Ставший в феврале этого года председателем правления АО «Казына Капитал Менеджмент» Аскар Достияров одной из стратегических задач на новом посту определил содействие развитию рынка прямых инвестиций (private equity) в стране. Собственно, эта задача изначально и ставилась перед компанией на момент ее создания, но потом «Фонд фондов» благополучно ушел в рутинное извлечение прибыли из уже проинвестированных с его участием проектов. О том, как сейчас команда ККМ реанимирует возвращение к основной своей задаче, глава компании рассказал в интервью «Къ».
– Аскар, не расскажете, с чем связан Ваш приход в новую компанию?
– Причина, по которой я пришел в «Казына Капитал Менеджмент» – это отрицательные результаты финансовой деятельности по итогам 2016 года. До этого я работал управляющим директором холдинга «Байтерек», который является единственным акционером «Казына Капитал Менеджмент», и меня направили сюда, чтобы я разобрался в причинах низких показателей, разработал и реализовал план по улучшению деятельности «Казына Капитал Менеджмент».
При этом помимо непосредственно операционной деятельности, были вопросы к бизнес-модели: насколько она активна, насколько компания эффективна с точки зрения реализации своей миссии.
– И что же Вы увидели? Каковы были результаты?
– По состоянию на февраль 2017 года или за десятилетний период своего существования, ККМ было создано 12 фондов прямых инвестиций. У них был мандат финансирования в проекты как в Казахстане, так и за пределами нашей страны.
С чем я столкнулся? Во-первых, надо было разобраться, 12 фондов за 10 лет – это много или мало. Во-вторых, нужно было понять, насколько правильно используются ресурсы, находящиеся в распоряжении фондов. Ну и самое главное – какое влияние оказывает ККМ на развитие рынка private equity в стране.
Помимо стратегических задач на повестке также были открытые вопросы операционной деятельности и эффективного взаимодействия с нашими партнерами и управляющими компаниями в рамках существующих фондов: низкая инвестиционная активность, слабый мониторинг, отсутствие системного подхода по управлению и администрированию, слабая база данных по новым инвесторам.
Это все то, с чем мы начали работать весной этого года.
– Как обстоят дела на сегодняшний день?
– Прошло девять месяцев с момента, как я пришел в компанию, и по финансовым и операционным результатам объективно можно увидеть улучшение. Мы стартовали с неудовлетворительных результатов первого квартала, но по итогам второго и третьего кварталов этого года, ККМ достиг перевыполнения по всем плановым показателям.
В частности, инвестиции ККМ в фонды прямых инвестиций за 9 месяцев 2017 года составили 4,1 млрд тенге при плане 979 млн тенге. За этот период фонды с участием ККМ профинансировали проекты в сфере автоматизации и роботизации, медиа-индустрии, обрабатывающей промышленности и других отраслях. Это позволило компании увеличить наш инвестиционный портфель до 66 млрд тенге, что на 6 млрд тенге выше планового показателя. Чистый доход за 9 месяцев 2017 года составил 4,2 млрд тенге при плане 1,5 млрд тенге, то есть превысил планируемый уровень почти в 3 раза. При этом в 2016 году компания была в убытке, который составлял 2 млрд тенге. В целом, думаю, что до конца года мы сохраним положительную динамику по всем параметрам – это и инвестиционная деятельность, и показатели чистой прибыли, и привлечение новых инвестиций.
– О каких новых инвестициях идет речь?
– За последние несколько месяцев приняты корпоративные решения о создании трех новых фондов, общая капитализация которых составит порядка $600 млн. Один из них мы уже запустили – это совместный фонд с Банком Развития Казахстана с капитализацией 33,5 млрд тенге ($100 млн).
По другому фонду в начале ноября состоялась рабочая поездка в Пекин и Гонконг, где мы встретились с частными инвесторами и государственными компаниями. До поездки в Китай мы проводили переговоры с тремя потенциальными инвесторами. По результатам встреч, нам удалось заинтересовать еще двух крупных игроков, что позволит увеличить капитализацию фонда с $300 млн до $400 млн. Более того, мы достигли договоренности о том, что в казахстанские проекты будет инвестировано не менее 75% средств фонда, хотя до этого речь шла о 50%. Это победа для нас. Сейчас мы уже вплотную работаем над созданием фонда.
Третий фонд мы создаем с пулом местных и иностранных частных инвесторов. Сейчас они уже подтвердили готовность быть нашими партнерами. Хочу отметить, что этот фонд тенговый (33 млрд тенге), что делает его привлекательным для казахстанских предприятий как источника долгосрочных инвестиций.
О чем это говорит? Или 12 фондов за десять лет, или 3 фонда за 9 месяцев – мне кажется, разница налицо. Если делать абсолютное сравнение, то текущая динамика в три раза выше исторической.
– А что происходит с существующими фондами?
