомендаций бизнес-сообщества.
В ту пору в Казахстане создавалось не только собственное законодательство, но и собственные органы управления. И когда главе парламентского комитета Христиану Дриллеру, в чьем подчинении я работал, предложили возглавить новый Госкомитет Казахской ССР по поддержке новых экономических структур и ограничению монополистической деятельности, он пригласил меня заместителем. Это как раз тот антимонопольный комитет, который был предусмотрен в проекте закона о конкуренции. И после его принятия всем стало понятно, что теперь надо не просто писать законы, надо их реализовывать. Задачей антимонопольного комитета стало преобразование плановой экономики в конкурентную.

– Известно, что у комитета были большие полномочия, поскольку и задачи перед ним стояли революционные…

– Это на самом деле так. Ситуация была сложная – в стране работали министерства КазССР, функционировали «хвосты» ряда союзных министерств, а кроме того, плановая экономика была представлена 86 государственными компаниями, монопольно контролировавшими различные отрасли экономики. Более того, эти структуры не просто держали в руках сами отрасли, но и сопредельные и смежные сектора.
Одной из таких компаний, например, была государственная акционерная компания «Астык». Она объединяла все зернотоки, элеваторы и хлебозаводы страны. Получалось так, что зерно двигалось исключительно по разнарядкам, то есть один человек монопольно решал, откуда и куда зерно поставить, кто из него должен выпекать хлеб, по какой цене. Естественно, когда мы предложили расформировать эту структуру, объединяющую огромное количество хозяйствующих субъектов, многие возражали: цены на хлеб взлетят, это ударит по реформам… Мы доказывали свое, заходили к президенту. Говорили, что хлеб – это такой продукт, который может выпекать без большого практического опыта любая семья, любая хозяйка. И если мы начнем эту реформу, люди поймут, что можно самим выпекать хлеб и продавать его, появятся новые мелкие субъекты предпринимательства. В результате, после демонополизации ГАК «Астык», цены на хлеб не только не поднялись, но даже стабилизировались.
Аналогичная ситуация была на рынке медикаментов и других рынках. Демонополизация всех госкомпаний, проведенная при поддержке президента и правительства, создала основу для экономического роста.

– На долю антимонопольного ведомства выпала еще одна непопулярная миссия – реформирование системы ЖКХ…

– В Казахстане в 90-е годы был проведен ряд реформ сис-темного характера, которые задержались в других постсоветских странах, например, в России. Одной из них стала жилищная реформа 94–95 годов. Путем очень сложных, даже непопулярных мер нам удалось создать КСК, и кто бы там ни ругал их сейчас, эти структуры сегодня достаточно серьезно поддерживают жилищный фонд.

В контексте происходящих в настоящее время интеграционных процессов с Россией и Беларусью наша ассоциация занимает жесткую позицию: не надо сдавать соседям свои реформы, по той же жилищной сфере, железной дороге, энергетике. Невзирая на размеры государства, нужно объективно оценивать, кто в какой области больше преуспел. И у нас в этой части уже есть определенные успехи: по единым принципам антимонопольной политики, регулированию сферы естественных монополий в рамках Таможенного союза приняты именно казахстанские модели. Тот факт, что Россия принимает наши варианты и движется в своих реформах с учетом наших практических результатов, говорит о том, что мы в последние годы двигались в правильном направлении.

– Считается, что лучшим тес-том на устойчивость той или иной системы является кризис. Как вы оцениваете результаты стресс-теста 2008–2010 годов для Казахстана?

– Здесь в первую очередь стоит обратить внимание на банковскую систему, которая также была успешно реформирована в докризисный период. Несмотря на то, что ряд крупных банков в условиях кризиса оказался в сложной ситуации, можно сказать, что в целом банковская система испытания выдержала. Только сегодня я разговаривал с узбекскими коллегами: у них до сих пор есть официальный курс валют и теневой курс. В Казахстане мы о таких проблемах уже давно забыли. Есть контроль, но ввоз и вывоз капитала достаточно либеральны.
Примечательно, что в условиях кризиса удалось сохранить устойчивость, прежде всего, мелким банкам. Крупные банки много заимствовали за рубежом и значительную часть этих денег направляли в ипотечное кредитование. Это была очень простая и беспроигрышная для них схема – выдаешь кредиты под залог квартир, а их цена все время растет. В портфелях крупных банков доля ипотечного кредитования населения достигла 60–70 процентов. Естественно, что в таких условиях стал очень слабо кредитоваться реальный сектор, промышленность, малый и средний бизнес. Это просчеты не только крупных банков, но и государства в целом. Нужно было вовремя сказать, что это очень рискованно, что нельзя так серьезно нарушать структуру ссудного портфеля.
В ситуации, когда пузырь на рынке недвижимости лопнул, стали видны преимущества именно небольших и средних банков, более локальных по своей природе и завязанных на крупные промышленные предприятия. Таких, например, как «Казинкомбанк», «Евразийский банк» и ряд других, не слишком глубоко вовлеченных в кредитование населения.

