Карачаганакское соглашение: победа или выкручивание рук инвесторам?
В понедельник, 1 октября, Министерство энергетики Казахстана распространило информацию о достижении договоренности с акционерами проекта «Карачаганак» после трехлетних, по признанию самого ведомства, очень сложных, переговоров: в результате совокупная денежная ценность урегулирования составит для Казахстана свыше $1,7 млрд. Политолог Досым Сатпаев в разговоре с Kursiv.kz отталкивался от темы распространения «ресурсного национализма» в мире.
Напомним, что принципиальные моменты соглашения, о котором было объявлено 1 октября, сводились к следующему: консорциум выплатит Казахстану денежную компенсацию в размере $1,1 млрд, также будут внесены изменения в механизм раздела продукции в окончательном соглашении о разделе продукции, что до 2037 года при цене на нефть $80 за баррель, обеспечит Казахстану дополнительные доходы от проекта в размере около $415 млн.
Помимо этого консорциум предоставит Казахстану долгосрочный заем сроком на 10 лет для реализации инфраструктурного проекта в размере $1 млрд либо выплатит эквивалентную ценность займа (в случае отказа республики от займа) в сумме около $200 млн. Также правительство договорилось о принятии консорциумом обязательств по своевременной реализации важных для будущего развития Карачаганака инвестпроектов, предварительный объем денежных вливаний в которые оценивается в сумме до $5 млрд с возможным дополнительным приростом доходов для Казахстана до 2037 года около $23,5 млрд.
Наконец, стороны договорились о возможных поставках углеводородного сырья (нефти и газа) на коммерческих условиях местным НПЗ и для развития газохимического комплекса в Западно-Казахстанской области. Все это действительно выглядит настоящей викторией для государства, а вот последствия для инвестиционного климата не столь очевидно благоприятны, на что и обратил внимание в беседе с корреспондентом Kursiv.kz политолог Досым Сатпаев.
– Досым, каковы, на Ваш взгляд, макроэкономические последствия заключения этого соглашения для Казахстана?
– С одной стороны, государство одержало победу в этом судебном споре с инвесторами, который начался еще в 2016 году. Кстати, это был тот период, когда Кашаган только начал наращивать добычу после возникших технических проблем, что привело к отсрочке получения прибыли с этого месторождения, что сильно раздражало власти. Но оставалось два важных крупных работающих нефтегазовых проекта. Это Тенгиз и Карачаганак.
Интересно, что в свое время председатель правления АО «НК «КазМунайГаз» Сауат Мынбаев даже заявлял, что порог рентабельности добычи на месторождениях Тенгиз и Карачаганак значительно более низкий, чем на Кашагане. В то же самое время оба контракта, и по Тенгизу, и по Карачаганаку, были надежно защищены режимом налоговой стабильности. Поэтому был найден другой путь – оказывать давление на инвесторов в вопросе возмещения затрат, так как режим соглашения о разделе продукции подразумевает, что все производственные затраты, понесенные участниками консорциума, после их одобрения уполномоченным правительством органом возмещаются за счет продажи добытой нефти, а уже оставшаяся сумма делится в виде дивидендов между всеми участниками проекта и Казахстаном.
Но, насколько известно, все возмещенные в последние годы затраты были подвергнуты казахстанской стороной тщательному аудиту. Последний раз подобный комплексный аудит Карачаганакского консорциума проходил в 2010 году, и по его результатам инвесторам были предъявлены претензии в несоблюдении экологического законодательства, сверхнормативной добыче нефти и неполной выплате причитающихся налогов, что привело к передаче Казахстану 10% в Карачаганаке. В итоге иностранным инвесторам пришлось отдать Казахстану 5% в проекте и такую же долю продать за $1 млрд. Впоследствии эти 10% были переданы национальной компании «КазМунайГаз».
– В этот раз приз тоже оказался ценным…
– Да, в этот раз приз для правительства также оказался существенным, так как кроме денежной компенсации, как было заявлено, будут внесены изменения в механизм раздела продукции. Кроме этого консорциум предоставит республике долгосрочный заем сроком на 10 лет для реализации инфраструктурного проекта в размере $1 млрд. Следует отметить, что настойчивые попытки государства снять дополнительную шерсть с инвесторов имеют несколько причин.
Во-первых, это необходимость пополнения Национального фонда, который изрядно похудел за время финансово-экономического кризиса. Во-вторых, поиск дополнительных средств на крупные инфраструктурные проекты, учитывая то, что президент потребовал меньше залазить в Национальный фонд, а искать иные источники финансирования государственных проектов.
– Какие это могут быть источники?
– Это можно делать либо за счет увеличения налогооблагаемой базы, что довольно проблематично, либо за счет привлечения новых инвестиций и кредитов, что также идет со скрипом. Поэтому «дойными коровами» остаются сырьевые компании, по отношению к которым в последние годы идет политика усиления государственного контроля с точки зрения соблюдения ими трудового, налогового и экологического законодательства, что позволяет государственным структурам оказывать давление на эти компании через политику начисления многочисленных штрафов за реальные или мнимые нарушения.
Именно поэтому иностранные нефтегазовые компании давно лоббируют в правительстве вопрос рассмотрения декриминализации налогового и таможенного законодательства, так как одной из проблем инвесторы называют низкий порог уголовной ответственности за неуплату налогов.
