18 ноября в Астане состоится съезд работников горно-металлургической промышленности с участием руководства министерства по инвестициям и развитию. Какие вопросы и меры поддержки горно-металлургической отрасли на сегодняшний день решаются и реализуются государством, «Къ» узнал в беседе с вице-министром по инвестициям и развитию Тимуром Токтабаевым.
— Тимур Серикович, какие проблемные вопросы планируется обсудить и представить со стороны профильного министерства на Съезде горнопромышленников?
— Самим мероприятием занимается много экспертов министерства. Самая главная тема — это наш Кодекс, мы планируем его принять, в сентябре 2017 внести в Мажилис и надеемся, что уже с 2018 года он вступит в силу. Поэтому многие депутаты работают сейчас в рабочих группах, заранее, еще на стадии подготовки самого текста и концептуальных вопросов. Недавно мы выезжали в составе нашего комитета по природопользованию в город Актобе, проводили расширенное заседание с участием местных исполнительных органов, там было много депутатов. Мы достаточно откровенно переговорили по многим вопросам, презентовали саму концепцию нового Кодекса о недрах и недропользования. Поэтому на нынешней встрече мы планируем как можно более детально рассказать по тем вопросам, которые интересует наш бизнес, отраслевые организации, ассоциацию.
— То есть это реализация выполнения поручения премьер-министра Бакытжана Сагинтаева – всенародное обсуждение Кодекса о недрах?
— Да, абсолютно правильно. Почему, потому что на самом деле текст-то у нас уже готов. В недропользовании в мире сейчас обостренная конкуренция. Посмотрите, инвестор очень избирателен, если ему что-то не нравится – многие страны сейчас могут предложить условия не хуже, чем в Казахстане, условия именно в части геологических перспектив, поэтому многие компании идут в Африку, открывается активно Монголия для инвесторов. Мы должны здесь в этой конкурентной борьбе выстоять, потому что у нас месторождения еще по большей части были открыты в советское время. Есть новые, которые были открыты в период независимости, но количество их недостаточно. Самое главное – сейчас в мире идет борьба за качество сырья. Оно позволяет достигнуть низкой себестоимости продукции, что является залогом конкурентоспособности наших предприятий. Поэтому мы должны находить месторождения не только большие по запасам, как в советское время, но и очень хорошие по качеству. А с этим у нас проблемы есть, потому что содержание полезных ископаемых в других странах намного лучше.
В Казахстане есть такие месторождения и на 90% их еще предстоит открыть, но все они на глубине. В советское время, как правило, технологии позволяли бурить до 200 метров. Где уже детально работали, конечно, были более глубокие скважины. В целом, территория изучалась близ поверхности месторождений. А сейчас основные перспективы у нас связаны с большими глубинами. В этот момент как раз появились новые технологии. Те технологии, которые у нас были до этого в геологии, прошли усовершенствование. Сейчас они позволяют исследовать на глубину 800 метров, такие технологии в Казахстане уже есть, наша геология их реализует. Есть технологии с изучением недр до 2 километров с самолета. Пролетая на нем можно импульсным путем, при проведении аэрогеофизики выявлять аномальное скопление полезных ископаемых. Вы представляете себе, что это значит? Таким образом Казахстан вообще не изучался, но нам природа уготовила много подарков, которые предстоит узнать. Из тех данных, что мы получаем, мы видим, что качество растет, это правило хорошо знают в геологии, и мы надеемся на открытие крупных месторождений с большим содержанием, это наша задача.
Весь Кодекс нацелен на то, чтобы инвестор пришел. Бурить, осуществлять исследования на глубине – все это стоит больших денег. Государство само не способно все это профинансировать, в этом случае придется остановить многие наши программы и заниматься только геологоразведкой, а эта работа очень рискованная, вероятность открытия месторождения не больше 15%. Поэтому государству лучше стимулировать инвестора, чем рисковать самому. Инвестор готов идти. Например, капитализация австралийской или канадской бирж составляет более 58 млрд долларов и складывается за счет юниорных компаний. Соответственно, вот это тот небольшой бизнес, та прослойка энтузиастов, небольших компаний, которые будут заниматься изучением перспективных территорий, получением данных первоначальных, которые впоследствии смогут привлекать более крупных игроков, транснациональных компаний, вот этот рынок надо создать. В Австралии он составляет 15 тысяч компаний, у нас их всего 80, поэтому мы надеемся, что все эти меры, новеллы, нормы, которые заложены в Кодексе, позволят существенно оживить наш рынок и, как следствие, обеспечить открытие новых объектов.
