24 марта Министерство национальной экономики разместило на своем официальном веб-сайте концепцию проекта Кодекса РК «О налогах и других обязательных платежах в бюджет и таможенном регулировании». Разработка законопроекта, как подчеркивают в министерстве, повлечет изменение более половины действующих норм Налогового и Таможенного кодексов. Как реагирует отечественный бизнес на эти реформы, рассказал в интервью «Къ» заместитель председателя правления Национальной палаты предпринимателей «Атамекен», Рустам Журсунов.
– Рустам Манарбекович, добрый день! Ключевой новеллой нового кодекса станет реформа косвенных налогов – замена НДС на налог с продаж. Причем, в концепции проекта кодекса подчеркивается, что процесс будет происходить с сохранением налоговой нагрузки на отраслевом уровне. Возникает резонный вопрос, в чем смысл реформы?
– Предлагаю начать с общего. С одной стороны, хотим мы того или нет, мы столкнулись с тем, что нужно принимать налоговый кодекс.
– Все-таки реформы назрели…
– Конечно. Налоговые отношения отражают взаимоотношения государства и бизнеса, а значит должны соответствовать текущим и прогнозируемым экономическим реалиям. Однозначно, с 2014 года экономические реалии изменились. Предпосылки эти и раньше возникали. Ведь каждая страна, если смотреть в целом, это такой большой магазин. Мы продаем по разным подсчетам (из общего объема экспорта) 58% нефти и газа, порядка 20% руд и металлов, а также до 10% сельхозпродукции. Вот структура нашей экспортной корзины.
Понятно, что когда сокращается стоимость на наши основные продаваемые миру товары, то структура пополнения государственного бюджета тоже должна изменяться. Соответственно и фискальная политика должна меняться. Это что касается целесообразности.
Если говорить о политике…
– Вы имеете в виду фискальную политику?
– Именно. Что не хватает бизнесу? Есть крылатое выражение – деньги любят тишину. И бизнес не любит экстремальных и резких изменений. Потому что, представляете, целые бизнес-процессы и цепочки нужно менять, что очень затратно. Если обратиться к статистике, в принципе, мы ею оперируем не раз. С 2009 года мы вносили в Налоговый кодекс 111 пакетов изменений. Это в пересчете на каждый год порядка 14–15 раз. Временная разница между изменениями достигает от 3 до 7 дней. Изменения нормативной среды, а налоги платят все, очень тактильная вещь для бизнеса. Снаружи кажется всего 111 изменений. А когда чуть ли не каждый день меняются правила игры – это большие ресурсы и большие риски. Необходимо постоянно читать эти правки, изменять что-либо, учетную политику вести. В итоге мы поменяли 2 348 статей в кодексе.
– А сколько всего их в нем?
– Всего около 700. То есть, по сути, мы с 2009 года трижды переписали кодекс. Из них задней датой, ретроспективно, мы изменили 430 статей. И эти цифры наглядно отражают, в какой динамичной и агрессивной среде находится бизнес. Налоги ведь это основное. Статья 35 Конституции прямо говорит – налоги это долг и обязанность каждого. А мы все добропорядочные априори. И как тут быть порядочными? Если смотреть динамику споров, они растут. В среднем за 2014 год порядка 500 налоговых споров было. Всего по стране.
– Не позавидуешь.
– Я к чему это все говорю? Нам необходима стабильность. И Ерболат Аскарбекович (министр национальной экономики – прим. «Къ») нас в этом вопросе слышит и понимает. Мы говорим вносить изменения в налоговый кодекс нужно один раз в год. Ничего страшного – никто не умрет. Один раз в год и основным законом (без сопутствующих). В чем наша проблема? Когда меняют земельный кодекс или какой-либо закон, прицепом идут изменения в налоговый кодекс. В прошлом году через мажилис примерно 90 законов прошло. Второе, о чем мы хотим сказать – бизнесу нужна среднесрочная фискальная политика. Как основополагающий документ.
