Галерея «Улар» – одна из старейших частных галерей в Казахстане – в этом году отмечает 25-летний юбилей. С ее основателем и бессменным директором Юрием Марковичем мы поговорили о галерейном бизнесе, зарубежном спросе на казахстанское искусство, проблемах и перспективах казахстанского арт-рынка.
– В этом году 25 лет исполняется не только галерее «Улар», но и Казахстан отмечает 25 лет Независимости. Вы как-то отмечаете эти события?
– Да, конечно. Все наши мероприятия проходят под эгидой празднования наших знаменательных дат, в том числе и большой праздник – 25-летие Независимости Республики Казахстан. Мы – патриоты Казахстана, и всегда на любых ярмарках с гордостью прикрепляем наш флаг. Мы гордимся, что с бывшего постсоветского пространства имеем возможность показать разнообразное изобразительное искусство и помочь нашим художникам.
– Юрий Эдуардович, недавно Вы участвовали в арт-ярмарке в Голландии и открыли там представительство галереи. Насколько наше искусство интересно за рубежом?
– Сейчас мы стараемся показывать наших казахстанских художников ежегодно. Это, пожалуй, на данный момент самая важная задача для нашей галереи, потому что внутренний рынок мы уже освоили, хотя и продолжаем регулярно показывать новые имена.
Вообще база приглашений нашей галереи позволяет участвовать в большем количестве зарубежных выставок – в этом году нас приглашали в Токио, Барселону, Германию… Приглашений много. Но, к сожалению, финансовые возможности галереи ограничены. Однако мы находим в себе силы и раз в год из всех приглашений выбираем наиболее интересную для себя ярмарку и едем. К примеру, в этом году мы ездили на выставку в Роттердам.
– По каким критериям Вы выбираете выставку, в которой будете участвовать?
– В этом случае формат мероприятия мне показался очень интересным и нестандартным. Во-первых, сам Роттердам можно назвать колыбелью архитектурного дизайна. Город был почти полностью разрушен во время войны, и его фактически отстроили с нуля, предоставив дизайнерам полную свободу творчества. Соответственно там можно увидеть много интереснейших архитектурных решений. Как и в Берлине, который тоже фактически заново строили после войны. И как в нашей Астане, которая строится сейчас.
При этом сама арт-ярмарка проходила не в обычном павильоне с секторами для галерей, а в старинной церкви. Она единственная устояла во время войны. Просто летчики по ней ориентировались при бомбометании; кстати, благодаря этому сохранились многие церкви – в частности, Кельнский собор. Кроме того, участие в ярмарке приняли около 100 галерей разных форматов и со всего света. А это не только хорошая здоровая конкуренция, но и возможность увидеть «вживую» работы художников всего мира. И не просто посмотреть, но и оценить, насколько оно конкурентоспособно по сравнению с нашим искусством.
– И как, есть в Казахстане сильные художники?
– Да. Но не все. У нас есть художники, ориентированные на внутренний рынок. Это в большей части ремесленники и конъюнктурщики, но мне, как галеристу, они не интересны – я уже 25 лет работаю на внутреннем рынке. А есть художники, которые работают в международном формате – они читаемы для любого зрителя и понятны в любой стране мира. К сожалению, у нас таких художников не много.
– Кто из художников представлял нашу страну?
– У нас была, пожалуй, самая большая делегация, в которую вошли молодые художники из группы «Винзавод» под руководством Серика Буксикова: Ева Мазик, Данияр Кадыров и сам Серик со своими работами. Мы же сделали микс из молодого и взрослого поколения. Это, естественно, был господин Фридлин, который получил очередную пятерку с плюсом от голландцев и очередное приглашение преподавать. На этот раз в Бразилию. Это была графика Саши Ерашова. Из взрослого поколения мы показали графику Андрея Дячкина, модерновый городской пейзаж Уткина (он, кстати, хорошо сочетался с общим стилем Роттердама) и других художников.
– Почему именно такой выбор мастеров? И насколько он оказался оправдан?
– Не секрет, что для меня в первую очередь важен коммерческий успех. Галерея – это не благотворительная организация. И, разумеется, выбирая художников, я прежде всего думаю о том, чьи картины будут пользоваться спросом. А поскольку интерес публики не предсказуем, то галерея всегда представляет на ярмарке несколько разных художников – это бизнес.