— Недавно министр по инвестициям и развитию РК Женис Касымбек говорил о том, что в следующем году на финансирование геологоразведки будет выделено в 4-5 раз меньше, чем в прошлом году. Как тогда будет проходить стимулирование геологоразведки? Часто говорят, что патент выдают компании для получения отдельного участка или право на продажу эксклюзивной информации. Каким образом это будет работать у нас?
— Самый главный критерий финансирования геологоразведки в мире — это затраты государства на один квадратный километр. Сегодня объем инвестиций у нас в Казахстане, включая частные – 7 долларов на квадратный километр, в Австралии 167 долларов тратят на это, в Канаде 203 доллара. Вы представляете насколько мы отстаем! В 20 и более раз. То есть сегодня помимо увеличения объемов госфинансирования, нужно увеличить в 20 раз финансирование всего бизнеса. Как это сделать? Это очень серьезная задача. Чтобы мы стали такими же конкурентоспособными, эти страны нужно догонять. Поэтому что делает государство – есть четыре стадии геологоразведки – сначала большие площадные работы. На огромных площадях выявляется прогнозный ресурс, перспективы, скажем, здесь динамика тех геологических процессов, которые происходили в древности свидетельствует о перспективах открытия отдельных месторождений. Это целая огромная зона. Потом второй этап – выявляются конкретные рудные поля, там, к примеру, зона, там золото или медь, и на ней уже проводятся детальные площадные работы. Затем выявляются участки, так называемые аномалии, большое скопление полезных ископаемых, а сколько оно, куда простирается тело непонятно. Вот эти — большая площадь, меньшая площадь, участки, три стадии – на этих стадиях государство должно финансировать. Потому что инвестор придет, скажет «ребята, я готов бурить, но покажите мне примерно где». Чтобы сказать примерно где, подготовить геологическую информацию, дать ему заготовки по материалам – это все задача государства и всего в общем объеме затрат это не более 10% от того, чтобы найти месторождение. А 90% — это уже детальная разведка, проведение лабораторных исследований. Вот возьмем большие площади, это тысячи квадратных километров, это региональные работы. Поисковые площади составляют 100 километров. Потом уже на участке с аномалиями в 10 квадратных километров и потом уже конкретные месторождения, где небольшие участки в несколько километров. Так вот на последних нужно детально все разбурить, чтобы узнать сколько мощность пласта, какое содержание, его полностью оконтурить, чтобы лишнее ничего не потерялось и так далее. Государство должно финансировать региональные и поисковые работы. В поисково-оценочных работах, где можно предварительно оценить ресурсы и запасы, могут быть задействованы средства бюджета и бизнеса. Разведочные участки для передачи в промышленную отработку выполняются за счет частных инвестиций.
– Хорошо, сколько государство планирует выделить из бюджета на геологоразведку в следующем году по сравнению с предыдущим?
– Государство в 2011 году выделило 4,3 млрд тенге, в 2012 – 8,7 млрд, в 2013 – 9,4 млрд, в 2014 — 9,1 млрд, в 2015 году – 11,4 млрд тенге. В этом году было выделено всего 8,2 млрд тенге, несмотря на то, что была принята пятилетняя программа с 2014 по 2019 год с расчетом выделения 30 млрд. тенге в год, то есть геологоразведка была недофинансирована. Об этом наш министр на заседании правительства говорил. На нее нужно как минимум в пять раз больше выделять средств, чем выделяется сегодня. Это еще притом, что произошла девальвация. То, что сейчас выделяется на 2017 год (8,2 млрд тенге) вы сравните с теми 11 миллиардов, которые были в 2015 году. Эта цифра уже в два раза меньше. А 30 миллиардов до девальвации – это было 200 млн. долларов. Сегодня государство не может столько тратить. И денег нет. Поэтому мы должны находить механизмы, что-то финансировать сами, больше работать с инвесторами, подготавливать площади. Кодекс нацелен именно на упрощение процедуры предоставления права на недропользования, всех процедурных вопросов в геологоразведке. Это наша задача, и глава государства дал поручения, дал старт этой работе.
