Синдром высоких маков: как вера в колдовство вредит экономике

Множество людей видят мир как игру с нулевой суммой. Это как футбольный матч или шахматная партия: если один выиграл, то другой обязательно проиграл, и наоборот. Взаимовыгодные (win-win), кооперативные игры в сознании таких людей не предусмотрены. Или они допускают такие взаимодействия только «между своими», например, в семье. Они уверены, что улучшить свое положение можно только за счет других и не склонны думать, что выигрыш бывает общим. 

Вера в колдовство и успех

За последние годы экономисты, социологи, антропологи, психологи опубликовали несколько интереснейших исследований о том, как склонность людей видеть мир как игру с нулевой суммой влияет на экономику, политику, субъективное ощущение благосостояния. 

Взгляд на мир как игру с нулевой суммой порождает зависть к успеху других. Ведь если другой разбогател, то это богатство не достанется мне (а раз количество благ ограничено, то я буду беден). Неудача часто приводит к формированию убеждения, что успех обеспечивается не трудом, а везением, конкуренция – не благо, а зло (чем меньше конкурентов, тем больше шанс на выигрыш). 

Чем сильнее в обществе распространены такие настроения, тем меньше люди склонны к предпринимательству, к упорному труду, и к тому, чтобы вознаграждать тех, кто добивается успеха. Люди, верящие, что кооперативных игр не бывает, меньше трудятся, у них хуже образование и финансовое положение, ниже удовлетворенность жизнью, говорится в докладе, представленном группой экономистов во главе с Жан-Полем Карвальо (Оксфорд) на конференции Американской экономической ассоциации.

Ценности, убеждения, настроения, верования людей влияют на то, насколько они склонны к продуктивному труду. Нередко и в истории, и даже в современных обществах личные амбиции и успех воспринимаются, как что-то предосудительное и наказуемое. В архаических обществах успех часто приписывался союзу с нечистой силой, а зависть становилась поводом для деструктивного поведения. В таких условиях рациональным поведением было избегать чужой зависти, и культурным защитным механизмом против нее стала вера в «сглаз» – представление, что завистливый взгляд другого человека может причинить ущерб имуществу или его владельцу. 

Защита здесь состояла в том, что вера в сглаз и колдовство мотивировала человека не слишком усердно трудиться. Меньше отличаясь от других, он реже становился объектом разрушительной зависти. Такие представления работают как психологический налог на успех. Если сообщество верит, что добиться успеха можно лишь благодаря колдовству, то оно попытается лишить «колдуна» имущества. 

Люди, уверенные, что колдовство и порча реальны, не станут предпринимать усилий, чтобы разбогатеть, дабы самим не стать объектом зависти и агрессии. Такая система взглядов зафиксирована в сказках, где действия ведьм и колдунов мотивируются завистью — к красоте, богатству, силе, доблести. Если успех делает тебя объектом опасной и разрушительной зависти колдуна, то лучший способ уберечься – «быть как все». 

Синдром высоких маков

Идеи, демотивирующие производительный труд, были распространены не только в древности. «Законы Янте», описывающие скандинавское мировоззрение, говорят: «Не думай, что ты особенный», «Не думай, что ты лучше нас». Похожие взгляды распространены во многих культурах. «Не высовывайся», «тише едешь – дальше будешь», «не умничай – умнее тебя в тюрьме сидят», учит русская «народная мудрость». «Гвоздь, который торчит, забивают», говорит японская пословица. 

Начиная с древнегреческого историка Геродота известен «синдром высокого мака». Геродот рассказывает о милетском тиране Фрасибуле, который в ответ на вопрос, как лучше управлять полисом, шел по полю, срывая возвышающиеся над другими колосья. Это значило: «умертвить выдающихся горожан». Ту же историю, только с маками, описывают Аристотель и римский историк Тит Ливий. В Австралии в 1930-е меры по снижению неравенства называли политикой отрезания голов высоким макам.

В бизнесе от синдрома высоких маков сильно страдают женщины. Многие из тех, кто выделяются профессиональными достижениями, чувствуют на себе ревностное внимание коллег и руководителей, которые стремятся их «подравнять». В результате ошибки успешных женщин подмечаются с особой тщательностью, им предъявляют повышенные требования, они сталкиваются с сплетнями, ревностью, завистью. Из-за этого многим приходится преуменьшать и замалчивать свои амбиции успехи, ведь это наказывается. Когда идея, что успех одного человека – это провал другого, проникает в корпоративную среду, она становится очень токсичной. 

В малых группах количество богатства и власти действительно может быть ограниченно, конечной величиной, как в старом анекдоте про водку. Чтобы один человек поднялся, другой должен упасть. Это и есть игра с нулевой суммой. В больших сообществах дело обстоит иначе, но многие думают, что точно так же. 

Отсюда возникает «менталитет краба»: члены бедной общины рассматривают успешных соплеменников как угрозу себе. Когда в бочке или ведре сидят несколько крабов, и один пытается выбраться наружу, другие тянут его вниз. Такое поведение очень широко распространено и среди людей: «сосед спать не дает – хорошо живет». Зависть заставляет людей совершать бессмысленные покупки («у соседа есть, а я чем хуже»). Но почему убеждения, демотивирующие людей к производительному труду и инвестициям, настолько распространены?

