В конце февраля текущего года все СМИ страны сообщили, что известный режиссер Ермек Турсунов возглавил Союз кинематографистов Казахстана. Это была сенсация. Ведь с начала 2000-х годов Ермек Турсунов неоднократно заявлял, что не желает связывать себя какими-либо должностями. О причинах, заставивших одного из мэтров казахстанского кинематографа пойти на столь неожиданный шаг – в его эксклюзивном интервью «Къ».
– Ермек Каримжанович, председатель Союза кинематографистов – это должность политическая? Раньше она точно была таковой, а как обстоят дела сейчас? Есть какая-либо зависимость от государства, имеются ли какие-нибудь установки от властей или теперь все сводится к некой общественной нагрузке?
– Все эти творческие союзы – Союз писателей, Союз композиторов, Союз художников или Союз дизайнеров – сегодня являются аморфными структурами. Тот самый случай, когда можно сказать, что пациент скорее мертв, чем жив.
– Тем не менее, Вы же решились пойти на этот шаг. Кстати, эта должность ведь выборная?
– Да, выборная. Было несколько кандидатов. У каждого была своя программа. То есть нормальная конкуренция. Я впервые участвовал. Хотя несколько лет назад руководство Союза кинематографистов – Игорь Александрович Вовнянко, Сламбек Тауекел и другие мэтры нашего кино – уже предлагали мне поучаствовать в таких выборах. Но тогда я не согласился, потому что считал и считаю, что творческие союзы отжили свое время. Да, когда-то при Советском Союзе они были солидными и влиятельными организациями. Это были действительно союзы творцов. Сегодня все эти союзы лежат на боку.
– Это правильно или не совсем?
– Здесь вопрос не в том, что правильно или неправильно. Это так сложилось. Может, в памяти большинства людей так и осталась их значимость. Звучно же – Союз кинематографистов или Союз писателей! Некое особое сообщество профессионалов! Но, к сожалению, все они утратили былые позиции. У того же Союза кинематографистов из-за многочисленных скандалов в последние годы, которые просочились и в прессу, нет уже ни влиятельности, ни веса в обществе. Все это надо возрождать, возвращать доверие. И теперь состоялся съезд. На этом съезде были дебаты.
– Настоящие дебаты?
– Да-да, конечно! А после дебатов было объявлено открытое голосование. Подчеркиваю – открытое!
– Несколько рискованный ход.
– Рискованный? Нет! Мне кажется, что это максимально честный тип голосования.
– Так можно видеть, кто «за», а кто «против»?
– У Довлатова где-то есть: «Идем голосовать? Нет, идем вычеркивать друг друга». Так что все было открыто. При этом не было такого, чтобы я рвался, просил дать мне должность председателя. Тем более я уже давно отошел от всяких там общественных баталий.
– Вот это как раз и удивляет! Вроде последние 15, а то и даже 20 лет Вы как-то не стремились занять какой-либо пост?
– Да, честно говоря, я уже давно наигрался. И в начальников наигрался – кем я только не был. И в политику – давным-давно отошел от актуалитета, от социально значимых тематик. Я полностью сосредоточился на своих книгах и на своих фильмах. Стал сам по себе.
– И тут вдруг – съезд, дебаты, председатель!
– Вдруг ведь почему? Потому что уже давно возмущает сложившаяся ситуация вокруг «Дома кино», где сейчас такая же плачевная ситуация, что и со зданием Союза писателей, которое все обклеено какими-то рекламными плакатами, а сами писатели ютятся в трех или четырех комнатах, в остальных – неизвестно кто. «Дом кино» сейчас на 60% принадлежит коммерческим структурам. Хотелось бы вернуть это здание кинематографистам. А то ведь хотели отдать коммерсантам под аренду и те 40%, которые еще остались у Союза кинематографистов. Мы же даже свой съезд проводили в филармонии. Нам негде собираться!
– Погодите, так ведь в «Доме кино» есть очень неплохой кинозал.
