В ограниченный казахстанский прокат (только в пяти кинотеатрах) вышла картина Ларса фон Триера «Меланхолия». Редкий случай – новое киновысказывание режиссера критики и зритель принимают спокойно и благожелательно, так же, как главная героиня фильма – конец света.
Скандал, разразившийся на Каннском кинофестивале после пресс-конференции Ларса фон Триера, прокатной судьбе его нового фильма оказался только на руку. Как известно, лучший пиар – это черный пиар. Это правило не сработало в прошлый раз: предыдущая работа Триера «Антихрист» тоже приобрела дурную славу в Каннах – фильм буквально освистали, однако в силу понятных при просмотре вещей (намеков на дьявольское происхождение женщины, жуткого членовредительства и пр.) она дошла до зрителя в узком формате. В Алматы «Антихрист» был показан только один раз в «Киноклубе Борецкого». А вот «Меланхолия», напротив, оказалась самым зрительским фильмом Триера, если к творчеству датчанина вообще применимо определение «зрительский». Но это факт – «режиссер декаданса и упадка», как его называют, снял первый в своей жизни фильм, который впечатлит не только киноманов, но и не подготовленного зрителя.
Также впервые Триер обратился к жанру фильма-катастрофы. А что творец-мизантроп после депрессии, в которой он находился на съемках «Антихриста», может преподнести этому миру – только безжалостно раздавить его гигантской планетой Меланхолией, не оставив ни человечеству, ни Земле шансов на спасение. Катастрофа по-триеровски получилась фатальной, и это вполне ожидаемо от режиссера, в последние годы придерживающегося Большого стиля.
Озвученный выше финал фильма вряд ли можно считать спойлером. Что постигнет героев «Меланхолии», было известно еще пару месяцев назад, Триер, не делая из этого интриги, в начале картины в своеобразной увертюре под Вагнера красиво расправляется с Землей. В «Меланхолии» интересно другое – столь величественного зрелища, и вместе с тем истории маленькой семьи, так еще не снимали. Разве что несколькими месяцами ранее Терренс Малик преподнес зрителям «Древо жизни». Несомненно, между двумя фильмами есть что-то общее – отдельно взятая семья со своими радостями и невзгодами предстает на фоне непостижимого Космоса. Однако картина Малика, скорее, созидательная, а Триер в демонстрации, что мелких семейных неурядиц, что глобальных природных изменений, остается верен себе. Он выстраивает красивые жуткие сцены со страдающими деревьями и мертвыми птицами, показывает романтические немецкие пейзажи так, что холодок пробегает по коже, и детально живописует общество клинических идиотов с их ценностями и условностями.
Богатая до противного буржуазная свадьба, с которой начинается фильм, споткнется о нестандартное поведение невесты по имени Жюстина. Кирстен Данст, справедливо получившая «Пальмовую ветвь» за эту роль, играет феноменальное существо с остановившимся взглядом, почувствовавшее приближение конца. В этой части любитель провокационных сцен Триер развернется по полной. Он собирает редкий актерский ансамбль, каждая эпизодическая роль в котором становится сродни бенефису. Здесь и саркастическая мать в исполнении Шарлотты Рэмплинг, отказывающаяся соблюдать ритуалы, и «мировая боль» – старшая сестра Шарлотта Генсбур, развеявшая свой демонический образ после «Антихриста», и великолепный Кифер Сазерленд, играющий сытого помещика, и хрупкий жених Александр Скарсгард, который оказался не в том месте, не с той женщиной.
Триер тщательно выводит каждого персонажа, для того чтобы начисто забыть о большинстве из них во второй части, но напомнить зрителю о катарсическом эффекте искусства. Экспериментатор и некогда придумщик новой аскетичной киноволны Догмы, ныне работает только со звездами, берется за глобальные темы, визуально доводит свою картину до шедевра, и получается один из самых пронзительных финалов в истории кино. Вот только трагедии и депрессии не ощущается, наоборот, светлое чувство, на вид – как планета Меланхолия, названная в честь порой целительного и плодотворного состояния.