– Какие конкретные стимулы будут применяться? Патенты?
– Лицензии. Вот смотрите, контракт сегодня заключается 18 месяцев, ну кто будет столько ждать. 18 месяцев — это очень значительный срок, это только на разведку. На добычу — 24 месяца. Люди хотят иметь право на участок, понятное дело, что для того, чтобы приступить к операции по недропользованию надо будет делать техническую документацию, пройти экологию, ЧС и так далее. И после этого ты можешь уже начать непосредственно работу на месторождении. Но сегодня сам процесс заключения контракта происходит только после того, как ты весь этот процесс прошел. А это очень неудобно. Человек должен же вкладывать значительные деньги на проектирование, на подготовку, не имея окончательных прав, закрепленный за ним участок. Есть только протокол результатов аукциона или прямых переговоров, но самого-то контракта нет. А если вы будете разговаривать с серьезными юридическими компаниями, которые оценивают ваши правовые риски вхождения в Казахстан, они вам скажут «этот документ, да, он дает относительные права, но он не является подтверждением ваших прав на этот участок». Поэтому везде в мире надо быстро человеку дать право, лицензию в течение срока до трех дней и все, после этого он делает проектирование и так далее. Но у нас сейчас государство очень сильно вмешивается в эти процессы. За рубежом не вмешивается, потому что есть презумпция добросовестности, она должна присутствовать у нас в бизнесе, государство должно доверять своему инвестору, а инвестор государству, что оно его не обманет. А государство от него ждет, что он будет вкладывать, это главное требование, вкладываешь и к тебе никаких претензий нет, платишь необходимые платежи – пожалуйста. На геологоразведке всего два платежа – платеж государству и минимальная программа – 10 тысяч долларов на два квадратных километра. Это очень такие понятные запросы и очень комфортные для инвестора – пришел, оплатил и работаешь, никто тебя не трогает. Сейчас же постоянно беспокоят недропользователей – проверки всевозможные, согласования, все это не нравится инвесторам. Мы в мировом рейтинге очень сильно отставали и нам необходимо подняться. У нас по нормативно-правовой базе самые большие проблемы, торговые барьеры, качество геологической информации, дублирование, несогласованное законодательство, среди этих проблем также есть налоги.
Налоги, режим налогообложения тоже у нас не самый лучший способ. Я вам объясню простой пример. Мы предлагаем сейчас на рабочей группе внедрение роялти с реализации по примеру как это происходит налогообложение за рубежом. В чем отличие? Отличие состоит в том, что у нас налог на добычу полезных ископаемых взимается сразу после добычи. То есть только вы извлекли минеральное сырье – у вас сразу деньги забрали. Но вы же его не продали. Соответственно, мало того, что вы потратили деньги на его извлечение, государство сразу же у вас забрало налоги. То есть в данном случае компания может оказаться без оборотных средств, потратить все. Потом по прошествии трех-четырех месяцев, когда эта руда будет продана вы получите за нее деньги, она может быть даже сейчас продана, но деньги за нее вы получите позже. Так вот в мире, когда вы ее продали, тогда и заплатили налоги. То есть это более справедливая система по отношению к недропользователям, но она более сложна в администрировании. То есть это нужно понимать, когда вы пришли сразу, здесь же обложил налогом, так проще. Например, прослеживать всю цепочку, когда он продал, переработал – это сложнее, но это справедливее. А так компании будут вынуждены остаться без оборотных средств. Надо идти брать кредит в банке, пополнять оборотные средства, залазить в проценты, какие-то некомфортные вещи происходят, и все только из-за того, что мы налог берем на три месяца раньше, чем могли. В чем смысл? Надо просто переставить некоторые условия местами.
Это один случай, второй случай. У нас сейчас налог на добычу полезных ископаемых стал растянут во времени, граница во времени. Не только сама добыча, непосредственная добыча на поверхность, но и первичная переработка относится к операциям по недропользованию. То есть если вы добыли руду, ее цена, например, 100 долларов. Но если вы ее переработали, обогатили, то цена 300 долларов, а налог тот же. В чем же тогда у недропользователя стимул в глубокой переработке? Если мы говорим, что стремимся к глубокой переработке в Казахстане делать, то у нас налоговых стимулов в этом плане нет, об этом McKinsey сказал на рабочей группе и об этом уже знают в министерстве экономики. Мы занимаемся этим очень активно, стараемся защитить такое нововведение. Например, в Австралии 7,5% у вас на руде налог, на концентрате уже 5%, а на металле уже 2,5%. То есть чем вы больше переработку допускаете, тем ниже налог. Понятное дело, что цена продажи растет, и у государства чем в начале 7,5%, которое у вас составляло и 2,5%, которое с металла, доход намного выше становится. И переработчику-недропользователю выгодней, он уже получил товар с высокой добавленной стоимостью, и ему несложно отдать государству больше, потому что он сам получит больше, вот такие экономические стимулы.
