Состоялась премьера первого нестыдного фильма о голодоморе

Состоялась премьера долгожданного дебютного этно-хоррора Айсултана Сеитова «Қаш». Голодомор 30-х годов в Казахстане, в результате которого погибло 70% нашего населения, – это одна из самых больших нацио­нальных травм, к которой до сих пор не подобрались отечественные кинематографисты.

Попытки снимать на эту тему были, но неудачные. В 2020 году драму Марины Кунаровой «Ұлы дала зары» («Плач Великой степи»), исследующую трагические результаты насильственной коллективизации в республике, даже выдвигали от страны на «Оскар» в номинации «Лучший международный фильм», но особых результатов не было, да и дома эту работу мало кто видел и принял.

В этом году за тему взялась другая команда: режиссер Аскар Узабаев и продюсер Баян Максаткызы сняли новое кино в Западном Казахстане с Бериком Айтжановым в главной роли, премьеры пока не было, поэтому картина Сеи­това первая в своем роде. «Курсив» расскажет о дебюте во всех подробностях.

Кто такой Айсултан Сеитов и откуда к нему такой кредит доверия

Сегодня этот вопрос не задает уже никто. Все знают: самый успешный казахстанский клипмейкер, а теперь и кинорежиссер, 25-летний выпускник New York Film Academy Айсултан Сеитов – настоящая молодая звезда, ролевая модель для сверстников, один из тех, кто делает большие международные проекты и работает с небожителями. Самый крутой кейс в его портфолио – это работа с рэпером Канье Уэстом.

В 2021 году Айсултан или Айс, как его называют друзья и коллеги, режиссировал две многотысячные презентации альбома Канье под названием Donda, которые прошли на стадионах в Атланте и Чикаго. Альбом за сутки после релиза возглавил музыкальные чарты в 152 странах мира и установил абсолютный рекорд. А ивенты, которые устроил музыкант в качестве промо, стали самыми обсуждаемыми шоу прошлого года.

Чтобы дойти до самых больших американских звезд, работать с Канье, A$AP Rocky, Трэвисом Скоттом, Offset, 21 Savage, J Cole, снимать рекламные ролики для Sprite, Nike, Yves Saint Laurent и давать интервью Дудю, Сеитов выпустил десятки клипов, он сотрудничал с Галымжаном Молданазаром, Скриптонитом, Иваном Дорном, с такими музыкантами, как Jah Khalib, L’One, Noize MC, Элджей и т. д. В том, что Айсултан – отличный клипмейкер, никто не сомневается, но какой он кинорежиссер? Попробуем разобраться.

О чем рассказывает фильм «Қаш»

Действие картины«Қаш» (с казахского переводится как «Беги») происходит в Казахстане 30-х годов. Сразу после коллективизации в стране начался чудовищный голод: казахи гибли целыми аулами, юрты опустели, не слышно стало ни будничных разговоров, ни смеха, ни детского плача, ни даже мольбы о помощи. Те, у кого были силы идти, перебирались поближе к городам, те, у кого их не было – тихо умирали, надеясь, что Всевышний будет милостив и смерть окажется не такой мучительной. По сюжету могильщика Исатая (великолепный Еркебулан Дайыров), прячущего от посторонних глаз и голодных взоров своего маленького братишку Алима (обаятельный Султан Нурмуха), начальство решило послать в Сарканд, чтобы он передал письмо – мол, спасите, погибаем, выделите нам зерна. Исатай ехать не хочет (везти зерно по голодной степи опасно, да и Алима он доверить никому не может), но делать нечего – соглашается и вместе с русским начальником – Ильей (российский актер Александр Паль) они отправляются в опасный путь. По дороге переживают нападение разбойников, встречают странного старика Тепе (Ондасын Бесикбасов) и вскоре понимают, что бежать, похоже, надо было от него.

Внимание! В тексте могут быть спойлеры.

Фильм начинается с кадров серого, померкшего неба: кругом одно воронье и военные самолеты, степь обескровлена и уничтожена. Камера опускается вниз, и на заднем плане становится видно мужчину, который несет чье-то тело куда-то к обрыву. Когда камера устремляется еще ниже, она показывает зрителю дно братской могилы, и мы видим весь масштаб бедствия – тут десятки, если не сотни, погибших: молодые, старые, женщины, мужчины, старики, дети. Все они погибли от голода. На краю захоронения стоит молодая, истерзанная нуждой и голодом женщина (потрясающая Толганай Талгат), она так хочет есть, что, кажется, готова разорвать на куски любого, кто появится у нее на пути, этакая казахская ведьма – Жезтырнак.

