5 фильмов 79-го Венецианского кинофестиваля, которые можно посмотреть в сети
Меньше, чем через месяц в Италии состоится 80-й юбилейный Венецианский кинофестиваль. Специально к этому событию «Курсив» расскажет о некоторых призерах Венеции прошлого года. Среди них документальная лента «Вся красота и кровопролитие», получившая самую главную награду — «Золотого Льва» Мостры, картина опального иранского режиссера Джафара Панахи «Без медведей», которую он снял, находясь все еще под арестом на родине, а она все равно доехала до фестиваля и завоевала спецприз жюри, а также фаворит критиков — французская драма «Сент-Омер», отмеченная сразу двумя престижными призами — Гран-при жюри и статуэткой «Лев будущего».
Кроме того, в обзор включены еще две работы: это пафосная мелодрама от сценариста «Таксиста» — «Тихий садовник» и готическая психоаналитика «Вечная дочь» с Тильдой Суинтон в обеих главных ролях. Подробнее о каждой работе ниже.
О лучших фильмах конкурсной программы Венецианского кинофестиваля прошлого года «Курсив» писал — и о экзистенциальной балладе «Банши Инишерина» Мартина Макдоны, и об умной драме «Тар» с Кейт Бланшетт, за которую актриса получила «Кубок Вольпи» и ее роль в этой ленте стала одной из лучших работ в ее фильмографии. Также мы рассказывали и о спекулятивной, но эмоционально очень мощной картине «Кит» Аронофски с Бренданом Фрейзером, за которую актер, наконец, получил первый «Оскар». Не обошли вниманием и нежный ромком о каннибалах «Целиком и полностью» Луки Гуаданьино; и неудавшуюся семейную драму «Сын» Флориана Зеллера; и даже о малоприятной «Блондинке» Эндрю Доминика, без стеснения эксплуатирующую образ голливудской кинодивы, мы писали. Пришла очередь рассказать о менее известных работах из Венеции, которые тоже достойны внимания.
Внимание! В тексте есть спойлеры!
«Вся красота и кровопролитие» Лоры Пойтрас — впечатляющая документальная работа о скандальной фотохудожнице, победившей фармакологическую мафию
Американская документалистка и журналистка Лора Пойтрас — фигура в США довольно известная, за серию статей в СМИ ее награждали Пулитцеровской премией (2014 г.), а за фильм об Эдварде Сноудене она даже получала «Оскар» (2015 г). Эта лента тоже стала участницей оскаровской гонки этого года, но главный приз, увы, ушел «Навальному». В новой работе Пойтрас в фокусе грандиозный фармакологический скандал: одна из американских компаний Purdue Pharma десятилетиями выпускала и рекламировала опасный опиоидный препарат, вызывавший у пациентов зависимость и унесший жизни почти полумиллиона американцев. При этом доходы от продажи опасного лекарства были столь высоки, что братья Саклеры успели превратиться в миллиардеров и основали одну из самых известных в США бизнес-династий, которая регулярно делала щедрые пожертвования в крупнейшие музеи мира и лучшие университеты, и в некоторых из них их фамилия была выбита на самом почетном месте.
Первой, кто осмелился публично выйти против циничных богачей, зарабатывавших на чужих жизнях, стала фотограф, художница и перформерша Нэн Голдин, которая сама оказалась среди жертв — она долго не могла побороть дурную зависимость. Выжив и не умерев от передоза, она организовала целое движение P.A.I.N., активисты которого устраивали массовые пикеты, пока мир искусства публично не разорвал все связи с Саклерами — представители Метрополитен-музея, музея Гуггенхайма, Национальной галереи Лондона, Тейта, Лувра и других учреждений культуры отказались от саклеровских пожертвований, аннулировали все контракты с ними и убрали их имена со своих стен.
«Вся красота и кровопролитие» показывает весь путь Нэн Голдин и ее соратников, начав с их первых пикетов в Метрополитене. Мы видим, как посетители одного из самых известных музеев мира толпятся не вокруг великой живописи, а рядом с группой активистов, которая лежит посреди залов и скандирует: «Саклеры врут! Люди мрут!». Повсюду раскиданы пустые пузырьки от лекарств, многие держат фотографии родных, которых они потеряли в результате передоза опиодным препаратом. Показав бунт во всей красе, автор погружается в жизнь главной организаторки этих акций — Нэн Голдин.