– Был. Там началась реализация какого-то проекта, который, насколько я понял, не предусматривает кинопоказов. Человек, который вкладывал деньги в ремонт бывшего кинозала, говорит, что еще сам не знает, что там будет. Ситуация удручающая. Поэтому мне, в конце концов, захотелось вмешаться и вернуть шанырак тем, кому он был предназначен. Все-таки это здание имеет и историческое значение. Оно легендарное. Его же строили по инициативе Шакена Айманова специально для того, чтобы там всё говорило о кино. Понимаете, мы же не хотим, чтобы в оперном театре размещался ресторан, а в филармонии было казино? Так почему неизвестно что должно размещаться в «Доме кино»?!
– И сколько лет этому вопросу?
– Много. Он возникал и при Имангали Тасмагамбетове, и при Ахметжане Есимове. Беседовали и с коммерсантами, что владеют значительной долей «Дома кино», но по каким-то причинам договориться так и удалось. Возможность вернуть здание кинематографистам появилась только сейчас.
– А можно здесь чуток поподробнее?
– Нет, пока не хочу до конца раскрывать карты. Скажу только, что определенные договоренности уже есть. И если все пройдет удачно – здесь впору по дереву постучать – то по старым фотографиям, по старым проектам вернуть «Дому кино» первоначальный вид. Вспомнить есть что. Там, например, на втором этаже было небольшое кафе, где посетители могли встретить кинорежиссеров и актеров. Там проходили все без исключения кинопремьеры. Там устраивались тематические кинопоказы. Это было место сбора творческой интеллигенции, причем не обязательно только имеющей отношение к кино. Как в кафе «Каламбер» в Союзе писателей, куда можно было прийти и запросто побеседовать с «недоступными» Олжасом Сулейменовым, Габитом Мусреповым или Герольдом Бельгером. В «Каламбере» и в «Доме кино» даже споры все носили творческий характер! Сегодня наши споры поменялись тематически: мы выясняем, кто есть кто такой.
– А разве раньше на тему «кто есть кто» там не спорили?
– Раньше больше спорили о том, какая книга вышла или какой фильм. Сейчас споры такого рода услышать практически невозможно. Поэтому мне кажется, что всегда все надо начинать с Дома. Как театр начинается с вешалки, так и в ситуации с кинематографистами надо начинать со своего собственного Дома – «Дома кино». А то ведь что получается? Мы когда-то запустили в свой дом гостей, а спустя некоторое время из хозяев сами превратились в гостей, робко стучась в дверь и спрашивая: «можно мы тут вещи свои заберем?».
– Значит все дело только в «Доме кино»?
– Это первый шаг. Как только вернем себе свой Кара Шанырак, мы займемся вопросом единства. Потому что мы забыли, что такое цеховая солидарность.
– А ее сегодня разве нет? Как-то пока не доводилось слышать, чтобы у нас в Казахстане, например, кто-нибудь из режиссеров плохо отзывался о своих коллегах. В России вот скандалов хоть отбавляй: истории с Кириллом Серебренниковым, с Алексеем Учителем. А у нас?
– Я считаю, что у нас нет цеховой солидарности кинематографистов. Во-первых, надо объяснить людям терминологию – что есть кино, а что им не является. Особенно удручает то, что происходит в последние годы. В казахстанском кино идет деградация и девальвация ценностей. Идет дискредитация самого понятия кино. Кто сегодня только не снимает кино! Сейчас кино стали снимать люди с эстрады. Кайрат Нуртас кино снимает. Беркут кино снимает. Баян Есентаева (ныне Алагузова. – «Къ») кино снимать начала. Целая линейка бывших КВНщиков пошли в кино. Но ведь все это не кино! Понимаете?
– Так, может, они решили подойти к созданию своих кинолент с точки зрения бизнеса? Вообще, кино это бизнес или нет?
– Погодите. Вот зачем я в Национальной библиотеке открыл свой, условно говоря, киноклуб? В моем списке есть 150 кинокартин, которые я показываю. Современное кино я не смотрю. Я не хожу по кинотеатрам.