– Мы пересмотрели наши взаимоотношения с управляющими компаниями по существующим фондам. Как инвестор, ККМ начал задаваться новыми вопросами. Например, по фондам с низкой инвестиционной активностью мы детально изучаем их деятельность и помогаем управляющим компаниям ее активизировать. В случае, если мы не видим положительной динамики, поднимается вопрос о перераспределении денег в другие – более эффективные – фонды.
Кроме этого, нам удалось существенно снизить расходы по управлению такими фондами. Если раньше их годовая комиссия за управление составляла от 2 до 2,25% от размера фонда, то теперь мы ее снизили до 1,5–1,85%. Кстати, по новому фонду с китайскими инвесторами, комиссия за управление будет составлять не более 1,5%. Это существенно ниже общепринятой мировой практики – 2–2,25%.
У меня по жизни есть принцип: «Бойся не больших расходов, а маленьких доходов». Поэтому мы не пересматриваем комиссии по эффективным фондам. Эффективность измеряется не только количеством проектов, но и умением находить и создавать прибыльную инвестицию.
– Почему у существующих фондов низкая активность?
– В числе объективных причин можно отметить наличие хорошо развитого банковского финансирования. Оно позволяло бизнесменам обращаться в банки, получать необходимый объем кредитования и финансировать свой рост без привлечения инвестиций в капитал. Кроме этого, наши бизнесмены в целом не привыкли пускать кого-то в капитал, т. к. есть определенное непонимание инструмента private equity и роли фонда в качестве инвестора. Это осложняло работу управляющих компаний по поиску инвестиций. Сделки с участием private equity фондов были, но сказать, что в Казахстане такая форма инвестирования прижилась и получила популярность, нельзя. Плюс к этому несколько девальваций национальной валюты, глобальный финансовый кризис и, как следствие, недостаток интересных инвестиций.
– Не был ли преждевременным приход фондов прямых инвестиций в Казахстан?
– В середине 2000-х годов в Казахстане уже была развита банковская система, активно функционировал фондовый рынок. Следующим естественным шагом было развитие рынка private equity. Создание «Казына Капитал Менеджмент» в 2007 году было своевременным и правильным решением, которое позволяло создать экосистему для применения инструмента private equity. В ее рамках должна была сформироваться критическая масса профессионалов, которые знают, как создаются фонды, как ими управлять, как правильно осуществлять инвестирование и выходы из проектов.
– И насколько развит рынок private equity сегодня?
– На начало 2017 года нами идентифицированы более 20 крупных участников рынка private equity, общий объем частных инвестиций которых оценивается в сумму более $24 млрд. Они разделяются следующим образом: family-офисы и бизнес-конгломераты, международные институциональные инвесторы, квазигосударственные фонды, фонды прямых инвестиций. По стоимости активов под управлением превалируют family-офисы и бизнес-конгломераты – это 95% от общей стоимости рынка. Однако, несмотря на капитализацию, у нас нет развитого рынка private equity, в связи с отсутствием большого количества независимых игроков.
Например, помимо фондов ККМ, мы видим ряд российских фондов или фондов дальнего зарубежья, которые рассматривают и заходят в казахстанские проекты, но их не так много, чтобы утверждать, что у нас есть и работает сегмент рынка фондов прямых инвестиций.
– Почему?
– Когда создавался ККМ, мне кажется, было два сценария развития событий. Согласно первому из них, ты имеешь капитал, который полностью инвестируется в создание ограниченного количества фондов. После этого ты успокаиваешься, занимаешься администрированием и ожидаешь выходов из проектов. Если бы мы были частной структурой, это было бы нормально.
В рамках второго сценария у тебя есть достаточный капитал для создания критической массы игроков на рынке private equity для его дальнейшего самостоятельного развития.
Как институту развития, ККМ не удалось создать такую экосистему, т. е. компания развивалась по первому сценарию: проинвестировала все деньги, создала 12 фондов, и теперь занимается администрированием. И по сути, мне кажется, в какой-то момент компания ушла в какой-то спящий режим.
– Чтобы вывести ее из этого спящего состояния, нужны какие-то новые вливания, и как акционер к этому относится?
– В целом вливания нужны, но обращаться сейчас к акционеру за новыми деньгами считаю неправильным. Поэтому было решено поменять бизнес-подходы: перераспределить средства, активизировать деятельность существующих фондов, создавать новые фонды с минимальным участием ККМ, искать другие направления для развития рынка private equity.
К примеру, в рамках созданного с Банком развития Казахстана совместного фонда предусмотрено привлечение 33,5 млрд тенге на рынок private equity, из которых 97% выделяются со стороны БРК. В результате наших инициатив рынок получил дополнительную инвестиционную ликвидность, а Банк развития – возможность предложить своим клиентам новый продукт и повысить bankability своих проектов.
– Это наверняка сопровождается критикой …
– Не критикуют того, кто ничего не делает. С этой точки зрения мы относимся к любой критике положительно. Приведу один пример, зачем был создан фонд БРК-ККМ.