– Каким Вы видите этот документ?
– Это документ, который станет ключевым элементом системы государственного планирования, рассчитан в среднем на 3–5 лет. И чтобы в нем государство показывало горизонт – каким, к примеру, будет аппетит у казны через следующие три года.
– То есть размер налоговой нагрузки по отраслям и так далее?
– По отраслям, видам бизнеса. Каким видит наше государство налоговый потенциал? Каким правительство видит потенциал вывода бизнеса из тени, политику налоговых вычетов? Это же все наука, и давным-давно все сделано. Велосипед мы тут не придумываем. Грубо говоря, чтобы бизнес понимал, что да, в следующие два года я пойду в этом направлении. Что коэффициент налоговой нагрузки будет таким-то. И тогда я буду понимать, как бизнесмен, куда плыть. Но что еще важно, в рамках этой политики должны приниматься бюджеты. Я говорю о базовом документе на среднесрочный период, в рамках которого идет нарезка по годам. К примеру, в России приняты основные направления налоговой политики на 2016 год и на плановый период 2017–2018 годов. И такая практика есть во многих странах.
Четыре политики для бизнеса критичны. Это денежно-кредитная, бюджетная, фискальная и тарифная политики. От них зависит жизнь бизнеса. И если мы будем знать на среднесрочный период политику государства, соответственно, будем под нее подстраиваться.
– Не боитесь, что декларировать будут одно, а на практике делать другое?
– Хотим или не хотим, мы должны подойти к более глубокому анализу системы государственного планирования. В принципе, в рамках 100 шагов уже большая работа сделана. Но когда мы говорим о кредитной или фискальной политике, любой экономист скажет: «А предоставьте мне товарный баланс по базовым отраслям экономики?». Ведь это важно, каким мы видим прогноз добычи нефти, газа или зерна.
– У нас цифра по добыче нефти прыгает, исходя из мировых цен
– На текущий год у нас добыча запланирована на уровне 74 млн тонн.
– Если не ошибаюсь, этот прогноз при $30 за баррель. При $40 цифра вырастает до 77 млн тонн.
– Что касается нефти, хотел кое-что показать. НПП всегда пытается помогать и бизнесу и государству. KazEnergy – одна из ведущих ассоциаций – презентовала Национальный энергетический доклад. В нем подведены итоги текущего топливно-энергетического баланса и перспективного – до 2040 года.
В прошлом году я как раз работал над этим документом. Это, по сути, голос бизнеса. Потому что планы у государства одни, у бизнеса они иногда другие. Местами наши прогнозы не совпадают, либо консервативны, либо более агрессивны. Но мы четко говорим – у нас потенциал больше, чем закладывает министерство. Но эта разница появится, если вы предоставите меры фискальной поддержки. Подчеркну, что речь не идет о каких-то льготах. Ведь у налогов три основные роли: фискальная, карательная и стимулирующая. И последняя должна быть очень продуманной.
Давайте посмотрим, сколько Казахстан добывал нефти в 2014 и 2015 годах. Примерно 81 млн и 79,5 млн тонн соответственно. В текущем году план – 74 млн тонн. Какой налоговый потенциал Казахстан потерял? Разница между 2016 и 2014 годами – 7 млн тонн. Возьмем для примера цену в 40 долларов за баррель. Коэффициент баррелизации примерно 7,3. Значит, стоимость тонны составляет условно 292 доллара. Если перемножить эту цифру на потерянный объем добычи за последние два года, получаем 2 млрд долларов налогооблагаемой базы. Средний коэффициент налоговой нагрузки в нефтянке на уровне 40%. То есть, как минимум 800 млн долларов мы потеряли. Почему мы не добыли? Есть объективные причины, а есть и то, что мы не вкладывали в геологоразведку. Так что, возвращаясь к вопросу о фискальной политике, Вы правильно подметили тезис о сохранении налоговой нагрузки на отраслевом уровне.
– Верите, но не слепо?
