На вопросы «Къ» ответил председатель правления «Евразийского банка» Майкл Эгглтон. Одним из неоднократно упоминаемых им принципов было то, что банкир должен быть «в хорошем смысле слова параноиком». В ситуации между кризисами он также упоминал, что Казахстан кажется ему одним из наиболее защищенных мест от мировых макроэкономических шоков. Тем интересней оценки спикера в ситуации, переживаемого экономикой серьезного стресса.
Не ожидал, что ситуация окажется настолько плохой, но мы смогли этим управлять
– В какой степени ощущается влияние на банк макроэкономики? Можно ли говорить о том, что сейчас оно меньше, чем в конце прошлого года или в январе?
– Все банки испытывают либо положительное, либо отрицательное влияние макроэкономической ситуации. Влияние было негативным и на наш банк – тоже в силу двух-трех главных факторов. У заемщиков возникли сложности с погашением кредитов. Во-вторых, из-за резких изменений курса тенге клиенты перевели депозиты в доллары, что очень усложнило процесс кредитования, поскольку мы кредитуем в тенге. Из-за этого существенно выросли расходы. Фондирование для того, чтобы продолжать кредитование в тенге, стало слишком дорогим, соответственно, сократился объем бизнеса. В периоды неопределенности и волатильности кредитование сокращается. В четвертом квартале прошлого и начале этого года мы заявки на получение кредитов сократили на 40-50%. Ситуация была стрессовой для всех банков, включая наш. Снижение объемов бизнеса, возросшая стоимость фондирования, плюс меньше погашений по кредитам. Сейчас положение радикально улучшилось. Мы наблюдаем стабильность обменного курса. Все больше депозиторов и в розничном, и в корпоративном секторе конвертируются в тенге. Ставки привлечения нормализуются, и мы можем возвращаться к обычному процессу кредитования. Люди не уверены в ситуации до конца, и поэтому спрос на кредитование ниже, чем раньше, и это продлится еще какое-то время.
Нацбанк и правительство улучшают ситуацию, разрабатывая планы, которые дают возможность делать прогнозы на будущее. Уверен, что положение начнет меняться к лучшему, но 2016 год и, скорее всего, 2017 будут сложными.
– Вашим личным подходом к ведению бизнеса всегда был консерватизм и концентрация на высоком уровне высоколиквидных активов. Как выглядят сейчас риски, связанные с ликвидностью для банка и банковского сектора в целом?
– В конце прошлого и начале этого года ситуация была крайне стрессовой. Могу открыто сказать, что не ожидал, что будет настолько трудно, как оказалось в реальности, но нам удалось взять ситуацию под контроль. Поддержание нормального уровня ликвидности обходилось очень дорого. Кроме того, ликвидность в тенге и ликвидность в долларах выглядели совершенно по-разному. Из-за того, что вкладчики активно переводили депозиты из тенговых в долларовые, в конце прошлого и в начале этого года была проблема с ликвидностью в тенге. Сейчас ситуация изменилась, и возможна нехватка ликвидности в долларах, поскольку происходит обратный процесс конвертации депозитов в тенге. В целом, текущая ситуация нас устраивает, при этом мы управляем ликвидностью в зависимости от того, что от нас ждут клиенты. В течение последних двух месяцев мы поддерживаем показатель ликвидности на уровне 14%. Мне комфортно, когда эта цифра составляет от 12 до 15%.
– По оценкам рейтинговых агентств и аналитиков, давление в сторону ухудшения качества портфелей банков выглядит неизбежным после ослабления тенге. Вы после прошлогодней валютной корректировки говорили о том, что некоторые проблемы в портфеле, наоборот, разрешены. Как выглядит ситуация сейчас?
– Думаю, что не все так просто. Если смотреть на кредиты, выданные в периоды, когда наиболее востребованными были кредиты в долларах, то очевидно, что из-за девальвации обязательства по ним в тенговом эквиваленте значительно выросли, что сделало положение заемщиков гораздо тяжелее. У разных банков – разные доли валютных кредитов в портфелях. У нас валютных кредитов немного, поэтому этот фактор не сильно повлиял на нас.