Та прожила свою жизнь, как настоящая нью-йоркская маргиналка 70-х — работала не только в галереях, но и в самых андеграундных заведениях города и даже борделях. Один день она могла обслуживать клиентов, другой — стоять на баре в лесбийском заведении, в третий — танцевать гоу-гоу в ночных клубах где-то на окраине манхэттенской вселенной, в четвертый — раздавать интервью журналистам во время своей выставки, а в пятый лежать где-нибудь на нудистском пляже, где из надетого была только нитка жемчуга. Она делила кров то с лучшими дрэг-квин Нью-Йорка, то с обитателями рехабов, то с теми, кто умирает от СПИДа и никто им не может помочь. Главное, она никогда не выпускала из рук своего фотоаппарата и все это запечатлела на пленке. Такой Нью-Йорк и его жители есть только у нее в фотоархивах.
«Я любила этот бар, — рассказывает Нэн Пойтрас об одном из эпизодов своей биографии. — Там собирались все левые и можно было встретить кого угодно — от танцовщиц до митингующих работников NBC, от журналистов Reuters до борцов за права заключенных людей в Латинской Америке. От сквоттеров (это люди самовольно занимающие чужую недвижимость) до налоговиков, от анархистов до хастлеров (так называют проституток, а также танцовщиц, приторговывающих телом, иногда наркодиллеров и сутенеров)». Описание, прямо скажем, разжигающее любопытство, однако за всей этой эпатажностью и обитанием в злачных местах на самом деле лежит большая боль. Зритель узнает о наиболее драматичных моментах биографии Голдин, заложивших по сути ее судьбу — самоубийстве сестры, совершенного в знак протеста против лечения ее в психиатрической клинике; о раннем уходе Нэн из дома и невозможности традиционной социализации. С лучшим другом женщина познакомилась во время кражи стейков в супермаркете, с любовью своей жизни во время своих безумных ночных трипов. Она пережила абьюз, презрение общества, порицание, непринятие ее первых работ, и в конце концов, наркотическую зависимость. «Моя жизнь легко укладывается в историю, а вот с воспоминаниями труднее, иногда вспоминается то, что ты не хочешь», — грустит фотограф.
Работа Пойтрас не пытается никого удивить каким-то необычным методом съемок или оригинальным авторским высказыванием, по сути ее фильм — это серия фотографий Голдин и фрагменты ее интервью, но картина цепляет харизмой главной героини. Вроде бы ее нельзя назвать образцом для подражания, но именно она становится ролевой моделью для тех, кого лишили голоса — Нэн Голдин говорит о стигматизации наркозависимости и аппетитах влиятельных фарм-корпораций — благодаря внедренным им методам продажи лекарств врачами, их препараты стали одни из самых продаваемых в истории. Женщина говорила о домашнем насилии, задолго до того как это стало трендом и призывала всех обратить внимание на чудовищную эпидемию СПИДа, от которой умерла большая часть ее друзей. Ее жизнь — это чистой воды акционизм и как говорила ее сестра, глядя на психиатрические тесты с пятнами Роршаха — это сплошная «красота и кровопролитие».
Вручение Джулианой Мур (она была председательницей жюри основного конкурса Венецианского кинофестиваля в прошлом году) главного приза этой ленте — «Золотого льва» — это жест скорее политический, но тем не менее очень важный, особенно для тех, кого не принято слушать. Зато увидев финал картины, не один зритель поймает себя на мысли, что Америка, конечно, и правда, удивительная страна — только там бывшая наркоманка, которая вела не самый праведный образ жизни, может обанкротить компанию, вычеркнуть ее из истории и отсудить у богачей $6 млрд. Теперь в архивах останутся не только ее удивительные фотографии, но и дело, которое она сделала вместе с соратниками. Не зря Нэн Голдин прожила свою жизнь.
«Без медведей» Джафара Панахи — простая, но очень изящно сделанная картина оппозиционного иранского режиссера
Джафар Панахи – один из самых известных иранских кинорежиссеров, который может дать кинематографистам мастер-класс на тему того, как за копейки делать фильмы и получать самые престижные призы, находясь, при этом то в тюрьме, то под домашним арестом. Естественно, его путь вряд ли кто захочет повторить. У Панахи есть призы всех лучших кинофестивалей мира — «Золотая камера» Канн (1995 г.), «Золотой леопард» Локарно (1997 г.), «Золотой лев» Венеции (2000 г.), «Золотой медведь» Берлинале (2015 г), призы за лучший сценарий Каннского кинофестиваля (2018 г.) и теперь спецприз жюри Венеции (2022 г.). Половину этих наград он получил заочно, ведь был невыездным и сидел под домашним арестом на родине — в 2010 году иранские власти арестовали его за антиправительственную деятельность и осудили на шесть лет. Режиссеру было запрещено заниматься кинематографической деятельностью и давать интервью в течение 20 лет. Потом смягчили наказание и отправили под домашний арест.