Поэтому мы к этому стремимся, мы это предлагаем, конечно, есть вопросы по администрированию, и как это реализовывать в нашем законодательстве, как не допустить злоупотреблений этими нормами и так далее, мы конечно сейчас над этим работаем. Поэтому наш Кодекс о недрах и недропользовании, есть поручение, он будет синхронизирован с Налоговым кодексом.
— Вообще по геологоразведке говорилось, что будет освобождение от НДС, возмещение каких-то затрат. Это так?
— Какая может быть добавленная стоимость на геологоразведке. Во всем мире геологоразведка считается признанным убытком. Вы, условно говоря, руководитель компании, тратите на геологоразведку пять миллионов долларов и сразу ставите себе на убыток, вы закопали эти деньги в землю. А у нас еще налог нужно заплатить с этих сумм. Нелогично? Нелогично, потому что недропользователи его не платили ранее, а раньше не было НДС на разведку, его ввели только с 2009 года. Было сложно, недропользователь должен был прийти, доказывать инспектору о том, что он действительно геологоразведку проводил, все это нужно было проверять, ездить иногда, ходить, сверку делать для возмещения. Не стали мучаться, взяли и отменили возмещение затрат по НДС в геологоразведке. То есть не всегда были возможности и желание заниматься сложными вопросами администрирования налогообложения. Поэтому понятно, обеспечение доходной части бюджета очень важно, и желание побыстрее собрать налоги естественно, но мы не должны приводить к некомфортным экономическим условиям недропользователя. Мы должны найти баланс интересов, вот этим сейчас мы занимаемся. Очень много предложений по налогообложению недр, я думаю вам министерство по нацэкономике подробно расскажет, есть отдельные группы, мы в них участвуем. Как отраслевики мы ратуем за геологические, юниорные компании, недропользователей, поэтому мы стараемся максимально условия для них учесть в нашем Кодексе.
— Сейчас иностранные компании, которые работают в Казахстане, например, Iluka Resources, RioTinto, там тоже они какие-то гарантии получили, или через «Казгеологию» они работают? Если они что-то откроют, например, большое медное месторождение в Карагандинской области, то каким образом они будут реализовывать свое право на недропользование?
— А у них уже контракт есть. Они в партнерстве с «Казгеологией» совместно работают. «Казгеология» даже выполняет их подрядные работы. То есть «Казгеология» уже стала серьезной организацией: закупила оборудование современное, привлекла технологии аэрогеофизические, которые были самые лучшие у канадской фирмы. Так что у Rio Tinto не было необходимости что-то привозить, она закупила услуги здесь, часть услуг для нее выполняла «Казгеология». Но и появились казахстанские компании с высоким качеством работ, тоже стали для Rio Tinto подрядчиками. Австралийская компания работает в рамках контракта, на все что она найдет будет исключительное право на переход к этапу добычи.
— То есть сейчас, если хочешь вести геологоразведку, нужно работать или через «Казгеологию» или же тендеры, то что по бюджету выделяются?
— Здесь видите как, для многих компаний крупных мировых есть очень много местных вопросов. Это оформление земельного участка, взаимодействие с госорганами, экология, ЧС, местное население и так далее. Для этого конечно иметь партнера в лице национальной компании очень удобно, и это практика по всему миру. Японские национальные компании заходят в другую страну, преодолевают все бюрократические барьеры, оформляют контракты, доводят проекты до высокой степени готовности – и лишь после этого передают их японским же частным компаниям. То есть национальным компаниям за рубежом легче договориться с госорганами на официальном уровне, и получить контракт, а потом бизнес входит. А здесь Rio Tinto самостоятельно, без государства пришло в Казахстан. Национальная компания «Казгеология» обеспечит заключение контракта, оформление необходимых документов, полного пакета для начала работ, а Rio Tinto выполняет, она в этом плане профессионал.