– Кто заинтересовал голландскую публику?
– В основном реагировали на Фридлина – он был нашей звездочкой, Серика Буксикова, Данияра Кадырова. А также большое внимание и в целом интерес, который нам был нужен, мы получили. Были получены приглашения и заключены договоры с галереями со всего мира. Нас приглашают в Ригу, Брюссель, Амстердам, Париж и другие города Европы. Надеюсь, что в будущем мы там проведем качественные выставки.
– Интерес интересом, но за художника зрители голосуют деньгами. В Европе покупают наших художников?
– Да. Причем на европейском рынке цены на наших художников примерно на 30% выше, чем у нас. В среднем картины неизвестных художников – а мы за границей пока выступаем именно как – стоят от тысячи евро.
– Я так понимаю, арт-ярмарка в Роттердаме – не первый ваш шаг на европейский рынок?
– Далеко не первый. Более того, сейчас для нас европейское направление – главное. Все основные культурные центры, которые считаются «мекками» искусства, находятся в Европе или Америке. В Европе колыбель искусства – это Лондон. Там самые лучшие аукционы, галереи и арт-менеджмент. Вся погода делается именно там. Это так же как в Америке Нью-Йорк. Так вот, сейчас маленькими шажочками наша галерея крадется именно к Лондону. Конечно, можно было сразу поехать на лондонскую арт-ярмарку. Мы же решили в лучших традициях каравана с Шелкового Пути добираться постепенно. Во-первых, мы еще не совсем готовы к Лондону, а во-вторых, для того, чтобы делать что-то там, нужны очень серьезные финансовые вливания. Выставка там обойдется в разы дороже, чем в остальных европейских городах.
А свою ярмарочную деятельность мы начали с Вильнюса, за что я очень благодарен прибалтийским коллегам. Арт-ярмарки – это совершенно особый механизм арт-менеджмента, который заставляет в сжатые сроки искать свои пути в достаточно жесткой конкурентной среде. А заодно проверить, насколько востребовано на рынке то, что мы считаем лучшим. Это же все не просто так: собрал чемодан, взял картины под мышку и поехал. Нет. На самом деле надо тщательно продумать над группой художников, которые понравятся кураторам ярмарки.
– То есть окончательный выбор художников принадлежит не Вам?
– Это только кажется, что арендовал стенд – и сам себе хозяин. А нет. Есть кураторы, которые могут просто не пустить слабых художников. Мы представляем художников, а выбирают их кураторы, которые могут либо предложить заменить художника, либо просто не принять галерею. Да что далеко ходить, даже в Вильнюсе, где мы участвовали в своей первой ярмарке, был такой жесткий отбор, что сложилось ощущение, что выставляться мы будем как минимум в Германии. Что, кстати, оказалось недалеко от истины, потому что у ярмарки был немецкий куратор, который ввел жесткую дисциплину. Зато это сразу приучило нас хорошо думать и хорошо готовиться.
Понимаете, рынок Казахстана отличается от рынка Европы. Впрочем, так же, как и от рынка СНГ и Америки. Если нам нравятся реалистические работы – батыры, кони, то европейскому зрителю нужны абстрактные решения. Ему нужно концептуальное искусство. Не просто красивая картинка в интерьере, а философские вещи, над которыми придется думать. У американцев, в свою очередь, совершенно другие приоритеты… Но как бы сложно это ни было, эти рынки необходимо изучать. Если мы пойдем по пути наименьшего сопротивления и будем развивать только свой внутренний рынок, то о нас так никто и не узнает. А внутренний рынок через какое-то время перенасытится и в конечном итоге мы все останемся ни с чем.
– А есть какие-то имена, которые уже на слуху? То есть бывает, что Вас просят привезти того или иного художника?
– Бывает. К примеру, в Вильнюс нас очень просили привезти работы арт-группы «Кызыл трактор». Причем даже обещали, что с ними возьмут всех наших художников без конкурса. А «Арт Вена» хотела Сулейменову с Менлибаевой. Но я не люблю, когда на меня начинают давить. Я предпочитаю работать с группой художников, которую формирую и выбираю сам – это моё правило, которого я придерживаюсь в течение жизни.