Несмотря на запреты на съемки, в 2011-м году, сидя дома, Панахи умудрился снять картину под ироничным названием «Это не фильм». Готовую версию ленты вывезли из дома во флешке, спрятанной в торте. В итоге работа добралась до Европы и была показана на Каннском кинофестивале.
Позже постановщик стал нарушать предписания властей и ограниченно двигался по стране, снимал свое кино, то разъезжая по Тегерану на своем авто, то засев на своей даче на берегу Каспийского моря. Его новый проект «Без медведей» снят в деревушке недалеко от турецкой границы. В июле 2022 года Панахи решил проведать в местах не столь отдаленных друга-оппозиционера, после чего власти посадили его уже в настоящую тюрьму. В период Венецианского кинофестиваля прошлого года он отбывал наказание в одном из исправительных учреждений Тегерана, пока в феврале этого года не объявил голодовку и его не выпустили под залог.
Сюжет в картине «Без медведей» довольно прост, а структура изящна, по сути, это фильм в фильме. Панахи здесь в роли самого себя — опального иранского режиссера, который приезжает в приграничную деревушку, чтобы быть поближе к своей съемочной команде. Они снимают драму о двух влюбленных, которые собираются бежать в Париж по поддельным паспортам. Но поскольку режиссеру запрещено снимать и появляться там, где идет съемочный процесс, он руководит всем через видеосвязь в своей бедной комнатушке. С Интернетом в деревне плохо и жителям приходится залезать на крыши, чтобы поймать сигнал. В свободное время Панахи гуляет по окрестностям, сморит на сохранившиеся тут традиции — например, за церемонией омовения ног брачующихся, беседует со старушками, ест приготовленную ими еду, фотографирует и до смерти пугает местные власти — они боятся как бы чего не вышло от его здешних прогулок.
Беда приходит откуда не ждали — в объектив его камеры случайно попадают влюбленные Солдуз (Амир Давари) и Гозаль (Дария Алеи). Они — иранские Ромео и Джульетта, но пожениться им мешают не давняя вражда между семьями, а дурацкий обычай — сватовство в младенческом возрасте. Девушка обещана другому. Местные просят Панахи отдать им снимок, доказывающий, что они вправе совершить самосуд, однако режиссер жалеет молодых и пытается их защитить как может. К нему без конца ходят различные делегации из соседей и родственников, с просьбой и требованиями поклясться на Коране, что молодых он не видел вместе и такого снимка у него нет, но режиссер неприступен, как скала — от своих первых слов не откажется.
А причем тут медведи? Ими тут пугают местных жителей и гостей деревни, чтобы те ходили только по тем тропам, по которым им велено. Но сколько бы ни запугивали людей, медведей никто не встретил, наверное, их там и нет. Ведь главный «зверь» в таких местах, это не косолапый, а запрет выражать людям свое мнение, особенно если оно разительно отличается от государственной риторики. Хотя «Без медведей» — это настоящая драма, фильм Панахи все же дает надежду, что однажды в его родной стране станет все иначе, ведь такие люди, как он там, остаются и не потому что не могут бежать, а потому что кто-то должен остаться и рассказать всем, что медведей там нет и никогда не было.
Спецприз жюри Венеции этому проекту отлично рифмуется с главным призом, но в ней мы видим не только политику и гражданскую позицию автора, но и иранскую манеру рассказывать истории — красиво, элегантно, интеллигентно и с правильной долей драматизма. Максимально простой, зарисовочный, но при этом глубокий фильм от настоящего мастера.
«Сент-Омер» Алис Диоп — переоцененная судебная драма от французской постановщицы сенегальского происхождения
В прошлом году 43-летняя парижская документалистка Алис Диоп оказалась в числе самых многообещающих авторов своего поколения, девушку, попробовавшую впервые снять полнометражное кино, сразу же взяли в основной конкурс Венецианского кинофестиваля, наградили Гран-при жюри и вручили престижнейшую награду — «Лев будущего» имени Дино де Лаурентиса за лучший дебют. Затем ее лента вошла в шорт-лист «Оскара», где она представляла Францию. Однако до номинаций лента так и не добралась. Критики не жалели похвалы для дебютантки и назвали ее работу одной из лучших картин 2022 года. Так ли это на самом деле попробуем разобраться.