— CRIRSCO и ГКЗ (государственная комиссия по запасам – ред.) как будут вместе идти в Кодексе?
— Вместе не будут. Будет переходной период, когда будет еще ГКЗ, мы же гарантируем стабильность наших контрактов. То есть те контракты, которые не захотят переходить на новые условия, они могут остаться на старом законодательстве на гарантированных условиях и для их обслуживания, конечно, ГКЗ будет сохранено.
— До какого срока примерно?
— Думаю, что после принятия Кодекса максимум три года. После этого мы будем стремиться к полному переходу. Это удобно, саморегулируемые организации уже созрели у нас для того, чтобы полностью на себя эту функцию взять. Бизнес заинтересован, не будет необходимости постоянно перепроверять. К примеру, такая ситуация сложилась, вы банк, я пришел к вам за кредитом. Вы перепроверяете запасы, ГКЗ перепроверяете. Завтра пошли на биржу – биржа перепроверяет, частные инвесторы, все перепроверяют, так как есть элемент недоверия. Действительно переходный период, старые системы подсчета запасов, где-то советский подход, несовершенство нашего законодательства породили моменты, когда демонстрируются не совсем достоверные запасы, по которым принимались инвестиционные решения. Когда недропользователи-инвесторы обожглись на этом деле, то они начали тщательно проверять всю информацию, в том числе старую. Вы же знаете, что в любом бизнесе есть недобросовестные люди, которые задействуют мошеннические схемы. Эта новая система позволит это все исключить. Основную роль будет играть компетентное лицо. Он будет получать за это хорошее вознаграждение, это во всем мире они получают. Лицо это большого уровня профессионал, он дорожит своей репутацией, работой и он персонально подписывается под отчетом. То есть брендовые люди в геологии несут ответственность за подсчет запасов. Он может выступать консультантом, в зависимости от желания, но если компетентное лицо ошибется, то его саморегулируемая организация исключит навсегда. Он больше никогда не сможет этой работой заниматься. Он никогда не сможет получать большую зарплату за свою работу. А это тоже очень выгодное дело, на это и идет расчет.
— Когда закончится обучение компетентных лиц в рамках внедрения CRIRSCO?
— В рамках переходного периода оно должно закончится. Сейчас уже некоторые получают сертификаты, самое главное, они должны быть подтверждены международной организацией. А если наши, например, эксперты будут не такого высокого качества или не захотят, или будут по ценам заламывать, то у человека всегда есть возможность закупить эту услугу у международных экспертов по подсчетам. Также как сейчас международные эксперты большие деньги выставляют нашим, и практически эти деньги уходят из Казахстана на вот эти подтверждения запасов, то они могут теперь остаться в Казахстане. То есть наши компании, наши люди, граждане смогут обеспечивать аудит запасов на международном уровне.
— Галым Нуржанов(глава АО НК «Казгеология» -ред.) говорил, что закупается сейчас лаборатория, то это получается на ней будет анализ проводиться.
— Да, это составная часть.
— Они сами будут закупать или здесь будет бюджетное финансирование?
— Здесь будет государственно-частное партнерство, наверное. Видите, самое главное в лабораториях, когда вы сдаете пробы, вы ее шифруете, так далее, для чего, для того, чтобы не было элемента подтасовки. Потому что можно пробу позолотить, содержание золота будет высокое и скажут, что открыли гигантское месторождение, хотя это неправда. Поэтому там целая система создана. И эта система должна быть международно признана. Лаборатории, которые есть у нас в Казахстане, они, к сожалению, не могут обеспечить то, чтобы их лабораторные исследования на бирже признавались. Поэтому наши вынуждены вывозить в лабораторию в Кыргызстане, там есть международно признанная лаборатория, в Россию, в других местах, где это делают. А у нас в Казахстане минерально-сырьевой комплекс — это базовая отрасль в стране, новые отрасли только появляются, развиваются. И у нас нет лаборатории, как так, все наши лабораторные образцы, керны вывозятся за рубеж, это неправильно. Если вы не планируете на биржу, то, конечно, вы здесь можете сделать лабораторный анализ, поставить на государственный баланс, начинать добычу. Но если вы хотите найти серьезного инвестора, то вам нужно получить международную экспертизу, провести свои запасы через международные лаборатории, где существуют все системы для исключения некачественного и недостоверного анализа.
