Уже много лет руководителя проектного института «Казгипроводхоз» Анатолия Рябцева относят к числу наиболее авторитетных специалистов в области распределения водных ресурсов. Достаточно сказать, что к его мнению прислушиваются не только в странах Центральной Азии, но и в России, и в Китае. Несмотря на свою занятость, он без колебаний согласился ответить на вопросы «Къ», сделав в процессе нашей беседы сразу несколько сенсационных заявлений.
– Анатолий Дмитриевич, не раз говорилось, что в Казахстане – с точки зрения управления водными ресурсами – есть несколько проблемных регионов: Арал, ситуация вокруг рек Иртыш и Или, ну и Каспий, на который пока мало обращают внимание. Изменилась ли ситуация?
– Каспием, надо заниматься, но пока он более стабилен в части обеспечения устойчивости отметок воды. У него есть периоды и подъема, и снижения уровня воды, поэтому мы и говорим, что Каспий дышит, но сейчас все пока стабильно. Хотя через 5–8 лет ожидается, что уровень Каспийского моря начнет понижаться. Это будет очень неприятная ситуация, поскольку вода станет уходить с отмелей северного Каспия, где у нас Атырауская зона, обнажая большие площади морского дна. Но ещё неприятнее, когда после проведения мелиоративных мероприятий вода начинает наступать. Мы уже столкнулись с такой проблемой. В 1995–1996 годах у нас возникла огромная проблема – уровень Каспия начал резко подниматься. Были построены дамбы, велись работы по сохранению городского хозяйства Атырау от подтопления грунтовыми водами, а потом Каспий сам отступил. С того момента наблюдается определенная стабильность.
– То есть поведение Каспия можно предсказать?
– Совершенно верно. Я недавно читал одно мнение, что пора бить тревогу: через 75 лет Каспия уже не будет. Сильно сомневаюсь. Все-таки 75 лет – это слишком короткий срок для таких больших водоемов, как Каспийское море. Но вот другая проблема, которая ожидается в ближайшее время, очень серьезна. Есть опасность потерять Балхаш из-за большого забора воды китайской стороной.
– Вы о том, что Китай на своей территории построил на реке Или множество плотин, от которых идут многочисленные ирригационные каналы?
– На сегодняшний день китайская сторона проводит огромный комплекс мероприятий, связанных с реконструкцией и новым строительством инфраструктурных объектов для орошения земель. Сегодня площадь орошаемых земель в Синьцзян-Уйгурском автономном районе составляет 4,6 млн гектаров. Можете себе представить?!
– А сколько на нашей стороне?
– У нас на всю страну – 1,3 млн гектаров. Это на сегодняшний день. А когда-то было 2,3 млн гектаров. Миллион мы потеряли из-за распада совхозно-колхозной системы. Сегодня президент поставил задачу дополнительно ввести в эксплуатацию 610 тысяч гектаров орошаемых земель к тем, которые были.
– Да, но где воду взять, если Китай ее забирает?
– Земли можно восстановить даже с учетом существующих проблем. Сегодня появились новые технологии – это капельное орошение, машинные виды орошения, благодаря которым мы имеем серьезную экономию водных ресурсов. Поэтому здесь, я думаю, проблемы не будет. Другой разговор, что из восьми имеющихся речных бассейнов в Казахстане, в двух складывается достаточно тревожная ситуация.
– Надо понимать, что помимо Или речь и об Иртыше?
– Все верно. Мы говорим об Иртыше и Или. Эти две реки, между прочим, относящиеся к числу крупнейших в нашей стране, полностью зависят от наших соседей. Хотя мы говорим, что Иртыш, например, получает из Китая объем в 9 кубометров в год, а мы имеем 36 кубокилометров, то есть 27 формируется на территории Казахстана, но, тем не менее, любой отбор воды китайской стороной в верховьях, серьезно сказывается на потребителях в низовьях. Уже сегодня река Иртыш от Семея до Омска превратилась в ограниченно-судоходную артерию.
– Ранее была полностью судоходной?