Дело в том, что в любом секторе – реальном, аграрном, банковском – нужно иметь как крупных и средних, так и мелких игроков. Последние, как правило, реализуют те проекты, за которые крупные банки в силу своей глобальности и других причин не берутся. Большие игроки предпочитают выдавать крупные кредиты, чтобы иметь меньше хлопот. У мелких же банков таких возможностей нет, зато у них появляется своя клиентура – предприниматели, которые оперируют суммами от 500 тыс. долларов до нескольких миллионов. Ведь для оформления кредитов малому и среднему бизнесу нужен такой же пакет документов и те же процедуры, что и для крупных займов, но итоговые цифры не столь существенны, чтобы привлечь лидеров рынка. Таким образом, мелкие банки могут занять нишу там, где сейчас малый и средний бизнес ищут пути выхода на внутренний и внешний рынки.

– То есть те, кто знает своих клиентов в лицо?

– Безусловно. Но знание клиента в лицо – это только часть вопроса. Будучи членом совета директоров небольшого банка, я по опыту знаю, что в нашей стране начинает успешно приживаться мировая практика, когда маленькие банки сами выступают инициаторами сотрудничества с бизнесом, предлагая финансирование тех или иных проектов. В таких случаях не клиент ходит за банком и просит кредит, а банк, всесторонне изучив бизнес клиента, предлагает профинансировать внедрение новых технологий, расширение производства или ассортимента продукции.
У банка сегодня совсем другая роль. Это не просто мешок с деньгами, а партнер, способный дать бизнесмену полезные рекомендации для более эффективной работы. Небольшие банки вынуждены работать более тонко, поэтому, в частности, кредитование субъектов малого бизнеса у них получается лучше.

– А как складывается взаимодействие с банками компаний металлургического сектора?

– Металлургические производства фондоемкие и постоянно нуждаются в кредитах. В отличие от торговли, где капитал может оборачиваться по нескольку раз в год, в металлургии производственный цикл гораздо более длителен. Например, для того чтобы построить шахту, нужно осуществить огромное количество согласований, решить вопросы экологии, безопасности труда, выделения земли… До пуска в эксплуатацию иной раз проходит 5–7 лет, в течение которых идет только вложение средств и нет никакой отдачи.

Конечно, банкам проще давать кредиты торговым предприятиям, где быстрее оборот и возврат средств, но практика показывает, что возможности этой сферы, особенно для Казахстана, теряют свою перспективность. Тогда как производство, создание конкретного продукта – это создание национального богатства, укреп-ление национальной валюты, социальной сферы, функционирование целых городов.
Конечно, большие стройки, длящиеся несколько лет, по силам профинансировать только крупным банкам. Но модернизацию производств, техническое перевооружение предприятий, строительство небольших цехов, то есть более быстроокупаемые проекты, легко могут профинансировать средние и мелкие банки. В связи с этим многие крупные компании стараются работать не с одним банком, а с несколькими, чтобы диверсифицировать свои источники финансирования и снизить риски.

– В условиях нехватки банковских кредитных ресурсов компаниям помогают и различные государственные
программы…

– Сейчас эта помощь оказывается, в основном, через индустриально-инновационную программу, введенную в действие указом главы государства. Недавно начала работать еще одна – роста производительности труда до 2020 года. И хотя условия госпрограмм не позволяют использовать эти средства для полномасштабного ведения строительства или реконструкции мощностей, они могут быть инвестированы в разработку ТЭО, маркетинг, рек-
ламу и другие цели, связанные с продвижением продукции, прежде всего, на экспорт.
Кроме того, многие компании получили поддержку по программе «Дорожная карта» – это строительство дорог, линий электропередачи, подводка воды, тепла, канализации… Раньше этим вопросам уделялось недостаточно внимания. Считалось, что если компания работает, она должна всю инфраструктуру создать для себя сама. Но, на мой взгляд, это во многом неэффективная практика, поскольку каждый должен заниматься своим делом. Металлурги – плавить металл, транспортники – осуществлять перевозки, энергетики – обеспечивать производства электроэнергией. Во всяком случае, к этому надо стремиться.
Посткризисное восстановление экономики вкупе с поддержкой со стороны государства позволяют нам прогнозировать двукратный рост объемов производства в металлургии уже в ближайшие 2–3 года.

– Вы не считаете, что, оказывая поддержку отдельным компаниям, государство ставит их в неравные условия по отношению к другим участникам рынка?

– Действительно, если выделяется помощь, то конкурентные условия нарушаются. Здесь нужно очень хорошо понимать особенности конкуренции в отрасли и подотраслях. Думаю, что те комиссии, которые сейчас работают в Мининдустрии, должны эти вопросы учитывать.

– Многомиллиардные инвестиционные программы, объявленные металлургическими гигантами Казахстана, – это следствие благоприятной конъюнктуры на мировых рынках металлов?