Как институт развития, БРК активно осуществляет проектное финансирование. Это проекты, часто реализуемые с нуля. До запуска у проекта нет денежных потоков. Банк готов предоставить ему льготный период на выплату процентов. Однако начисленный процент должен быть обеспечен залогом либо капиталом по требованию банка. Это один из примеров, когда экономически привлекательным проектам с твердыми offtake-контрактами банк говорит «нет». Для расширения «узкого горлышка» и был создан этот фонд, который может входить в капитал таких проектов.
Бизнесмен должен выбирать, что для него важнее – или быть единственным собственником бизнеса без роста, или привлечь инвестора в проект, который повышает стоимость его бизнеса.
Для Фонда и Банка риски минимизированы. Это и есть синергия двух институтов развития. Наш фонд-менеджер знает, что это проект Банка развития Казахстана. По проекту есть план финансирования, этот проект будет введен в эксплуатацию и будет производить продукцию, по которой есть твердые offtake-контракты.
– Это все ваши инициативы, или вы намерены предложить рынку что-то еще?
– Это своего рода «ручные» инициативы. Мы выявили еще несколько факторов, на которые стоит обратить внимание. Переговорив с существующими фондами, мы выяснили, что зачастую инвесторы «бегают» за одними и теми же активами в нашей стране. Поэтому рынок тоже не развивается. Предприятий, требующих вложений, в стране много. При этом фонды не готовы заходить в проекты, по которым непонятна стратегия выхода.
Изучив международный опыт, мы пришли к выводу, что помимо вышеуказанных причин, рынок private equity также в значительной степени зависит от развитости фондовых рынков – как на этапе привлечения инвестиций, так и на этапе выхода из проектов. Низкий уровень развития финансовых рынков в Казахстане препятствует привлечению международных частных и институциональных инвесторов. Отсутствие некоторых компонентов, таких как торговые площадки для малого и среднего бизнеса, вторичного рынка для фондов private equity, а также чрезмерные законодательные требования на фондовом рынке, ограничивают доступ к private equity со стороны широкого круга компаний.
Для развития рынка private equity мы обсуждаем с фондами разные альтернативы по предоставлению выходов из проектов – это отдельная торговая площадка для МСБ на базе фондовой биржи, внебиржевой рынок и рынок специализированных ПИФов (паевых инвестиционных фондов).
В декабре этого года у нас будет круглый стол с участием представителей Казахстанской фондовой биржи, нескольких брокеров, наших fund-менеджеров, бизнесменов, где мы хотим все эти предложения обсудить: какая из этих альтернатив наиболее приемлема для всех. Если результаты этого круглого стола будут положительными, то мы попробуем что-то сделать в 2018 году.
– Проходила информация, что для размещения на Гонконгской бирже в качестве пилотов будут отбираться какие-то казахстанские компании…
– Это еще одна инициатива, которая родилась во время нашей поездки в Гонконг. Мы попросили наших партнеров организовать нам встречу с руководством Гонконгской фондовой биржи и инвестиционными компаниями. В итоге мы с ними договорились, что попробуем реализовать пилотный IPO на базе Гонконгской биржи одной-двух казахстанских компаний с участием наших фондов. Если у нас получится, то в будущем у fund-менеджеров будет еще одна возможность выходить из проектов.
По Гонконгской бирже у нас есть long list потенциальных проектов, которые подходят по параметрам. Теперь мы ожидаем, что fund-менеджеры и собственники проектов обеспечат обратную связь и подтвердят свою заинтересованность. Как только они это сделают, мы высылаем этот long list в Гонконг нашим коллегам, они делают анализ и дают свое заключение – по каким проектам они готовы работать.
По сути, мы выступили в роли посредника для всех участников этого возможного взаимодействия, то есть наше содействие развитию рынка может быть разным. Все-таки это не наша ниша, но мы хотим помочь, выходим за пределы своего мандата.
– И какими силами все это осуществляется?
– ККМ – это всего 24 человека. Это маленькая компания с небольшим штатом, управляющая большим портфелем проектов. С учетом того функционала, который делает наша структура, новых инициатив, КПД наших сотрудников просто зашкаливает даже по меркам частного бизнеса.
– У Вас лично остается время на что-то, кроме работы при этом?
– Я стараюсь находить время для занятий спортом. Например, хожу в боксерский клуб. Это клуб для «белых воротничков», это не совсем фитнес, но и не бокс в так называемых «черных залах». Мне нравятся мои занятия боксом – ты фокусируешься на тренировке, потому что если думаешь параллельно о чем-то еще, обязательно пропустишь удар. Бокс – это своя философия, это умный вид спорта. Тут не важно, сколько пропустишь ударов, главное – не оставить их без ответа. Важно не только то, кто как подготовлен физически и функционально, но и кто кого переиграет. Этим бокс мне нравится, этим он интересен. Это победа не только за счет агрессии и нахрапа, это победа за счет выбора правильной стратегии. Все, как и в жизни.
Побед Вам на всех поприщах и спасибо за интервью.