Фильм рассказывает о молодой чернокожей француженке сенегальского происхождения Лоранс (Гуслаги Маланга), которая убила свою маленькую дочь — ей было чуть больше года. В одну из роковых ночей молодая мать принесла ребенка на берег маленького городка на севере Франции — Сент-Омер и оставила на линии прибоя. Море должно было унести бедное дитя подальше от людских глаз и похоронить ее страшный секрет, но даже ему не хватило сил принять такую жертву — тело осталось на берегу, где его нашли местные. Мамашу тут же нашли полицейские, арестовали, она от содеянного не отказывалась, признала, что она это сделала, но не сама, но в силу самых разных причин — в качестве объяснения шло все от сглаза, проклятий и колдовства до безразличия родного отца (белого) и жестокости европейского общества к беженцам. Интересно, что фильм снят по реальным событиям за аналогичным процессом наблюдала сама Диоп.
По сути, «Сент-Омер» — это не что иное как хроники из зала суда. Виновнице чудовищного преступления должны вынести вердикт присяжные, а пока судья вместе со всеми участниками процесса слушают показания обвиняемой и свидетелей. Поскольку процесс вызывал широкий общественный резонанс, увидеть это и послушать, что же побудило нормальную с виду женщину совершить такое, пожелали несколько десятков человек. Среди них молодая, успешная молодая писательница Рама (Каидже Кагаме), она тоже чернокожая и тоже мигрантка из Сенегала, только с более счастливой судьбой — женщина пишет книги и надеется выпустить по мотивам этого уголовного дела бестселлер. Драматизм происходящему придает и то, что Рама сама беременна. К тому же, судя по флэш-бэкам из детства, тема материнства для нее непростая — она имеет плохие отношения с собственной матерью.
Алис Диоп в очередной раз пытается переосмыслить древнегреческий миф о Медее, расправившейся с собственными детьми (об этом зрителям дополнительно сообщают в кадре). Но Медея тут африканских кровей, поэтому здесь всерьез говорят не только о женской обиде и мести, но и о ритуалах вуду, проклятья и сглазах, много рассуждают о расизме и лицемерии и тут же демонстрируют нам его примеры. Тут воплощением всего белого зла является не только привлеченная свидетельница — университетская преподавательница самой Лоранс (по совместительству расистка), но и престарелый отец убитой девочки — небогатый, но и ни в чем не нуждающийся француз, у которого самая большая проблема в жизни — это определить главное занятие на ближайшие годы: занятие скульптурой или обычное сибаритство.
Режиссерка хоть и пытается быть беспристрастной, все равно проскальзывает ее симпатия к обвиняемой — мол, при более благоприятных условиях эта женщина, прекрасно владеющая французским языком (и сбивающая этим всех с толку) и имеющая тягу к знаниям, могла бы быть выпускницей Сорбонны и молодым доктором философии, не обремененной детьми, но из-за обстоятельств и придуманных клише, ей приходится быть той чернокожей женщиной, которая безжалостно убила своего ребенка, поверив в ерунду про сглаз и проклятья. Посочувствовать обвиняемой может и хотелось бы, но нет на то никаких душевных сил. Да и режиссура Диоп не настолько крута, чтобы изменить мнение зрителей о детоубийце. Хотя видно, что она очень старается. Кинематографический язык в этом фильме довольно скуден и сам работа больше похожа на ожившее литературное произведение, нежели на кино. Посмотреть работу стоит, но только ради изучения фестивальной конъюнктуры. И дело тут не в исследовании табуированных тем, а в попытке новых авторов открыть неизвестный большинству мир — мир черных мигрантов, с которыми новая мать Европа не больно-то ласкова.
«Вечная дочь» Джоанны Хогг с Тильдой Суинтон в обеих главных ролях — мрачная драма о призраках, которые не дают покоя
Одна из самых известных и востребованных американских актрис, лауреатка премии «Оскар», британка Тильда Суинтон лет 40 дружит с британской режиссеркой Джоанной Хогг. В 1986 году Тильда снялась в короткометражной дипломной работе Хогг «Каприз». Спустя годы Суинтон стала звездой класса А, а Хогг открыла миру не только Тильду, но еще и Тома Хиддлстона, дебютировавшего в ее фильме «Архипелаг». Мартин Скорсезе, увидев эту работу, предложил поработать вместе и спродюсировал ее новую ленту. В итоге Хогг сняла свою знаменитую дилогию Сувенир», где снялась дочь Тильды — Онор Суинтон Бирн. Драма «Вечная дочь» — тоже ничто иное как результат давней дружбы двух известных женщин и попытка Тильды помочь подруге пережить болезнь и смерть матери Джоанны.