– Но разве не проще привезти, то к чему зритель уже готов?
– Зарубежные кураторы любят видеть в нас каких-то арт-хулиганов. А для меня и галереи это не совсем приемлемо. Это просто-напросто может негативно повлиять не только на имидж галереи, но и на искусство в целом. Я повторюсь, но концепцию выставки мы предпочитаем делать сами, хотя некое давление иногда имеет место, особенно в европейских странах. Арт-хулиганов мы всегда успеем показать, но у нас есть популярные современные художники, которые заслуживают внимания.
– То есть Вы сейчас по сути работаете над тем, чтобы казахстанское искусство воспринимали всерьез?
– Да. Наше искусство еще молодое. Для того, чтобы казахстанское искусство стали ценить хотя бы так же, как российское, должно пройти еще примерно лет 100. Нужно открыть собственную секцию на каком-нибудь престижном европейском аукционе, как это сделала Россия. Есть торги русского искусства. Почему бы не сделать торги казахстанского?
Просто сейчас работа над популяризацией казахстанского искусства – это своего рода закладывание фундамента. Его надо везти туда, где его нет и очень хорошо рекламировать. Что мы, собственно, сейчас и делаем. И большой интерес, конечно, есть – мы же привозим что-то новое для европейского зрителя – другие краски, другие концепции, другие сюжеты. Более того, есть группа европейских художников казахстанского происхождения, но, к сожалению, они не работают с казахстанскими галереями.
– Почему так происходит?
– Беда в том, что большая часть наших галерей зациклена на внутреннем рынке. И никто не хочет заниматься современными художниками, к примеру, contemporary-art. Они вынуждены договариваться с иностранными галереями и работать с международными кураторами. Несмотря на то, что они из Казахстана, их воспринимают как европейских художников. Всем нам известны популярные художники contemporary-art, которых сейчас по незнанию считают российскими.
– А продвигать себя сами художники не могут?
– Когда художники начинают продавать себя сами, получается вселенский хаос. По правилам арт-менеджмента художники должны работать со своими агентами или дилерами, или менеджерами. Так происходит везде, кроме как на постсоветской территории. Каждый должен заниматься своим делом.
Нельзя усидеть на двух стульях. В истории нет ни одного удачного примера, где художник бы успешно продавал сам себя. Если художник начинает заниматься коммерцией, то он перестает быть художником. Это горькая правда, и здесь не спасет ни интернет, ни любые новые технологии. Визуальная подача и восприятие искусства должна происходить именно в салонах и галереях – они для этого и созданы. Плюс грамотная консультация и взгляд со стороны добавляют некий шарм для проведения сделки.
– В целом же, это вопрос глобальный и очень долгий. Нашему арт-рынку пора расти, развиваться и выходить из тени. А у нас слишком много разговоров, и нет никакого действия.
– Недавно у нас появился аукционный дом «Бон Арт», который мы должны благодарить за легализацию искусства. С их приходом появились каталоги и некая прозрачность, но нашей заслуги в этом нет. Пришли люди со стороны и организовали процесс. Возможно, в дальнейшем мы будем привлекать иностранных экспертов для более глобальных арт-проектов.
– То есть, если дальше продолжится так же, как сейчас, иностранные компании, видя эту неразбериху, проведут аудит рынка, наведут порядок, а в конечном итоге на собственном внутреннем арт-рынке мы останемся за бортом?
– Да. И такое вполне возможно. Пока мы будем говорить, кто-то будет делать. И ведь, если взять арт-бизнес в целом, то здесь даже не надо ничего придумывать – все уже давно придумано, есть учебники и специализированная литература. Но наша проблема в том, что мы не хотим или не можем принять все механизмы и правила арт-рынка. Причин много: недостаток времени, отсутствие финансирования, нехватка специалистов и так далее. К примеру, давайте возьмем художественную оценку. Так вот, нет у нас специализированных компаний по оценке искусства – эту функцию почему-то выполняют компании по оценке недвижимости.
– А разве оценку картин не делают в музеях?