– Надо помнить, что конъюнктура цен весьма неустойчива. Сейчас цены поднялись, а в 2008–2009 годах они были «ниже плинтуса» на многие виды продукции, которые производятся в нашей стране. На ту же медь и цинк цены были такие, что не позволяли нормально работать. Значительные инвестиции – это следствие того, что инвесторы поверили государству, поверили в неизменность правил игры. Если уж приняли индустриально-инновационную программу и Налоговый кодекс, если дали установку бизнесу, что государство поддержит его начинания, значит, так оно и будет. И мы реально ощущаем эту поддержку. По тому, к примеру, как акимы начинают заниматься инфраструктурой предприятий, а у вице-премьера Ербола Орумбаева регулярно проводятся совещания по «дорожной карте» и так далее… Такой подход начинает серьезно мотивировать многих инвесторов на расширение бизнеса. Надо сказать, что нынешнее правительство очень ответственно подходит к своим обязательствам, многие вопросы в Министерстве индустрии и новых технологий решаются практически в режиме онлайн.

– Будучи главой ассоциации, объединяющей более шестидесяти компаний горно-металлургической отрасли, сформулируйте, пожалуйста, главное пожелание бизнеса правительству.

– Единственное, о чем инвесторы просят правительство, это не менять правила игры. И сами бизнесмены, и финансирующие их банки при разработке инвестпроектов просчитывают их на 3–5 лет вперед и при расчете берут за основу действующие на текущий момент условия. И если вдруг вводится какой-то дополнительный налог, то у одних проектов может сдвинуться срок окупаемости, а у других вообще встать вопрос о рентабельности. Выражая общее настроение, выскажу такое пожелание правительству: не муссировать пересмотр Налогового кодекса.
А на утверждения, что государство не может «снимать сливки» с хороших цен в неф-тянке или металлургии, я со всей ответственностью отвечаю: механизм такой есть, и он очень жестко работает. В условиях кризиса правительство провело через парламент новый налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ), и он в сочетании с налогом на сверхприбыль очень эффективно работает. В горно-металлургическом секторе за последние три года отчисления в бюджет по этим двум налогам выросли в 4,3 раза.

– Однако сейчас в правительстве обсуждается вопрос введения рентного налога на экспорт необработанной продукции ГМК…

– Мы понимаем, что государство заинтересовано в производстве продукции высоких переделов. И, естественно, нужно найти какие-то варианты, стимулирующие переработку сырья внутри страны. Однако, если вводится рентный налог, то сразу возникает вопрос: а разве НДПИ – не рента? Почему должен взиматься дополнительный налог, почему меняются правила игры? Тем более, это не соответствует международной практике, нигде в мире таких дополнительных рентных налогов нет. Поэтому мы в ассоциации сейчас разрабатываем и будем предлагать правительству целый комплекс мер, которые, исходя из мировой практики, могут стимулировать бизнес на переработку сырья, а не наказывать его за отсутствие этой переработки.

Дело в том, что наказания чреваты уходом бизнеса в тень, поступления в бюджет в таком случае только уменьшатся. Теневой оборот может появиться где угодно, если государство начинает слишком активно «стричь купоны». Поэтому наша ассоциация предлагает не вводить налог, а разработать ряд мер, стимулирующих более высокие переделы.

– Какими, на ваш взгляд, должны быть эти меры?

– Мы бы хотели, чтобы более высокими переделами занимались не крупные, а средние и мелкие компании, как это происходит во всем мире. Более высокие переделы – это очень широкий ассортимент продукции, который может насчитывать тысячи наименований. Крупные компании, добывающие сырье, обогащающие, перерабатывающие его, выпускают металл и, как правило, не занимаются производством мелких ассортиментов. В этой связи более целесообразно создавать вокруг крупных компаний свободные экономические зоны. В Павлодаре, к примеру, вокруг электролизного завода или в Усть-Каменогорске вокруг свинцового завода, чтобы, стимулируя налогами, привлечь бизнес к переработке металлов. Мировой опыт показывает, что крупный металлургический завод не сможет эффективно заниматься производством аккумуляторов, оконных блоков или электрокабелей. Такими проектами должны заниматься компании, которые более детально знают эти вопросы.

– Не использует ли государство сложившуюся рыночную ситуацию для того, чтобы усилить свое влияние в отрасли, в частности, путем вхождения в капитал тех или иных компаний?

– Сегодня перед правительством стоит важная задача –
эффективно управлять проектами по модернизации отрасли, выполнять координирующую и консультационную роль, чтобы разрозненные производители не создавали дублирующие производства и максимально эффективно использовали свои мощности. Эффективная система управления проектами предполагает, что государство опережает развитие бизнеса и предупреждает внутри-
отраслевые и межотраслевые проблемы.

Хочу особо отметить – сейчас нужно не консолидировать какие-то производства в руках государства, а наоборот, выпускать их в рынок. Мы выходим из кризиса, и многие сферы требуют демонополизации. Государству совсем не обязательно, поощряя новые производства в металлургическом или горнорудном секторе, входить в проекты в тех или иных долях. Для бизнеса присутствие государства в капитале – ограничивающий фактор, барьер. Каждый предприниматель знает, что войдя с государством в какой-нибудь бизнес, он рискует больше, чем связываясь с другим партнером. Все равно у государства рычагов больше, это классическая ситуация. Поэтому всегда более эффективны частные инвестиции и частное партнерство, тогда как задача государства – содействовать бизнесу, не входя в доли и не приобретая те или иные
преимущества.