С другой стороны, эта победа правительства в споре с инвесторами почему-то не вызывает слишком большого восторга. Причина в том, что сколько бы мы ни пополняли наш Национальный фонд или государственный бюджет за счет добывающего сектора, все равно остается ощущение «черной дыры», в которую уходят миллиарды тенге по причине неэффективного освоения средств, их нецелевого использования или банального воровства.
В связи с этим возникает риск, что правительство будет искать не новые экономические подходы в развитии страны, а только новые источники финансирования для поддержки громоздкого и малопродуктивного бюрократического аппарата, который больше интересуется процессом распределения финансовых ресурсов, чем конечным результатом.
– Каким образом заключение этого соглашения, по Вашему мнению, отразится на инвестиционном климате страны?
– Все познается в сравнении. На постсоветском пространстве инвестиционный климат Казахстана, возможно, выглядит более или менее благопристойно, особенно после внесения изменений в законодательство, либерализации визовой политики по отношению к инвесторам и т. п. Правительство даже заявило о необходимости продолжать работу по улучшению инвестиционного климата, направленную на внедрение стандартов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).
Но если брать глобальный уровень, то казахстанская экономика менее привлекательна для многих инвесторов по причине более высокого уровня коррупции, не очень стабильного законодательства, отсутствия гарантий защиты частной собственности, тесной политической и экономической привязки к России, а также политических неопределенностей касательно будущего транзита власти, что увеличивает политические риски.
Понятно, что нефтегазовая промышленность по объективным причинам все еще будет оставаться основой национальной экономики в Казахстане, а также основным источником для пополнения Национального фонда. И основной состав игроков в нефтегазовой отрасли страны также сильно не изменится, если не будет серьезных политических катаклизмов. Исключение может составить только увеличение присутствия китайского нефтегазового бизнеса в стране, что уже сейчас вызывает настороженность у части казахстанской общественности.
Что касается крупных иностранных компаний, которые пришли в сырьевой сегмент страны еще в 90-х годах, то многие из них попали в сложную ситуацию, так как в Тенгиз, Кашаган и Карачаганак уже вложены миллиарды долларов, поэтому «спрыгнуть» легко и быстро не получится. Хотя отдельные прецеденты все же были, как в случае с ConocoPhillips, которая ушла из Казахстана, не только продав свою 8,4%-ю долю в проекте «Кашаган», но и заявив о продаже своей доли и в шельфовом проекте «Н».
– Однако, как отмечают многие эксперты, уход крупных инвесторов из страны также не в интересах казахстанских властей…
– Очевидно, что если инвесторы уйдут, то консервация месторождения и необходимость поддерживать все в таком состоянии может обойтись республике гораздо дороже. Во-вторых, это принесет ущерб экономике, так как будут ликвидированы рабочие места, прекратятся поступления в бюджеты всех уровней. В-третьих, это нанесет удар по репутации республики, так как будет гораздо тяжелее найти новых инвесторов. Именно поэтому, несмотря на возникающие трения и конфликты между инвесторами и властями страны, правительство Казахстана заинтересовано в продолжении разработки данных месторождений с участием ныне действующих компаний.
– Несколько лет назад в мире появился термин «ресурсный национализм»: в основном он означал желание государства получать больше прибыли от сырьевых проектов. Рассматриваете ли Вы соглашение по Карачаганаку как продолжение такой политики?
– Такая политика сейчас характерна для многих стран. В некоторых, крайних случаях это приводило даже к национализации добывающих компаний. Понятно, что в Казахстане такая перспектива пока не актуальна в ближайшее время, но формально у государства есть юридические возможности это сделать, в том числе обосновывая это необходимостью обеспечить национальную безопасность.
Помню, несколько лет назад пропрезидентская партия «Ак жол» даже предлагала закрепить обязанность иностранных инвесторов соблюдать национальные интересы Казахстана. В этой связи было сделано обращение к правительству с предложением разработать, так называемую, «Концепцию защиты национальных экономических интересов (экономической безопасности)» с акцентом на приоритет национальных интересов Казахстана. Но на данный момент пока неясно, какие перспективы у этого предложения.
Хотя уже сейчас события вокруг Карачаганака кое-кто из инвесторов может воспринимать как политику выкручивания рук со стороны государства, когда старые соглашения о разделе продукции уже перестали гарантировать добывающим компаниям невмешательство со стороны государственных структур Казахстана. Тем более после того, как в республике решили ограничить использование СРП в новых контрактах на добычу сырья.
Кроме этого казахстанское правительство пытается связать вопрос о продлении контрактов на Тенгизе, Кашагане и Карачаганаке с новыми правилами игры для инвесторов, в основе которых лежит требование об увеличении казахстанского содержания в закупке услуг, товаров и оборудования, а также расширение поставок сырья на внутренний рынок. По официальным данным, нефтяной рынок Казахстана оценивается в $160 млрд. При этом, по расчетам чиновников, из этой суммы 50% уходит на услуги и развитие инфраструктуры. Это значит, что около $80 млрд могли бы получать казахстанские компании.
С одной стороны, подход правильный, когда в рамках политики по развитию казахстанского содержания в добывающей сфере правительство собирается делать акцент на поддержку местных сервисных компаний. С другой стороны, есть риск того, что многие из этих компаний будут иметь доступ к этому «жирному пирогу» не столько благодаря своей качественной продукции или услугам, сколько за счет аффилированности с политической элитой. И эти вопросы надо как-то решать и снимать с повестки дня.