По сюжету, немолодые мать и дочь — Розалинд и Джули (обеих играет Тильда Суинтон) едут отпраздновать день рождения старшей в британскую глухомань. В доме, где когда-то жила Розалинд, теперь расположена небольшая гостиница, там они и сняли номера на пару дней. Еще они взяли с собой своего питомца — пса Луи (это собака Тильды). Джули хочет не просто угодить своей родительнице, развеяться от городской суеты, но и начать, наконец, писать сценарий нового фильма — режиссерка хочет посвятить его своей матери. Правда, мама здесь все время грустит — она то и дело вспоминает печальные страницы своей биографии — тут ей сказали про то, как пропал один из близких, в этой комнате она плакала над неудачной беременностью. Ситуацию накаляет и готическая атмосфера вокруг: постояльцев здесь нет, из живых только молодая и слегка хамоватая хостес с ресепшна, всю ночь слышаться подозрительные шумы и скрипы, рядом дома с привидениями, вокруг один туман, мрак и длинные ночи… Очень хочется проспойлерить, но не будем лишать зрителей единственного сюрприза этой ленты.
«Вечная дочь» — это попытка перезагрузить отношения матери и дочери, переосмыслить их и принять неизбежное. Это атмосферное и печальное кино в чисто британских традициях.
«Тихий садовник» Пола Шредера — кино, где 76-летний сценарист «Таксиста» и «Бешеного быка» пытается быть романтичным
Интересно наблюдать за тем, как стареют гранды большого кинематографа — к концу жизни некоторые из них становятся излишне сентиментальными, не боятся снимать мелодрамы, говорить о чувствах и даже, о ужас, о любви. Забавно, что даже самые брутальные авторы, буквально воспевавшие жесткость в своих ранних работах, вдруг становятся нежными и оттого смешными. Таким и стал Пол Шредер, написавший сценарии к немалому количеству известных работ, в том числе к двум культовым лентам Скорсезе: «Таксист», «Бешеный бык», а также к его «Последнему искушению Христа». В последние годы Шредер и сам стал активно снимать. Его герой от фильма к фильму мало меняется — это, как правило, хороший парень, который не то чтобы хочет, но вынужден бороться за светлое и доброе путем насилия. И неважно ветеран ли он вьетнамской войны, священник, картежник или садовник.
В новой работе его герой как раз-таки садовник по имени Нарвел Рот (Джоэл Эджертон). Он работает в одном из поместий на богатую любительницу садов и окультуренных растений Норму Хэверхилл (Сигурни Уивер). Ночами он пишет дневники (все герои Шредера любят это делать) и иногда спит с владелицей усадьбы, а днем отдается работе — выращивает ей розы, стрижет газоны, ухаживает за деревьями и обучает всему этому помощников. Когда в его хозяйстве появляется новенькая — симпатичная внучатая племянница Нормы по имени Майя (Куинтесса Суинделл), оказывается, что Нарвел умеет орудовать не только секатором. Ведь девушка одним махом возвращает в его жизнь мрачное прошлое, где каждый день были драки, убийства и прочие кровавые разборки. А еще девушка вновь приносит в жизнь немолодого садовника такое чувство как любовь.
Автор так хочет быть романтичным, что наделяет взаимными чувствами персонажей из параллельных вселенной, в одной исправившийся немолодой нацист с позорными татуировками, в другой хорошенькая молоденькая мулатка, страдающая от связей с наркодилерами. Шредер пытается объяснить сочетание несочетаемого биологией: «Лавандовый шалфей и сливовый мак цветут в одно и то же время каждый год, но каждый раз по-разному. Какие-то годы у них головокружительная гармония, в другие они едва терпят друг друга». Зрители застают оба периода.
Если бы этот фильм снял другой человек, то злые критики, вероятно, обсмеяли бы его. Но поскольку эту картину снял тот самый Шредер, к ней отнеслись снисходительно — мол, что поделать, иногда даже в жизнь безжалостных убийц приходит любовь, и они становятся такими, как все — несут прекрасную нелепицу, умиляют и одновременно раздражают окружающих и обязательно верят в самое прекрасное, каким бы несбыточным они ни казалось. «Сады — это вера человека в будущее, в то, что все пойдет по плану», — говорит автор устами своего героя. И с этим трудно не согласиться.