Антрополог Джордж Фостер, проводивший полевые исследования в сельской Мексике, связал все подобные представления с идеей, что в мире всегда присутствует лишь лимитированное количество блага. Оно всегда в дефиците. Если блага не может стать больше, а игра идет в закрытой системе (большую часть своей истории люди жили именно в закрытых сообществах), то человек может улучшить свою позицию только за счет других, пишет Фостер. 

Представления, сформированные веками жизни в замкнутых крестьянских обществах, влияют на культурные привычки и на решения, принимаемые современными людьми. Они замедляют инновации и прогресс, ограничивают предпринимательство и накопление богатства. Во множестве развивающихся стран такие взгляды превалируют до сих пор. 

Исследование игры с нулевой суммой

Карвальо и его соавторы пытаются доказать гипотезу Фостера: взгляды, мешающие экономическому развитию, распространяются особенно быстро, когда люди смотрят на мир как на игру с нулевой суммой. Свою теоретическую модель они подтверждают исследованием 1,8-миллионного города в Конго, жителей которого они опросили: в какой мере, по их мнению, личный доход, корпоративная прибыль, богатство, торговая выгода, власть и счастье достигаются человеком за счет других. 

Затем экономисты проанализировали, насколько склонность видеть мир как игру с нулевой суммой способствует зависти и вере респондента в колдовство. Эту же взаимосвязь они проследили глобально через регулярное исследование ценностей опрос WVS (World Value Survey). В этом опросе, в частности, выясняется, насколько люди склонны думать, что экономической успех определяется удачей, а личные усилия и труд менее важны. 

Вот какие результаты они получили. Люди, рассматривающие мир как игру с нулевой суммой, обычно менее богаты, менее образованы, у них меньше сбережений, их занятость более низкого качества (физический труд вместо интеллектуального, наемный вместо предпринимательства). Они меньше удовлетворены своей жизнью. Но по мере того, как социальная среда становится более благоприятной и насыщенной, эти люди получают возможность улучшать свое жизненное положение, не ущемляя других, зависть и традиционные верования ослабевают. 

Связь между верой, что мир – игра с нулевой суммой, и низкой удовлетворенностью жизнью подтверждается и другими исследованиями. Механизм прост: люди, думающие, что их проигрыш – выигрыш другого, чаще видят в социальных взаимодействиях несправедливость, нечестность. В их жизни очень много конфронтации и антагонизма, и от этого их недовольство только растет. 

При этом в странах, где больше людей видят в мире игру с нулевой суммой, на индивидуальном уровне связь этих представлений с неудовлетворенностью жизнью слабее. То есть в обществах, развитие которых в целом дальше ушло от архаических моделей, «застрявшие» в них люди более несчастны, чем такие же «застрявшие» в более традиционных социумах.

Вера в колдовство (сглаз) и ненависть к богатым (к их жадности, алчности, стяжательству) в архаических обществах и вполне современное представление, что личных усилий недостаточно, чтобы достичь успеха в жизни, – это две формы одного и того же концепта, основанного на представлении о социальных отношениях как игре с нулевой суммой, пишет Карвальо. А если труд не помогает выбраться из бедности, зачем стараться? И у приверженцев этого концепта ниже доходы, меньше сбережений, хуже образование и качество занятости, ниже удовлетворенность жизнью. 

О вреде экономии

Эта демотивация работает и в долгосрочной перспективе. Многие века человеческое общество развивалось крайне медленно. Популярность представлений о лимитированности блага коррелирует с низкими темпами накопления и распространения знаний, технологий и инноваций. Эти представления способствовали экономии ресурсов (зачем тратить силы на бесплодное и бесконечное перетягивание каната?), но запирали экономику в ловушку долгой технологической стагнации. Чем сильнее такие воззрения, тем труднее выбраться из ловушки. 

С культурной эволюцией, которую человечество постепенно переживало на протяжении последнего тысячелетия, такие взгляды ослабевали. Глобальная экспансия Европы после 1500 года, колониальные завоевания способствовали тому, что представление об ограниченности блага теряло популярность. Мир расширялся буквально на глазах.

Возникали новые возможности торговли, доступ к новым ресурсам и технологиям: сахар, чай, кофе и табак, новые злаки, гуано – птичий помет, который оказался необычайно ценным как минеральное удобрение и сырье в изготовлении пороха, и сыграл трагическую роль в истории Перу, Боливии и Чили. Развитие международной торговли, промышленная революция, распространение буржуазной этики и духа капитализма, – все это помогло трансформировать культуру в сторону, которая благоприятствовала современной модели производства, потребления и инноваций. Социум переставал быть миром игры с нулевой суммой – и в такте с этой трансформацией менялись человеческие представления.

Однако в мире отнюдь не восторжествовало представление, что индивидуальное усилие, труд и успех определяют положение человека в обществе, что успех одного – благо для всех. Есть множество национальных культур, все еще внушающих своим членам, что религия, традиция, привычка, комфорт – важнее, что победить можно, лишь обыграв других, а успех – скорее проклятье, чем благо. Такие представления тем сильнее, чем ниже в стране уровень подушевого ВВП и уровень индивидуализма. На национальном уровне вера в игру с нулевой суммой сильнее среди бедных, что работает как психологическое самооправдание: «Я не выиграл, потому что мой выигрыш забрали другие (а не потому, что не смог)». 

Человеческие взгляды, привычки, ментальные навыки очень инертны. Они меняются медленнее, чем экономика и общество, резюмирует Натан Нанн, один известнейших современных экономических историков из Ванкуверской школы экономики. И когда расхождения между этими двумя траекториями становится особенно сильным, культура мешает развитию.