Визит Касым-Жомарта Токаева в США и участие стран Центральной Азии в саммите C5+1 стали ключевыми событиями региональной дипломатии. Кыргызский политолог, директор НИИ «Геополитики и стратегии» Канатбек Азиз отмечает: форум подтвердил растущую субъектность региона, а Казахстан вновь выступил главным драйвером взаимодействия со стратегическими партнерами.
– Канатбек, как вы оцениваете итоги визита Касым-Жомарта Токаева в США и участие в саммите «Центральная Азия – США»? Можно ли сказать, что этот визит стал поворотным моментом в отношениях региона с Вашингтоном?
– Визит Касым-Жомарта Токаева в США и участие в саммите «Центральная Азия – США» стали логичным и последовательным шагом в развитии прагматичного партнерства региона с Вашингтоном. Я бы не стал говорить о «поворотном моменте», скорее, мы наблюдаем переход к зрелому, взаимоуважительному диалогу, где Центральная Азия впервые выступает как самостоятельный субъект международной политики. В этом контексте видно, что Казахстан последовательно реализует принцип балансированной многовекторности, расширяя сотрудничество с США в ключевых сферах, но сохраняя стратегическую устойчивость и автономность собственных внешнеполитических решений.
– В своей речи на саммите Касым-Жомарт Токаев заявил о начале новой эры взаимодействия между Центральной Азией и США. Насколько это соответствует реальному перераспределению влияния в регионе?
– Мы действительно наблюдаем структурный сдвиг в региональной политике Центральной Азии. Это не переориентация, а выстраивание сбалансированной модели внешних связей. Регион продолжает развивать взаимодействие с Китаем, Россией и ЕС и одновременно расширяет экономические и технологические каналы, минимизируя зависимость от любого единственного центра силы. Соединенные Штаты, в свою очередь, перешли от символического присутствия к предметному партнерству, прежде всего, в сферах критических минералов, транзита, инфраструктуры и технологий. Это делает отношения более рациональными и взаимовыгодными.
– Как вы уже сказали, один из ключевых акцентов саммита – критически важные минералы, энергетика, технологии и ИИ. Почему именно Казахстан стал главным переговорщиком региона по этим вопросам?
– Казахстан стал ключевым переговорщиком не только из-за богатой ресурсной базы, но и благодаря заинтересованности США в создании устойчивой точки опоры в Центральной Азии. Страна обладает необходимой инфраструктурой, правовой базой и инвестиционной средой, что делает ее удобным каналом взаимодействия.
Диалог по критическим минералам, энергетике и ИИ вписывается в стратегию США по «технологическому перехвату» – закреплению структурного присутствия через экономику, стандарты, технологии и безопасность.
– Казахстан поддержал внешнюю политику президента Трампа и высоко оценил его роль в мирных инициативах. Как такой шаг может отразиться на политическом балансе в Центральной Азии?
– Поддержка Казахстаном внешнеполитических подходов Дональда Трампа отражает стремление Астаны сохранить устойчивые и прямые каналы взаимодействия с Вашингтонoм в условиях меняющейся мировой архитектуры. Это тонкий баланс. С одной стороны, подобная линия открывает новые возможности в экономике, технологиях и инвестициях. С другой – требует осторожности в отношениях с Россией и Китаем, которые продолжают рассматривать Центральную Азию как стратегическое пространство. Казахстан демонстрирует не смену вектора, а способность гибко адаптироваться, проводя многослойную политику, основанную на национальных интересах и реалистическом понимании мировой конкуренции.
– На саммите были подписаны крупные соглашения – от меморандума по критическим минералам до стратегического партнерства с John Deere и Chevron. Как вы оцениваете эти договоренности?
– Соглашения с John Deere, Chevron и меморандум по критическим минералам демонстрируют, что Вашингтон переходит от политических деклараций к долгосрочному экономическому закреплению в регионе. США стремятся встроиться в цепочки добычи, переработки и технологического производства, формируя влияние через стандарты, технологии и присутствие в ключевых секторах. Для стран Центральной Азии это открывает доступ к инвестициям и новым компетенциям, но одновременно создает риск усиления сырьевой зависимости, если сотрудничество не будет встроено в стратегию индустриализации и модернизации.
– Как вы воспринимаете решение Казахстана о присоединении к Авраамским соглашениям? Способно ли оно изменить архитектуру сотрудничества Ближнего Востока и Центральной Азии?
– Присоединение Казахстана к Авраамским соглашениям – стратегический и продуманный шаг Токаева. Это инструмент укрепления международной субъектности и расширения многовекторности в ее глобальном измерении. Казахстан получает доступ к инвестиционным возможностям стран Персидского залива, технологическим решениям Израиля и политическим каналам США без формального вступления в какие-либо блоки. В итоге формируется новая линия взаимодействия на оси Ближний Восток – Центральная Азия. Это открывает новое пространство для экономического сотрудничества и усиливает дипломатическую роль Астаны.
– Можно ли считать, что Казахстан при Токаеве становится главным проводником региональной дипломатии, соединяющим Центральную Азию с США, Ближним Востоком и глобальными экономиками?
– Казахстан действительно усиливает дипломатическую активность при Токаеве и выполняет функцию важного связующего звена между Центральной Азией и внешними центрами силы – США, Европой, Ближним Востоком, Россией и Китаем. Но это не претензия на лидерство в классическом понимании. Скорее, это координирующая роль, основанная на прагматическом подходе, институциональной устойчивости и способности балансировать интересы. Казахстан становится одним из ключевых архитекторов новой региональной дипломатии, где основой выступает предсказуемость и устойчивость внешней политики.
– Какие долгосрочные результаты могут иметь инициативы Токаева в Вашингтоне для Центральной Азии?
– Долгосрочные результаты будут определяться не масштабом подписанных документов, а изменением логики восприятия региона. Центральная Азия впервые рассматривается как элемент стратегической инфраструктуры глобальной экономики, а не просто буферное пространство. Это создает окно возможностей для производственной модернизации, технологического развития, энергетической устойчивости и формирования региональных платформ безопасности. Но одновременно растет политическая нагрузка: регион становится участником пересечения обязательств между США, Китаем и Россией. Если Центральная Азия сможет выстроить внутрирегиональные механизмы координации, это станет стартом ее новой субъектности.