— Лаборатория будет финансироваться совместно с центром геологии со стороны ТНК, которые будут работать совместно с «Казгеологией»?
— В мире такие геологические центры формируются в кластерах, то есть концентрируется наука, потому что вот в кластерах можно внедрять новую технологию, там НИОКР, все вместе развивается. У нас есть свободная экономическая зона ПИТ «Алатау» под Алматы на 160 гектар. Там есть достаточно места с инфраструктурой, подготовленной государством, для того, чтобы мы разместили наш инновационный кластер по геологии. Такие центры есть в США, где заняты 8 600 человек, в Турции – 3200, во Франции – 2000 человек. Для нас, для Казахстана этот вопрос назрел, для этого все условия созданы, и мы его планируем создать.
— По интерактивной геологической карте — когда она будет закончена?
— Интерактивная карта позволит узнать свободность территории, оформить покупку геологической информации, здесь же можно будет подать заявку на лицензию. Вся интерактивная карта будет запущена с Кодексом. Ее ТЭО уже сейчас разрабатывается, ее будет делать «Казгеология», может быть в ГЧП, а может быть самостоятельно, сейчас вопрос решается.
— То есть она еще не окончена, говорили, что на 60% данные там не внесены, есть жалобы представителей компаний ГМК.
— Да, то есть та карта, которая сейчас есть, она на полуальтруистических основаниях сделана, недропользователи помогали, свою информацию систематизировали. Наша карта должна быть интегрирована в электронное правительство. Она должна быть полностью закреплена в нашей системе координат, должна иметь четкую привязку к местности, потому то в последующем будет привязка контрактных территорий к земельным участкам, такую работу по инвентаризации земельных участков отдельно проводит министерство сельского хозяйства с акиматами. Мы проводим на республиканском уровне в части геологии, в части недр, понятно, что везде нельзя без земельного участка осуществлять. Поэтому в перспективе вся эта карта будет полностью обеспечена необходимой информацией.
— Ликвидация рудников, переработка техногенных минеральных образований (ТМО), водопользование, как это будет регулироваться Кодексом?
— Все эти проблемы будут отражены в Кодексе. По ТМО будет отдельный раздел, по ликвидации там будет самый лучший международный опыт и Чили взяли, Всемирный банк нам подготовил по этому вопросу заключение. Это все будет учтено.
— По старательской добыче, как она будет регулироваться после недавних событий на «Казахалтын»?
— Старательская добыча будет предусмотрена сроком на один год. Ее будет очень легко получить. Мы полностью дадим возможность всем существующим «черным» старателям на законных основаниях осуществлять работы, платить налоги и тот доход, который они будут получать – он будет абсолютно законный. Потому что вы знаете, сейчас такая проблема есть. Бывает один старатель, он старатель в четвертом поколении, у него семья, работают два-три человека. Оформление контрактов за 18 месяцев, участие в аукционе – это непосильный труд для них. Они берут сезонную лицензию и все, отрабатывают участок, выполняют нормы, экологические требования и так далее. Поэтому этот вопрос будет упрощен. В советское время было старательство, оно обеспечивало от 30 до 40% добычи зачастую в рудниках, артели создавали. Мы все это, к сожалению, сейчас утеряли именно в юридическом плане. В практическом плане оно где-то есть. Есть такие компании полуартельные и из этого типа, но на самом деле это большой рынок. Он может обеспечить несколько тонн прироста золота в год.
— Министр заявил на совещании правительства о новом аукционе на месторождения на следующий год. В следующем году какие интересные месторождения будут выставлены, какой металл и содержание там будет?
— Аукцион абсолютно прозрачная система, кто больше дал. Месторождения, открытые в советское время практически все законтрактованы. Сейчас идет добыча, государство получает налоги, люди работает. Но запасы же потихоньку иссякают, нужны новые. Поэтому практически по основным видам полезных ископаемых все что было уже на госбалансе, оно находится на разработке, поэтому нужны новые. В итоге аукцион будет на 90% посвящен новым участкам геологоразведки, поэтому аукцион будет в основном на геологоразведку.
— Сколько месторождений будет выставлено с продажей права на геологоразведку?
— Планируем сто, это все твердые полезные ископаемые. Но в основном – геологоразведка.