– То есть, к примеру, фильмы от Marvel с различными супергероями вы не признаете?
– Не то чтобы не признаю их и не понимаю. Я не хочу о них замараться! Я пытаюсь сохранить то видение кино, которое вкладывали в него мои учителя и которое основано на моем личном практическом опыте. Считаю, что умею разбираться в терминах и понимать – что есть кино, а что не есть кино. Люди, которых я назвал чуть ранее, не создают кино в чистом виде. Это entertainment, это развлечение. У него имеются все внешние атрибуты кино: всё снимается на камеру, задействованы какие-то актеры, художники, визажисты и так далее. Но надо понимать, что все это fast-food – это не кино!
– И это плохо?
— Это не хорошо и не плохо. Должен быть баланс. Я не против этого направления: должен быть fast-food, но необходима и нормальная здоровая кухня. Когда-то был виден баланс – 30 на 70. Потом стало 40 на 60. Затем 50 на 50. Не знаю, какой из них является оптимальным. Но когда мы видим сплошной fast-food, то и до язвы недалеко. Понимаете, невозможно же каждый день есть картошку!
– А если человек ее большой любитель? Сегодня у него в меню картофель отварной, завтра – пюре, а послезавтра – драники или фри…
– Ну, хорошо, один день, пятый, десятый, двадцатый – организм потребление картошки еще выдержит. Но потом в организме начнутся почти необратимые изменения.
– Ну да, я стану толстым.
– И неповоротливым. Поэтому должно быть разнообразие. И надо понять – я не против развлечений, не против этих людей. Не против Нуртаса Адамбая, Нурлана Коянбаева или, не дай бог, Баян Есентаевой. Но когда наблюдается эта сплошная карусель, появляется опасение, что людей перекормят подобным продуктом. Самое главное, что больше всего от этого пострадает молодежь, которая не умеет ставить фильтры. Чем вот я занимаюсь в библиотеке, о чем рассказываю на своих лекциях? Я говорю, ребята, это вот кино, а это – не кино, а entertainment – развлечение. Внешне они похожи, но по качеству они отличаются друг от друга, как продукция всемирно известной компании Adidas от китайской подделки под названием Abibas. В одной обуви ты максимум проходишь 2–3 дня, а в другой – не будешь испытывать проблем в течение нескольких лет. Идет грандиозная подмена, в которой я никого не обвиняю. Но у каждой вещи должно быть свое место и своя стоимость. И когда люди, пользуясь неведением и неискушенностью сегодняшнего зрителя, подсовывают ему пустышку и потрошат за нее его карманы, я считаю, что минимум это неблагородно, максимум – непрофессионально. Так что творческих успехов Нуртасу Адамбаю, творческих удач Баян Есентаевой, Коянбаеву и иже с ними – ради бога! Они талантливые ребята, они уже умеют что-то делать на площадке – хотя бы поняли, что это за труд. Но они должны отдавать себе отчет и понимать, чем они занимаются. Для этого я и открыл в Национальной библиотеке свой киноклуб, где показываю ленты Бертолуччи, Феллини, Куросавы, Ходжикова и других классиков. В основном приходят молодые.
– И надо понимать, что немало молодых людей не знают сюжетной линии ленты Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки»?
– Не знают. На своих лекциях я иногда предлагаю поднять руку тем, кто не видел фильмы Формана, Висконти или Трюффо. Выясняется, что таковых 90%. О чем это говорит? О том, что идет масштабное оболванивание масс. Такая же история с книгами.
– Пишут все кому не лень?
– О, да! Зайдите в книжный магазин, посмотрите, что там творится?! Там же полно настоящего мусора. При этом мусор имеет все внешние атрибуты книги: есть обложка, внутри какие-то буквы, главы, иллюстрации, автор даже имеется. И все это не только продается, но и широко рекламируется, на что затрачиваются немалые средства. Люди покупают и думают, что это книга. А рядом со всем этим на соседней полке стоят произведения Льва Толстого, Набокова, Платонова, Мухтара Ауэзова, Абая. «Война и мир» или «Путь Абая» – это литература, а то, что активно рекламируется – нечто другое!