– Еще 40 лет назад. Сегодня большие суда и баржи, которые возили уголь, лес и инертные материалы на Иртыше уже редко можно встретить. Прежнего потока грузоперевозок нет. Причина – в скудости стока реки. И здесь надо учитывать еще один важный момент: активный рост нашей столицы Астаны. Уже миллион человек в ней проживает, а вокруг развивается конгломерация сельскохозяйственных и промышленных предприятий, которые будут увеличивать водопотребление.
– А Астана для своих нужд берет воду из Ишима?
– Конечно! Кроме того, канал Иртыш – Караганда обеспечивает водой как Караганду, так и Астану. Там есть у нас дополнительный канал, по которому мы в маловодный период по трубопроводу подаем воду до столицы, подпитывая Ишим. Сейчас мы еще разработали проект, который позволяет увеличить поставки воды в нуждающиеся районы Центрального и Северного Казахстана объемом до одного кубокилометра в год. Естественно, осуществляться они будут через Астану. То есть будущее будет за увеличением водопотребления.
– Помнится, что ранее с китайской стороной были достигнуты договоренности о заборе воды из Иртыша в объеме не более двух кубокилометров в год. Они действуют до сих пор?
– По этому вопросу работа ведется постоянно. Есть специальная комиссия, есть рабочие группы. Но результаты, достигнутые за последние почти два десятка лет, очень скромные. Мы заключили несколько соглашений, скажем, по безопасности, по качеству воды, но вопрос по количественным показателям остается открытым до сих пор. Китайская сторона не гарантирует нам определенный объем воды. На деле интенсивный отбор воды из Черного Иртыша достиг объемов более трех кубокилометров в год.
– Вот как! А как же договоренность – не более двух кубокилометров…
– Да. К тому же у Китая уже построена инфраструктура. О чем это говорит? Судя по поступающей информации, у них есть цель обеспечить – отъем воды только по построенным инфраструктурным объектам в объеме до пяти кубокилометров.
– И чем это грозит Казахстану?
– В первую очередь – серьезным снижением уровня воды в Иртыше.
– То есть, о судоходстве можно будет вообще забыть?
– Это само собой разумеется. Появятся проблемы и на озере Зайсан, что отразится на экологической составляющей нашей страны, ведь будет снижение поступления воды в этот водоем на один кубокилометр.
– Зайсан может обмелеть?
– Однозначно. Второе – есть проблема отсутствия трехсторонних переговоров по вопросу Иртыша между Китаем, Казахстаном и Россией. Садиться за стол переговоров отказалась китайская сторона. Да, есть точка зрения, что в Казахстане воды хватает, а потому нет смысла втроем обговаривать проблему реки Иртыш. Но существует международная практика, которой надо следовать. Примеры тому – трансграничные реки Меконг и Дунай. Там все страны садятся и договариваются по всем спорным вопросам. Но у Китая иное мнение, у него уже выработана модель: мы разговариваем с Казахстаном, а Казахстан пусть в свою очередь ведет переговоры с Россией.
– То есть делиться водой в соответствии с международной практикой они не хотят?
– Ну так делить на двоих всегда проще, чем на троих. Поэтому перспектива подписания договора о вододелении между тремя странами сейчас стоит под очень большим вопросом.
– Надо понимать, и по Или договоренности с Китаем пробуксовывают?
– Естественно. Хотя таких серьезных проблем, как с Иртышом по Или мы не испытываем: орошаемые земли водой обеспечиваются, более-менее регулярно наполняется и Капчагайское водохранилище. Бывают, правда, сбои. В позапрошлом году Капчагай страдал от того, что не было воды, а в прошлом – было столько воды, что стало топить насосные станции. Такие перепады не могут быть приятными. При этом, к сожалению, мы мало занимаемся изучением проблем Балхаша.
– Мне доводилось слышать версию, что если с Китаем не договориться, то в процессе обмеления Балхаша может произойти отделение пресноводной части этого озера от соленой.
– Надеюсь, что до этого не дойдет. Потому что если это произойдет, то мы получим депрессивную ситуацию в регионе, схожую с тем, что сейчас наблюдается на Арале. То есть, если снижается глубина водоема – растет температура водной поверхности, ведущая к многократному увеличению испарения. В этом случае притоки уже не способны восполнить потери воды. И когда весь этот процесс переходит критическую черту, вместе с серьезными изменениями водного баланса неизбежно возникают и масштабные экологические проблемы. С Балхашом этого категорически нельзя допускать.
