Они сражались не за «кассу»
Фильм «Брестская крепость», который идет сейчас в прокате, называют совершенно иным уровнем военного кино в российском кинематографе. На новую ступень развития жанра картина вышла благодаря такой свежей изобразительности и, прежде всего, благодаря ясной, чистой, не меркантильной и не пафосной передаче на экране национальной трагедии.
Изначальное желание создателей картины – режиссера Александра Котта и продюсера Игоря Угольникова – было отказаться от неправды, которая свойственна большинству военных фильмов. Поэтому в качестве источника была выбрана книга историка Сергея Смирнова «Брестская крепость», в свое время запрещенная из-за того, что без прикрас документировала судьбу защитников крепости, выжившие из которых попали сначала в гитлеровские концлагеря, а потом – в сталинские.
Само нежелание режиссера говорить и снимать явную ложь предохраняет фильм от провала. На молодой, но уже сознательный возраст Александра Котта пришлась перестройка и все жуткие подробности о войне, когда цифра потерь с 20 млн сменилась на 27, и совершенно поменялся взгляд на события тех лет.
Как в «Предстоянии» Михалкова весь взвод кремлевских курсантов был смолочен за 10 минут, так и неотъемлемой частью «Крепости» становятся кровавые горы трупов – в крепости, как в ловушке, оказалось не 35, как считали раньше, а 70 тыс. человек.
Конечно, «Брестскую крепость» нельзя не сравнивать со второй частью «Утомленных солнцем», даже не потому, что оба фильма приурочены к 65-летию Победы и сняты на бюджетные деньги (хоть «Крепость» и обошлась в 6 раз дешевле «Предстояния», в $7,5-8 млн). Перекликаются они, к удивлению, в мельчайших деталях, а расходятся в главном. В центр «Крепости» вынесены, прежде всего, люди, а не вера и власть. Котт отказывается от главных трендов, культивируемых Михалковым: православие, постмодернизм и навязывание героям излишнего патриотизма. В «Брестской крепости» ни разу не звучит имя Сталина или слово «оте-чество». Текста в новом художественном высказывании на тему войны вообще очень мало. Режиссер словно понимает, что словами на эту тему ничего нового уже не скажешь. Поэтому вместе с оператором Владимиром Башта он концентрируется на выстраивании мизансцен. Кому-то даже покажется, что Котт упивается картиной гибели и разрушений, тщательно превращая лики войны в изящные рапидные съемки.
Котт лукавит лишь в самом конце, когда живой и здоровый герой – тот мальчик, кадет-музыкант, от лица которого ведется повествование,– гуляет по восстановленной безмятежной Брестской крепости. Зрителю не сообщается, что прототип маленького трубача отсидел семь лет на Колыме и до старости не дожил. Но и без этих подробностей финальные титры кинокартины идут под гнетущее зрительское молчание. О таких фильмах не спорят, не исходят сарказмом в блогах, чем запомнились в первую очередь «УС-2». После «Брестской крепости», созданной вполне себе современным хипстером, чувство патриотизма просыпается гораздо больше, чем после грандиозных работ «профессиональных патриотов».