Для повествования режиссер выбирает почти квадратный формат 4:3. Решение ранее не использованное и по-своему интересное, ведь для изображения драм, которые разворачивались в казахской степи, наверное, лучшего приема и не найдешь – тут можно показать весь микрокосм казахского человека, всю его глубину и высоту: и наш исстрадавшийся шанырак (верхняя часть юрты), и степное небо, молча наблюдающее за всеми трагедиями сверху, и то, что скрывает в своих недрах наша земля. Нет, это не нефть и полезные ископаемые, а останки миллионов жертв, в том числе советского голодомора.

Любопытно, что многими зумерами квадратный формат воспринимается как инстаграмный, но на деле он отсылает к эпохе зарождения кино. Жест амбициозный – явно демонстрирующий, что в отечественное кино пришло новое поколение кинематографистов, которым нет и 30 лет, но и им тоже есть что сказать о самом драматичном периоде в истории казахского народа. Этот жест будто бы заявляет о свежей точке отсчета, мол, смотрите, именно отсюда начнется другая эпоха казахстанского кинематографа – время, когда даже тяжелый, драматичный сюжет будет вызывать большой интерес у самой обычной публики, ведь это кино станет атмосферным, эстетичным и максимально смотрибельным. Таким же, как у Роберта Эггерса – самого модного американского хоррормейкера, автора потрясающих инди-лент: «Ведьма», «Маяк» и других.

О нем и о параллелях фильма Айсултана Сеитова с творчеством Эггерса – чуть позже.

Стоить похвалить Айсултана за выбор жанра – фолк-хоррора. Благодаря этому теперь в казахском кино есть причудливое, жутковатое, местами откровенно пугающее, но при этом довольно самобытное, по-своему экзотичное и свежее кинополотно, созданное на местном материале.

Хроники погибающей степи

Психологи говорят, что принятие серьезной психологической травмы происходит крайне медленно, поэтапно. Сначала укладывается один пласт, эмоциональный, затем другой – визуальный (тогда человека больше не триггерят определенные сцены, похожие на то, что он пережил), затем наслаиваются еще десятки пластов, и самым последним этапом освобождения от травм является способность об этом говорить. Так вот, Айсултан Сеитов, можно сказать, проработал нашу национальную, генетическую травму – пока только на визуальном уровне. То, как он показал голодомор в своей ленте, должно войти в учебники истории.

В картине есть некоторая эстетизация смерти, но именно благодаря такому подходу Айсултану и удалось создать настоя­щую, потрясающую до глубины души киноживопись – мрачную картину погибающей степи. Мертвые тела в общей яме, которые посыпают белым веществом (похоже, это известь для быстрого разложения и обеззараживания захоронений); детские лица, на которые внезапно пала печать смерти; бредущие по степи живые трупы людей, которые спасаются от голода; останки юрт, с пугающей, зияющей в них пустотой, и наши суровые балбалы – бесстрастные свидетели всего безумия, устроенного в те годы советской властью. То, как интерпретирует режиссер национальные образы: казахский сандык (сундук), наш великий шанырак, богатый казахский стол – все это восхитительно. Роскошный визуал «Қаш» – один из лучших в современном казахстанском кино, и это во многом благодаря грандиозной операторской работе Азамата Дулатова, которого и казахским «Эммануэлем Любецки» называть уже неловко – у него свой, неповторимый, степной и очень узнаваемый стиль.

Возвращаясь к проговариванию темы голодомора, стоит сказать, что режиссер лишь заявляет о теме, серьезного вербального осмысления трагедии здесь нет. Сценарий написал дебютант Аблай Нурмамбетов, и это заметно – реплики героев односложные, диалоги не без юмора, но в основном функциональные (иногда объясняющие, куда делся тот или иной герой). Никаких больших рассуждений или цитат, которые потом можно будет использовать, в фильме нет. Иногда туда зачем-то включены текстовые пояснения происходящего на экране: «Айгерим говорит проклятья», «Тепе заговаривает воду». В итоге самой впечатляющей вербальной частью «Қаш» становится текст казахской народной колыбельной песни, начинающейся со строчек «Әлди-әлди, ақ бөпем». Мать, пытаясь успокоить малыша, рассказывает ему, как она его развлечет и чем накормит – знакомые с самого детства строчки вдруг пробирают до самой глубины души.