– Неужели в Китае не понимают, что если Балхаш обмелеет, то проблемы неизбежно появятся и в том же Синьцзяне?
– Китайцы, конечно, понимают. Но у них на первом плане сегодня стоит экономика. Поэтому они пока не особо задумываются о последствиях.
– После нас хоть потоп?
– В настоящий момент видится именно такой подход. Хотя история Арала должна быть для всего мира очень поучительна. С 60-х годов прошлого столетия, когда стали активно осваивать притоки Аральского моря – Амударью и Сырдарью, он изменился катастрофически. До середины 80-х Арал еще можно было спасти, сократив посевы влаголюбивых культур с одновременным регулированием подачи воды, либо реализовать проект по переброске части сибирских рек. Но горбачевская перестройка и последующий распад СССР все эти проекты сделали невозможными.
– Вы считаете, что переброска сибирских рек была хорошей идеей?
– Знаете, если бы проект переброски рек был бы реализован, то сейчас все было бы нормально. Сегодня он невозможен, поскольку появляются вопросы: а кто будет платить, кому эта вода нужна, как это отразится на экологии. Но ведь над этим проектом работали свыше 20 научно-исследовательских институтов. И если бы эту идею воплотили в жизнь, то для Казахстана и стран Центральной Азии вреда никакого не было бы. Напротив, только польза была бы. Во всяком случае для Арала – точно.
– Но теперь-то все эти проекты ушли в небытие. Вряд ли наши страны сумеют договориться и по вопросам сокращения посевов, и по переброске сибирских рек.
– Безусловно. Арал мы уже фактически потеряли. Тем более что в нашем регионе идет интенсивное таяние ледников.
– Так ледники все-таки тают?
– Да, сегодня они уменьшаются и достаточно серьезно. Данные последних исследований просто пугают. И если наблюдаемые процессы будут продолжаться с той же интенсивностью, что и сейчас, то наш регион может потерять и Сырдарью, и Амударью. К тому же нельзя забывать про Афганистан. Рано или поздно наступит время, что люди бросят оружие и возьмутся за мотыги. Такая программа, которая предусматривает активное использование ресурсов притока Амударьи – реки Пяндж, в этой стране уже существует. Как только начнется ее реализация, нашим странам, а вместе с ними и остаткам Арала, придется очень несладко.
– С Сырдарьей тоже вроде не все идеально. Есть, кажется, проблема со сбросом воды с Токтогульской ГЭС в Кыргызстане. Или не так?
– Эта проблема имеет свои корни в нашем прошлом. В советское время использовались рычаги единого управления водными ресурсами, когда была принята система взаимных поставок. Киргизия получала уголь, получала нефть, мазут и так далее, а работа гидротехнических сооружений, начиная от Токтогула, Кайраккума в Таджикистане и до Шардары на юге нашей страны, была предназначена для ирригационных целей. Сейчас в Бишкеке абсолютно не заинтересованы в сохранении воды для полива. Там заинтересованы в получении электроэнергии. А когда особенно она нужна? Зимой! Это когда потребность в ней в связи с особенностью климата нашего региона увеличивается. Они зимой с Токтогула сбрасывают воду, вырабатывая энергию, и эта вода уходит в Арал безвозвратно. Иногда даже минуя нашу перемычку, уходит в Большой Арал, который работает, как гигантская сковорода. В летнее время, когда Казахстану нужна вода для орошения, ее часто не хватает. Все потому, что Токтогул набирает воду для будущих энергетических нужд Киргизии. С приобретением независимости Бишкек перевел режим работы Токтогульского водохранилища с ирригационного на энергетический. Поэтому мы теперь все время вынуждены договариваться с Киргизией. В летнее время для того, чтобы киргизская сторона не накапливала, а продолжала сброс необходимой для нас воды, мы приостанавливаем поставки по ЛЭП-500 с ГРЭС-1 и ГРЭС-2 в Экибастузе и начинаем покупать электроэнергию у Киргизии. И, похоже, эта проблема будет решена еще не скоро.
– Недавно экс-президент Киргизии Аскар Акаев в одном из своих интервью заметил, что главное богатство их страны – это ледники и вода. И поскольку Киргизия находится у истоков нескольких важных рек, всем остальным странам, которые являются потребителями воды, она всегда может сказать «нет».