– Это показывают текущие расчеты. И у нас есть предчувствие, что, скорее всего, это декларативность. Наш главный тезис по политике – если мы хотим конкурентоспособный Казахстан, нужно иметь конкурентоспособные отрасли народного хозяйства. Будь то нефтянка, ГМК, АПК, транспорт или банковский сектор. Мир сейчас стал маленьким, а инвестору без разницы, куда вкладывать деньги. Его интересует возврат и приемлемая норма прибыли. Для этого коэффициент налоговый нагрузки должен быть конкурентоспособный и адекватный реалиям. Причем, быть лучше, чем у стран-конкурентов.
– В большей степени даже соседние страны.
– Конечно. В процессе написания Национального энергетического доклада, мы привлекали Дэниела Ергина. Это лауреат Пулитцеровской премии, который написал книгу «Добыча». Это настольная книга любого нефтяника. Сейчас он основал и возглавляет IHS CERA. Это одна из самых авторитетных аналитических структур в мире. И в этом докладе попросили его сделать оценку конкурентоспособности нашей нефтянки. И вот итоги (показывает диаграмму – прим.авт.). Казахстан второй с конца. Нас даже Ангола обогнала. Впереди нас, если смотреть с конца, только Россия. Как видите тут поструктурно все расписано, индекс доходности, внутренняя норма прибыли, риск неполучения дохода, масштаб и частота изменений и так далее. По всем параметрам. Поэтому, говоря о фискальной политике, мы на первое место ставим стабильность. Частота изменений для нас критична. Нужна воля, чтобы в рамках этих контуров все строилось. Для этого надо повышать качество планирования базовых отраслей.
– В концепции, если не ошибаюсь, есть положение о стабильности законодательства.
– Они услышали и попытались это заложить. Но помимо политики, немаловажным стоит уровень налоговой нагрузки. Казахстан по Doing Business в разделе налогообложения занимает хорошее место – могу ошибаться, но примерно 17. Казалось бы, неплохой показатель. Но что легло в его основу?
Основной фактор, который по их методике учитывается, это соотношение налогов к ВВП. У Казахстана он низкий и приближен примерно к 24%. По странам ОЭСР эта цифра в среднем составляет 34,5%. То есть повыше. Но когда мы смотрим уровень налоговой нагрузки внутри по каждой отрасли, у нас идет сильный дисбаланс. Большая нагрузка идет на недропользователей и меньше – на остальных. По сути, за последние несколько лет мы сместили акценты (внимание) при администрировании.
– Живем на сырьевой ренте…
– Прошу отметить, не я это сказал. И теперь после падения цен на сырье рента просела, и картина для местного бизнеса диаметрально противоположная. Все понимают, что реалии изменились и нам нужно садиться за стол и прописывать новые правила. Но не резко в одночасье все менять. Экономические реалии плохие, рынки сжимаются, ликвидности не хватает.
Соответственно разные налоговые базы, разные налогоплательщики и культуры у них разные. При 40 долларов многие несут убытки. Каждое месторождение уникально. Есть старые и молодые промыслы. У молодых давление нормальное. По старым месторождениям, например, чтобы добыть тонну нефти, нужно закачать большее количество воды.
– Вы больше сейчас про Узень?
– Скорее про Эмбу. И обводнение зачастую по отдельным месторождениям Эмбы составляет 90%. То есть нефти всего десятая часть. Представляете, какие капитальные затраты. Либо возьмите месторождение Каражанбас. Высоковязкая нефть. Туда пар на два километра надо качать, чтобы оттуда достать нефть. Потому что там парафин сплошной. Представляете себе себестоимость? Самое главное здесь – а какова методика расчета налоговой нагрузки?
– Нынешняя не совсем справедливая?
– Есть несколько методик. Одну использует Минфин – это соотношение исчисленных налогов к обороту. Если смотреть по отраслям, у банковской она получается на уровне 3%, в торговле – 3,5%, ГМК – 32,6%, нефтянка – около 40%. Но насколько адекватно этот показатель отражает реалии? Например, если у меня оборачиваемость хорошая, как у Walmart, а доходность низкая. Не совсем правильно будет отображаться коэффициент налоговой нагрузки.