Любое большое кино должно давать десятки интерпретаций. Есть ли в картине Айсултана нечто более серьезное и глубокое, чем история о том, как один казах пытался доехать до большого начальства, но ему самому пришлось убегать, еще и с ребенком? Есть. Если отвлечься от непосредственно сюжета – кошмарного трипа по казахстанским степям в период ашаршылыка, то «Қаш» можно считать аллегорией на современное казахское общество, в утрированном, понятное дело, варианте. Девушка Айгерим, изнемогающая от голода, – это олицетворение простого народа, до которого не доходят ресурсы. Исатай – зрелое и адекватное население, понимающее, в какой стране живет и что будет дальше делать. Маленький Алим, которого отдают в школу – это наше будущее поколение. Разбойники с большой дороги, которые не убивают, но грабят – то ли олигархия, то ли другие люди, обладающие властью, а неугомонный шал с интересными, так скажем, вкусовыми пристрастиями, от которого не скрыться, сколько от него ни бегай, напоминает другого нашего знаменитого деда.

Само бегство, которое станет ключевым движком всей картины, похоже на бегство казахстанцев от реальности, и некому сказать: «хватит уже бегать, давайте принимать страну такой, какая есть, и улучшать ее все вместе на месте». В фильме есть красивый момент, где убегающий герой, наконец, устает. Он спотыкается о балбала и останавливается. На некоторое время к нему приходит осознание, кто он, откуда и в чем его миссия.

Интересно другое – почему молодой режиссер выбирает такого пассивного героя, который только и может, что бежать. Жанровое ли это условие, удобная ли форма для исследования страхов или голос поколения?

Ролевая модель

Стоит обратить внимание, какими в картине представлены герои Александра Паля и Варвары Шмыковой. Молодые российские актеры играют людей из категории «белые спасители». Например, герой Паля охраняет Исатая от разбойных нападений и дарит Алиму спички, в то время как они пытаются высечь искру из камня, а героиня Шмыковой, выучившей для роли пару фраз на казахском, учит степных детей грамоте. Отрицать плюсы и достоинства советской власти не будем, но в фильме эти сцены смотрятся снятыми с явным учетом интересов будущей российской аудитории. Любопытно, что в роли одного из разбойников снялся комик Нурлан Сабуров, и он так хорошо загримирован, что многие зрители узнали о его участии только из титров.

В интервью Юрию Дудю Сеитов говорил, что не стесняется пользоваться референсами. Поэтому после премьерного просмотра только ленивый не вспомнил об Эггерсе. Параллелей действительного много, в какие-то моменты «Қаш» похож на дикую смесь эггерсовских «Маяка», «Ведьмы» и казахской истории.

Когда Айсултан работает на территории «Ведьмы», все прекрасно: казахская ведьма грандиозна, если в американском кино ее дьявольскую, темную натуру порождает пробуждающаяся сексуальность, то здесь – первобытное чувство голода. Но когда режиссер выходит на территорию «Маяка» и в сюжете появляется безумный старик, фильм начинает слегка, что называется, «подсыпаться». Персонаж Уиллема Дефо в «Маяке» прекрасно прописан, позволяет обнаружить архетипического героя со множеством слоев, которого можно интерпретировать хоть в психоаналитической концепции, хоть в древнегреческой мифологии. С Тепе так не выходит. В «Қаш» даже прозрачно не объяснено, почему Исатай в него не стреляет – или того пули не берут?

Если учесть, что «Қаш» – это дебют, и не слишком заострять внимание на некоторых заимствованиях и чересчур прямолинейных месседжах (мол, только за образованием будущее), то фильм Айсултана шикарен. Это заявка на большого казахского режиссера. Но режиссера, как известно, делает вторая картина, посмотрим, что Сеитов снимет в следующий раз.

С 1 декабря «Қаш» в прокате.