Стоит понимать, что девальвация имеет разное значение для компаний и предприятий из разных секторов. Местные производители, работающие в секторе импортозамещения, получают определенную выгоду от слабого тенге и уменьшения объемов импорта, их бизнес пошел в гору. Кроме того, девальвационные ожидания среди населения ощущались с начала прошлого года, в результате таких ожиданий и происходило переворачивание депозитов в доллары и увеличение долларовых сбережений. В нашем случае и кредитование, и погашения кредитов – в тенге. Многие клиенты поняли, что выгодно дождаться девальвации, а потом рассчитаться по кредиту в тенге, потратив меньшую сумму в долларах, даже с учетом штрафов за просрочку. Когда в прошлом году я говорил о том, что девальвация поможет улучшить портфель, я именно это имел в виду. Многие клиенты на просрочке начали погашать кредиты с декабря прошлого года, сейчас мы наблюдаем рекордные цифры по погашениям за всю историю банка. Мы чувствуем, что среди населения растет уверенность в том, что ослабление тенге закончилось, поэтому они готовы погашать кредиты. Эти ощущения подтверждаются и обратной конвертацией долларовых депозитов в тенговые. В настоящее время заемщики понимают, что если не платить по кредиту, через несколько месяцев тенге может укрепиться и погашение станет дороже.
Если говорить о портфеле кредитов МСБ и корпоративного сектора, во втором полугодии прошлого года из-за проблем с ликвидностью многие банки вообще не кредитовали бизнес, что создало тяжелую ситуацию для многих компаний и предприятий. Даже при наличии хороших залогов банки не могли прокредитовать клиента из-за банального отсутствия денег. Многие клиенты нашего банка просили отсрочку по погашению на несколько месяцев, потому что, оказавшись в тяжелой ситуации, им было необходимо поддерживать собственную ликвидность. В этот период ситуация с NPL ухудшилась, позднее несколько стабилизировалась, а улучшений следует ждать в течение одного-двух лет. Компании уже возвращаются к обычному режиму работы, банки возобновляют кредитование в нормальных объемах, планы правительства начинают работать. По оценке рейтинговых агентств, кредитные риски повышаются, поскольку не все заемщики смогут преодолеть этот кризис. У сильных компаний нет проблем, они платят по кредитам своевременно. Таким компаниям просто нужно время для того, чтобы решить свои задачи, после чего у банков не будет с ними проблем. Ну, а слабые компании либо выйдут из бизнеса, либо их купят те, кто сильнее. В настоящее время банк усиленно работает с компаниями, оказавшимися в сложной ситуации, стараемся вместе с клиентом найти оптимальное решение для их бизнеса. Если этого не делать, через два года этих компаний может просто не быть. Многие сталкиваются с тем, что их товары становятся невостребованными на сегодняшнем рынке, например, если компания продает роллс-ройсы, сегодня их товар, скорее всего, окажется менее актуальным, чем несколько лет назад. Или есть компании, которые импортировали товары, невостребованные на сегодня из-за дороговизны. Мы рассматриваем каждый случай индивидуально, но в целом, проблем, конечно, достаточно много.
В мае у нас впервые – с апреля 2015 года – вырос кредитный портфель
– Следует ли в нынешней ситуации осуществлять сокращение в части активов и кредитного портфеля, например, в рознице?
– Сокращение бизнеса произошло естественно, и, думаю, в ближайшие год-два эта тенденция сохранится. На самом деле, мы, как и другие банки, начали постепенно снижать объемы еще полтора года назад, ожидая ухудшения ситуации. Кстати, сегодня на заседании Правления банка были озвучены цифры, что в мае этого года, впервые с апреля 2015 года, зафиксирован рост кредитного портфеля. Небольшой, порядка 10 миллионов тенге, но резкой динамики мы и не планируем. Возможны колебания и некоторый рост, ведь клиенты тоже с осторожностью будут подходить к новым кредитам. Это естественный процесс: банки не хотят терять деньги, люди опасаются брать кредиты в условиях риска потери работы. Если кто-то думает, что банки в этой ситуации будут стараться кредитовать больше, это неправильная оценка рыночной ситуации. Если снижается спрос – снижается и предложение, и каждая сторона здесь защищает свои интересы. Банки не заставляют и не собираются никого заставлять брать кредит. Задача банков и регулятора – давать людям максимум информации, чтобы они четко понимали, как их сегодняшнее решение взять кредит может повлиять на дальнейшую жизнь.