– Экспертизу. Но не оценку. Искусствоведы, которые пишут заключение, могут подтвердить подлинность, дать историческую и биографическую справку, а не определить стоимость. На рынке недвижимости такая структура есть, а на арт-рынке – нет. И таких казусов много. В целом они не дают арт-рынку двигаться вперед. Если навскидку сказать о пробелах и о том, чего не хватает в нашем арт-бизнесе, то это – рейтингового агентства, оценочного механизма, подготовки кадров местного и международного форматов, юристов в сфере искусства и тому подобное.
– Но, согласитесь, далеко не всем галереям и салонам это развитие нужно…
– Согласен. Некоторые галереи устраивают свои небольшие продажи и развитие их не интересует. Но дальше что? И по-человечески я их понимаю – все хотят зарабатывать здесь и сейчас. Но…
Кстати, вот еще одна проблема, пожалуй, даже более приоритетная, чем оценка – это законы. У нас есть очень абстрактный закон об искусстве. Но в нем даже нет определения статуса творческого человека. Допустим, художник, музыкант, писатель – это творческий человек. Должен ли он платить налоги как все или попадает в какую-то льготную категорию? Должны быть четко определены льготы для деятелей искусства и артистов.
В мире есть, к примеру, патентные практики, у нас же художники абсолютно свободны от подобных обязательств. А выход из теневого состояния будет возможен только тогда, когда каждый художник будет знать, что он обязан платить за лицензию. Допустим, в Германии тебе захотелось нарисовать портрет на улице. Для этого ты должен пойти в муниципалитет, заплатить и получить патент на определенный срок. Там же будет определено место, где это можно делать. Согласитесь, это дисциплинирует. И художник старается работать больше и лучше.
За 25 лет я пришел к тому, что юридический формат отношений – единственно правильный с творческими людьми. Но у нас в природе не существует даже пакета документов для арт-рынка.
Следующее – это спонсоры и меценаты. Должен быть какой-то механизм (например, налоговые льготы), который сможет заинтересовать их инвестировать деньги в искусство. Собственно, от куратора зависит только 10% участия в выставке. 90% – это финансирование. Потому что если не будет финансирования, не будет никакого движения.
В арт-менеджменте есть еще одна проблема. Наши институты не выпускают необходимых нам специалистов. И это понятно: экономически каждому институту выгодно выпускать экономистов, программистов, юристов.
– Но ведь для того, чтобы институтам было выгодно готовить специалистов для арт-рынка, эти профессии должны стать популярными. А пока до этого далеко…
– И это еще одна проблема. И опять же вопрос финансирования.
– Роль государства в этом процессе?
– От государства в первую очередь требуется четкий закон, в котором у каждого участника рынка будет прописан четкий статус.
Ну а в целом культурная политика зависит от подготовленности чиновников. Это должны быть люди, которые компетентны в вопросах, связанных с искусством, то есть – профессионалы, или же люди с большой практикой в сфере искусства и культуры.
Кстати, за пример можно взять нынешнюю культурную политику Китая. Так вот там государство очень хорошо финансирует искусство. Они приглашают наших преподавателей обучать студентов художественных ВУЗов. Причем, выбирают самых лучших и интересных преподавателей, с различными техниками. Проводят много художественных ярмарок внутри страны, в различных городах, создают интересные коллекции из произведений художников стран СНГ и России, пользуясь кризисной ситуацией в этих странах.
На каждой европейской арт-ярмарке присутствует 3-5 китайских галерей. Там где мы привозим 5 художников, они выставляют 20. И не раз в год. За счет этого многие китайские художники уже получили мировую известность.
– Но может, если сложно выезжать нашим художникам, проще приглашать европейских к нам?
– Да. Можно и нужно создавать серьезные арт-площади и форумы у себя на Родине, привлекая больше внимания. Многие европейские художники стремятся выставляться в Казахстане, но, к сожалению, от Алматы в любую сторону 8 часов лёта, что увеличивает транспортные расходы; да и без поддержки посольств и консульств это невозможно, а этот механизм у нас полностью еще не отлажен.
Ну а в целом я вижу перспективы в таких городах, как Астана и Алматы, так как некий положительный опыт мы набираем из года в год. Особенно это будет актуально в 2017 – 2020 годах.