– Все верно. Такая же позиция у Таджикистана. У него Кайраккумское водохранилище играет роль контррегулятора. Но поскольку по своим объемам оно небольшое – около четырех кубокилометров, оно не сильно влияет на перераспределение воды. Наше Шардаринское водохранилище способно держать до 5,3 кубокилометра, но не может обеспечить низовья поливной водой. Поэтому строительство Коксарайского контррегулятора было абсолютно верным шагом. Он накапливает три кубокилометра, способен перехватить зимние паводковые воды с киргизского Токтогула и позволяет перераспределять воду реки Сырдарья в летнее время.
– Интересно, что будучи в Ташкенте, доводилось несколько раз слышать, что власти этой страны не очень довольны строительством Коксарая. Якобы, из-за него вода перестала поступать в Арнасайскую впадину, где у них чуть ли не заповедная зона.
– Они зря возмущаются, потому что первыми нарушили золотое правило гидротехнических сооружений. Шардара была спроектирована в советское время узбекскими специалистами. В соответствии с этим проектом, Арнасайское понижение является аварийным водосбросом для Шардаринского водохранилища. Такой момент наступил в 1969 году, когда пришел огромный расход. Если бы не Арнасайская впадина, Шардара прекратила бы свое существование.
– Снесло бы?
– Несомненно. Тогда бы и Туркестан, и Кызылорда оказались под водой. Благо сработал аварийный водосброс. В конце 2003 года, когда в регионе прошли обильные дожди и переполнились все основные водохранилища, они на своей территории построили дамбы, уменьшив нам сброс с 1500 кубометров в секунду до 500. То есть, нас поставили перед фактом,что мы не можем сбрасывать больше 500 кубов по аварийному водосбросу в Арнасай. Другие варианты: сбрасываем воду в Сырдарью и топим Кызылорду с Туркестаном, либо ждем прорыва плотины на Шардаре с еще большими катастрофическими последствиями. Мы тогда им сказали – будем строить Коксарай, а потом в течение почти шесть лет жили под стрессом: не дай бог, повторится история 1969 года. Им же стало обидно, что мы не стали сбрасывать воду в Арнасай, где у них начался процесс минерализации озерных систем. Поэтому теперь они ставят условия: мы не дадим вам реализовать второй этап регулирования русла Сырдарьи, пока вы не будете сбрасывать по 2–3 кубокилометра воды в год через Арнасай.
– Что это за второй этап?
– В рамках первого этапа регулирования русла реки Сырдарья мы построили порядка 10 объектов. Это плотина в Северном Аральском море. Это такие крупные гидроузлы, как Аклак, Айтек, Караозек. У нас, например, Айтек пропускал не более 450 кубометров в летнее время. Поскольку долгие годы воды не хватало, построили сооружение для отбора на орошение. А когда начались паводки, из-за него начало топить Кызылорду. Айтек находится по течению ниже. После проведенной реконструкции этот гидроузел стал пропускать до двух тысяч кубометров воды, теперь затопление из-за него Кызылорде не угрожает. И вот, благодаря займу Всемирного банка, мы через международный фонд спасения Арала начали разрабатывать второй этап по регулированию русла Сырдарьи.
– Как раз с его реализацией и возникли проблемы? И что планируется сделать в рамках второго этапа?
– Из-за позиции Узбекистана: Арнасай ему необходим. Мы же третий год топчемся на месте. Однако есть проект по восстановлению прудового хозяйства и рыбопитомников. Планируется возрождение всех дельтовых озер. То есть, мы сейчас говорим об эффективном использовании имеющихся в настоящий момент ресурсов. Уровень воды в нашей части Арала медленно, но растет. Поэтому на втором этапе предполагается также возведение второй плотины, которая появится в верхней части Северного Арала. За счет увеличения площади Северного Арала, Аральск можно будет вновь сделать портовым городом. И мне кажется, что с появлением в Узбекистане нового президента – Шавката Мирзиёева, который считается прагматичным человеком, – положительное решение по второму этапу будет найдено.
– Что же, будем надеяться, что консенсус действительно будет найден, и близ Аральска снова появится море.