Поэтому Всемирный банк использует другой метод – соотношение исчисленных налогов к EBITDA, или операционному доходу. И он уже более показателен, поскольку напрямую привязан к доходности. По банкам смотришь, вроде налоговая нагрузка небольшая. Но ведь им в оборот включаются еще и доход от снижения размера провизий и по факту нагрузка выше. Поэтому мы говорим: если опираться на текущий коэффициент, можно увидеть температуру по больнице, но узнать, кто больной мы не сможем. И раз уж мы ставим цель войти в число развитых стран, нужно брать на вооружение методику того же ОЭСР по исчислению налоговой нагрузки. Но может ли себе министерство экономики позволить взять ее себе за основу?
– В чем проблема?
– Для примера: у нас единый земельный налог крестьянские хозяйства исчисляют от оценочной стоимости земли, помноженной на ставку налога. Никто даже не представляет, какой оборот у него. О каком налогооблагаемом доходе можно говорить? Из 930 тыс. ИП – 130 тыс. крестьянских хозяйств, о которых мы знаем лишь, что они есть. И какую сумму налогов они заплатили. Поэтому резюмируя по политике, мы как палата понимаем, сейчас не лучшие времена. Сейчас нужно год-два подождать, восстановиться. И глава государства в ноябре прошлого года в послании народу Казахстана отмечал, что «повышение налогов – не выход из сложившейся ситуации». Но потом необходимо садиться и конкретно говорить, у кого какая налоговая нагрузка, вычислять фискальный потенциал и настраивать процесс. Причем, говоря о налоговом потенциале, должны брать во внимание свою географическую удаленность, чтобы бизнес не ушел в другие соседние страны.
– И как министерство нацэкономики реагирует на эти предложения?
– У нас отличные отношения. Идет прямой диалог. И об этом мы с министром экономики открыто разговариваем. Мы со своей стороны уже подготовили драфт основных направлений фискальной политики. Как бизнес видит нашу фискальную повестку. Сравнили нагрузку со странами ОЭСР по отраслям. Дефрагментировали стратегию «Казахстан-2050», где попытались выстроить потенциал. Сколько денег и где можно будет собрать в течение 5–6 лет. Предоставили предложения по выводу бизнеса из тени.
– Давайте затронем переход от НДС к НСП?
– Той методики, которую нам предлагают, нет нигде в мире. Я изучал налоги и в Японии, и в США. Везде практикуется классический sales tax – налог с продаж. По оценкам Всемирного банка объем теневой экономики в Казахстане составляет 38% от ВВП. В таких условиях переход на классический sales tax – провал. Мы их просто не соберем. Это потенциальная зона риска и россияне уже два раза на эти грабли наступали. Не сработает это. В нынешней вариации НСП, по сути, налог с оборота, так как предлагается каскадный метод. И мы, как палата, видим пять основных рисков.
Во-первых, это рост себестоимости. Для этого мы взяли реальные предприятия и конкретные цепочки и проанализировали возможный эффект. Например, что у нас получилось по молоку. На литр молока при ставке НСП в 5% рост себестоимости будет 9%. По бензину АИ-92 рост себестоимости на 9%, фосфор – на 13%, по мясу птицы – 10%, киловатт электроэнергии – 4%. Рост себестоимости на 9–15% однозначно будет при ставке 5%.
Во-вторых, ситуация внутри страны. Не секрет, что сейчас идут «торговые войны» с конкурентами из соседних стран. И если два года назад фронт был в районе Омска и Барнаула, то сейчас линия опустилась почти до Астаны. Импортировать будет дешевле, чем производить. Одно колено, если грамотный коммерсант, ну максимум два, и он дойдет до розницы. Для того, чтобы произвести у меня колен будет больше. Производитель становится в положение, когда изначально будет проигрывать импортеру.