– Есть ли у банка какие-то ориентиры относительно рыночной доли?
– По моему мнению, наша доля на рынке должна составлять от 5 до 10%. Возможно, мы захотим увеличить свою долю на 1–2%, но для этого нужен четкий план и полное понимание того, что мы будем и не будем делать. Если необоснованно и непродуманно увеличивать долю и в будущем потерять на этом деньги – это ненормальная стратегия. При этом обманывать людей, использовать их интересы для того, чтобы увеличить объемы бизнеса, – неправильно. В долгосрочной перспективе это навредит. Недовольные клиенты не порекомендуют этот банк другим и не вернутся сами.
– С позиций сегодняшнего дня, насколько оправданным был рост между двумя кризисами. Евразийский был одним из банков, который активно рос после 2009 года?
– Рост был совершенно оправдан и не представлял проблемы даже в момент кризиса. Сегодня рынок намного более развит, чем в 2010 году, и поэтому сегодняшний кризис более глубокий и более сложный. За последние 6 лет рынок сильно вырос. В текущих рыночных условиях повторить такие же темпы роста нереально. Мы планируем расти и дальше, но не с такой скоростью. Напомню, что в тот период мы росли за счет приобретений, но не занимались ростом ради роста.
За длительность судебных процедур расплачиваются хорошие заемщики
– Одной из розничных специализаций банка традиционно было автокредитование, насколько глубокий спад оно переживает вслед за авторынком?
– Значительный. Продажи автомобилей резко снизились в 2015 году по сравнению с 2014, а в этом году произошел новый спад по сравнению с 2015. Мы удерживаем большую долю в автокредитовании как на первичном рынке, так и на вторичном. Интересно то, как ситуация будет развиваться дальше. Думаю, что под влиянием налоговых изменений в Казахстане будут производить больше новых автомобилей. При этом будет развиваться и сегмент автомобилей, бывших в употреблении; мы работаем в каждом из этих направлений. Снижение объемов, конечно, наблюдается. Я считаю, что нужны изменения в законодательстве, регулирующем автокредитование. Прежде всего, в части изъятия залогового обеспечения. Сейчас этот процесс происходит через судебные разбирательства и занимает много времени – иногда больше года, и когда мы получаем свой залог, о состоянии автомобиля можно только догадываться. С моей точки зрения автомобиль не является предметом первой необходимости. Если банк забирает квартиру, поставленную в залог, это создает социальные проблемы. Изъятие автомобиля – не то же самое. В большинстве развитых стран процесс изъятия залога по автокредиту занимает очень короткое время, после чего автомобиль продается с аукциона. Процесс должен занимать не более трех месяцев, а не год, а у банка должны быть механизмы контролировать состояние своего залогового имущества и эффективно продавать. В конечном итоге имеющаяся ситуация с залоговыми автомобилями увеличивает стоимость финансирования на новые автокредиты. То же самое и на вторичном рынке автомобилей, где также требуется совершенствование механизмов. На данный момент у банков, по нашим оценкам, от 30 до 50 тысяч автокредитов, по которым клиенты не платят. При этом банки не могут позволить себе содержать сотни юристов, которые будут судиться с тысячами клиентов, чтобы забрать свой же залог.