– Может нечто другое – это бизнес? Ведь сегодня нередко деньги дают и на книги, и на кино, которые позволят получить прибыль. Более того, достаточно часто успех тех же фильмов определяется кассовыми сборами. И здесь надо понимать, что в отличие от развлекательного, серьезное кино вряд ли сумеет даже окупить достаточно затратный процесс съемки фильма. Разве не так?
– Я так скажу: деньги в кино действительно имеют важное значение. Часто ключевое. Но есть несколько оценочных критериев ценности той или иной картины. Можно, конечно, оценить по принесенной прибыли, но как в деньгах оценить, например, фильмы «Алдар Косе» или «Ангел в тюбетейке» Шакена Айманова? Не важно, нравятся они или нет, но они слепок ушедшей эпохи. Они уже классика. Понимаете, когда деньги становятся единственным критерием оценки фильма, надо бить тревогу. Невозможно всё оценивать в деньгах. Сколько стоит «Джоконда» Леонардо да Винчи, а сколько стоит «Портрет молодого человека» Рембрандта? Есть вещи, которые не имеют цены. Их невозможно, их нельзя продавать! Ну, хорошо, сколько стоит Кок Тобе в Алматы? Давайте ее продадим! Или вспомним картину «Кыз-Жибек» Султана Ходжикова? Это не совсем кино, это скорее киноконцерт. Попробуйте сейчас снять нечто подобное и пустить в прокат? Даже близко такое произведение не отобьет своих затрат, не соберет кассы. Приходится признавать, что когда деньги становятся главным критерием оценки кино, настоящим художникам фактически отказано в праве на существование. Когда кино только бизнес – это уже беда.
– Да, но есть и еще один нюанс – к бизнесу в кино сегодня стал активно добавляться и политический заказ. Или не так?
– Да, так и есть! Это было всегда. Так было в советское время, так было в гитлеровской Германии, и в Голливуде это есть. Политики смотрят на кино, как на проводник их идеологии. Наша страна – не исключение. И здесь речь идет о заказах. Государство сегодня у нас является ведущим кинопродюсером. Хотите вы того или нет, но это единственный стабильный в Казахстане источник получения средств для производства кино.
– И этот кинопродюсер часто диктует, что снимать и кого снимать?
– Конечно диктует! А как иначе?!
– То есть заказчик в лице государства определяет не только темы, но и утверждает сценарии, где указываются те или иные персонажи? Например, если речь идет об историческом кино, то некоторые знаковые фигуры периода, о котором пойдет речь в фильме, могут быть вычеркнуты, так, словно их вообще никогда не существовало?
– Безусловно. «Казахфильм» – это полностью государственная структура, которая получает деньги из государственного бюджета. Естественно, кто платит, тот и диктует. Так всегда было. Все в рамках идеологии. Раньше была линейка про дружбу народов, «Казахстан – планета 100 языков», сейчас это линейка фильмов про президента, что-нибудь из истории прошлого, про батыров и ханов. Все это госзаказ. Что не всегда плохо, поскольку картины настоящих художников кино – это тоже госзаказ. Потому что государство понимает: нельзя все время диктовать и заказывать исключительно ура-патриотические фильмы. У нас есть возможность отдельным художникам снимать авторское кино. Я считаю, что это очень хорошо. Так как далеко не во всех странах такое есть.
И еще. Поскольку нашу беседу можно будет прочитать в канун Наурыза, я хотел бы всех поздравить с наступающим настоящим Новым годом! Этот год у нас имеет отношение к собаке, которая у казахов относится к одному из важнейших существ Жетi Казына. Собака всегда была очень близка к человеку. Значит, год будет хорошим!
Фото: Офелия ЖАКАЕВА
