«Древо жизни»: объять необъятное

Обладатель Золотой пальмовой ветви Каннского фестиваля фильм «Древо жизни», что идет сейчас в казахстанском прокате, демонстрирует кино вселенского масштаба и камерную историю простой американской семьи одновременно. Однако в попытке ответить на главные жизненные вопросы фильм неизбежно попадает в ловушку банальности.

Сразу стоит оговориться, что любая попытка интерпретировать «Древо жизни» означала бы упростить его, принизить, солгать, лишить читателя удовольствия самому покопаться в смыслах, заложенных режиссером Терренсом Маликом. Пересказывать сюжет – дело вообще неблагодарное, а в случае с «Древом» – до смешного абсурдное: «живет себе в американской глубинке простая семья с тремя сыновьями, мальчики растут, узнают, что рано или поздно счастливое детство заканчивается, что рядом с янем всегда соседствует инь, а после режиссер час кряду в духе передач BBC «Живая природа» показывает историю Большого Взрыва и зарождения жизни на Земле».

Картина же представляет собой поток воспоминаний («Древо жизни» – фильм во многом автобиографический), чувств, ассоциаций и, кроме того, влечет за собой массу собственных зрительских ассоциаций, а это, как известно, вещи субъективные.
Поэтому более уместно было бы поговорить о том, как фильм устроен, а режиссура и монтаж Малика до такой степени искусны, что впору заявлять о появлении нового кино. Не альтернативного голливудским блокбастерам и ромкомам (это было бы слишком просто), а нового киноязыка, средствами которого можно осилить такой замах на эпическое полотно, какой есть в «Древе жизни».

Недаром новый фильм Малика называют киносимфонией – здесь кадры подбирались так же тщательно, как ноты в великом музыкальном произведении. Картинку практически на протяжении всего фильма сопровождает музыка Берлиоза, Брамса, Баха и современного композитора Александра Деспла. Все это вместе с удивительной игрой Брэда Питта (отца семейства), символизмом в каждой сцене, анимацией прокариот и динозавров, нарисованным на компьютере зарождением Солнца, природой, снятой оператором Эммануэлем Любецки так, что дух захватывает, и урбанистическими стеклянными небоскребами правильной геометрической формы, которые смотрятся у Малика тоже вполне одухотворенно, складывается в крепкий клубок.
Монтаж картины занял два года, и видно, что это время режиссер провел не зря, изоб-ретая новые средства экранизации, например, вопросов к Богу или более привычных в кинематографе тем вроде отношений сына с отцом. В «Древе жизни» это передано очень тонко, как будто воздушно. Но вместе с тем Терренс Малик действует технично и очень уверенно.

Единственное и главное, что можно предъявить режиссеру-затворнику, за сорок лет работы в кинематографе выдавшему всего пять картин, так это то, что фильм его за 2 часа 15 минут ни на шаг не продвигается драматургически. То есть задумавший «Древо» еще в 1978 году Малик за эти самые 33 года, которые он шел к созданию фильма, так и не нашел, что заявить, продекламировать зрителю, кроме как придать визуальное воплощение вопросам в духе «если Бог – есть любовь, то почему тогда он допускает страдания?».

С другой стороны, как еще отвечать на вопросы космического масштаба? Пустить только всех героев со счастливыми улыбками на идеалистический пляж по колено в пенном морском прибое (читай: лучший мир). Но это и самим зрителям хорошо известно.

Сэлинджер от кинематографаТерренс Малик – пожалуй, самая загадочная фигура современного кинематографа. Он родился в 1943 году в Техасе. Зарабатывал тем, что переписывал и дорабатывал чужие сценарии. Его первый полнометражный фильм «Пустоши» (1973) по многим опросам признан самым впечатляющим дебютом за всю историю американского кино. «Дни жатвы» (1978) отмечены Призом за режиссуру в Каннах и «Оскаром». Вернувшись через 20 лет с «Тонкой красной линией» (1998), он получил «Золотого медведя» в Берлине. «Новый свет» (2005) был встречен более прохладно, но и он попал в большинство списков лучших фильмов XXI века. На премьере «Древа жизни» в Каннах царил ажиотаж, зал «Люмьер» на 2300 мест заполнился за несколько минут.