Кроме того, стране нужен регулируемый рынок вторичных машин. Покупателю нужны определенные гарантии того, что приобретая автомобиль, бывший в употреблении, он получает работающий, а не сломанный товар. В этом случае у банков появится интерес кредитовать в этом сегменте, сейчас этот интерес ограничен. В этом случае и у людей появится больше вариантов: новый автомобиль или б/у, но в гарантированно хорошем состоянии. При этом снизится стоимость кредитования, потому что банк будет знать, чего ожидать. Задача банков – получать прибыль и, если они где-то теряют, значит на других участках они должны зарабатывать больше. В конечном итоге хороший заемщик платит за плохого и за то, что судебные процедуры занимают слишком много времени. По схеме, которую уже применяют некоторые автодилеры, покупая новый автомобиль, клиент продает тот, на котором ездил ранее. При этом, у другого клиента появляется возможность купить использованный автомобиль, это трейд-ин. Если изменения произойдут, выиграют все: государство получит больше налогов, потребители – автомобили, банки – рост портфелей автокредитов. Мы общаемся с другими банками, с автодилерами, и понимание происходящего растет. Раньше все хотели продавать только новые машины. Сейчас ситуация меняется.
Если цена нефти будет выше 40 долларов за баррель, мы увидим определенное улучшение
– Как выглядит ситуация с фондированием? Некоторые крупные банки сокращают объемы привлечения корпоративных депозитов в тенге из-за высокой стоимости. Заинтересован ли Евразийский банк в таких депозитах по нынешним ставкам?
– Мы платим рыночные ставки. Они снижаются, и мы видим это на примере собственных клиентов. Те же клиенты размещались в декабре и январе по гораздо более высоким ставкам в тенге. Если ставки снизить сильно – будет отток средств, если сократить до адекватного уровня – сохранится статус-кво, более высокие ставки означают приток клиентов. В долгосрочной перспективе тенговые депозиты критически важны для роста банка. Мы планируем увеличивать этот вид фондирования и в корпоративном, и в розничном сегменте. Но рост должен быть контролируемым – продолжать кредитовать можно только с уверенностью в том, что кредиты будут возвращены. Огромное количество депозитов с высокими ставками банку не нужны, все должно быть сбалансировано. Думаю, что в течение следующих 12–18 месяцев ставки будут снижаться.
– В марте Евразийский банк отмечал, что в нем процесс дедолларизации депозитов происходит несколько быстрей, чем в секторе в целом. Какова динамика сейчас?
– Мы по-прежнему наблюдаем активную дедолларизацию. В рознице депозиты и текущие счета в тенге в настоящее время составляют около 32%, что вдвое больше, чем в январе. В корпоративном сегменте депозитов в тенге 55%, а в январе было не более 30%.
– Эти цифры выше рыночных..
– Эти цифры вполне отражают общерыночную ситуацию. «Корпы» двигаются практически в одном темпе с рынком, а уже потом начинается движение в рознице. Теоретически, это происходит потому, что у компаний больше информации, они лучше знают и понимают ситуацию и быстрее ориентируются.
– Последний вопрос. Господин Эгглтон, насколько успешной может быть политика инфляционного таргетирования в Казахстане, будет ли она осуществлена в полном объеме или все же в каком-то компромиссном варианте?
– Думаю, что после серьезной девальвации политику инфляционного таргетирования осуществлять сложно. С учетом того, что многие товары и услуги импортируются, крайне трудно сравнивать февраль этого года с февралем 2015, когда курс был 185 тенге за доллар. В условиях высокой волатильности и падения цен на сырьевые товары это очень сложно. Направление в целом правильное, но при такой высокой волатильности планировать что-либо сложно. Важно, что сейчас стабилизируются процентные ставки и курс валюты. При этом стабильность не означает неподвижность, но движения должны быть понятны. В этом году наблюдается более четкая корреляция курса тенге с ценой на нефть. Можно утром посмотреть на стоимость нефти и предположить каким сегодня будет курс тенге. И это нормально, поскольку так люди понимают, что происходит. Стоит, конечно, смотреть на положение дел в Китае, на курс российского рубля – это тоже барометры, но, в конечном итоге, все определяется ценой на нефть. Население чувствует, что все нормально, если курс тенге к рублю составляет 4,9–5,1. И Казахстан, и Россия стараются нарастить резервы, для этого в какие-то моменты искусственно ослабляется тенге или рубль. Нефть – не единственный и не идеальный барометр, но дает понимание того, что будет происходить с курсом. Если цена на нефть будет выше 40 долларов за баррель, то у нас есть хорошие шансы стабильного и адекватного курса.