В-третьих, это экспортеры. Там риски еще очевиднее. Если внутренние цены мы еще можем устанавливать, то ценообразование на экспортные позиции от нас не зависит. По нефти это пять мировых центров ценообразования. Металлы – Лондонская биржа. Соответственно, если себестоимость растет, а мировая цена стоит, то конкурентоспособность объективно падает. И скорее всего наши экспортеры понесут достаточно серьезные потери. Это что касается конкурентоспособности.
Тут мы плавно переходим к четвертому пункту. Что Вы будете делать в новых условиях, как коммерсант? Оптимизировать свои торговые цепочки. По нашему прогнозу, где-то 2–3 участникам придется закрыться. Кто они? Сейчас плательщиками НДС не являются ИП. У нас их 930 тыс. Из них 41% в трейдинге. Выходит примерно 400 тыс. ИП, которые согласно новому кодексу будут облагаться НСП. И если третье и четвертое звено цепочки уходит с рынка, речь идет примерно о 100 тыс. ИП. В среднем соотношение у нас 1,5 человека на одно ИП. По нашим прогнозам, это примерно 120–150 тыс. человек. Понятно, что это лишь риск, который может реализоваться не за один день. Но он есть, и наглядный.
Ну и в-пятых, это вымывание денег из экономики. В рамках НСП у вас уже не будет зачетной части, а значит на каждом уровне будет идти изъятие. Мы пытаемся сейчас понять пределы, но одним из вытекающих последствий будет сжатие экономики в целом.
– В чем основной минус НДС?
– Есть проблема с дебетовым НДС. Порядка 1,3 трлн тенге, и это его основная проблема. По сути, из-за чего и идет вопрос по переходу. Дело в том, что НДС сложно собирать, когда в экономике небольшая добавленная стоимость.
– Расскажите про риски в части специальных налоговых режимов?
– Тут вся проблема в том, что когда-то поэтапно повышали порог необлагаемого оборота по НДС. Вначале с 12 тыс. МРП подняли до 15 тыс. МРП (в 2005 году), а затем в 2009 году увеличили до 30 тыс. МРП или 64 млн тенге. И теперь полстраны его не платит. А что такое НДС? Это как горячая картошка, которую каждый должен перекидывать. И если раньше бизнесмен открывал ТОО, то теперь он на брата и всю родню открыл ИП и получает спокойно 12%. Теперь предлагается снизить необлагаемый оборот с 64 млн тенге до 6,8 млн тенге. Знаете, как на лифте, с десятого этажа на первый. Мы говорим, если повышали порог в несколько этапов, то и отпускать его необходимо постепенно. Зачем людей шокировать так? Ведь Вы сами такие правила придумали. Тут за отечественный бизнес по-человечески обидно.
В результате сейчас по льготному режиму ИП платит 1,5% подоходный налог и 1,5% соцналог. Итого выходит 3%. Теперь тем, у кого оборот выше 6,8 млн тенге, сверху предлагают платить или НДС 12% или НСП 5%. И все это завернуто красиво в формулировку сохранения налоговой нагрузки на отраслевом уровне. Плюс социальные изъятия к 2020 году вырастут с 16% до 26% за счет медицинского страхования и дополнительных отчислений в фонды. При этом нас пытаются убедить, что это не налог. Но ведь предприниматель их платит из своего кармана. Поэтому еще раз подчеркну – для нас критична методология оценки налоговой нагрузки. Можно эти изъятия называть по-разному, но это давление на бизнес. Наша роль – предупредить те риски, которые сейчас стоят на повестке. Но конечное решение и ответственность в конечном итоге будет за государством.
– На каком этапе идет обсуждение поправок в кодекс?
– Работа по выработке предложений со стороны предпринимательского сообщества продолжается. Сейчас идет процесс формирования позиции по другим изменениям в налоговый кодекс, которые мы также будем готовы озвучить.
