Американские ученые нашли автократии, которые не хуже демократий

Усложнение общей картины в мировой политике, накопление макростатистики и расширение методик оценки данных ломают одни стереотипы мейнстримных экономистов и политологов за другими. 

Недавно Kursiv писал, как всего за несколько последних лет на 180 градусов развернулись представления экономистов о промышленной политике. Сначала ее осуждали, затем рационализировали, а в итоге выяснилось, что в последние десятилетия развитые страны применяли инструменты промполитики куда активнее развивающихся. Парадокс в том, что именно развивающиеся страны с моделями догоняющего развития за промполитику критиковали наиболее усердно, ставя им в пример развитые.

Похожие изменения, но значительно медленнее, происходят в отношении репутации автократий – режимов, которые объединяет то, что они не являются демократическими. Ранее считалось, что такие автократии неизбежно проигрывают демократиям. Исследование «Персоналистское наказание: виды автократий и экономический рост», проведенное Кристофером Блаттманом и Скоттом Гельбахом из Чикагского университета, а также Зэян Ю из Принстонского университета, показывает, что это несправедливо по отношению ко всем автократиям. 

Авторы проанализировали ВВП на душу населения в 176 странах мира с различными режимами в период 1960–2010 годов. Столкнувшись с тем, что недемократические режимы – автократии – по факту очень разные, порой крайне непохожие друг на друга режимы, исследователи попытались их сгруппировать по различным наборам признаков, в числе которых в том числе и признаки того, как устроена и реализуется власть. 

В институализированных автократиях власть осуществляется через правящую партию, корпоративную военную структуру или конституционную монархию. В числе примеров таких режимов авторы работы приводят Мексику при Институционально-революционной партии (PRI) или Сингапур при Партии народного действия (PAP). 

Персоналистские автократии – режим, при котором власть сосредоточена в руках одного человека или небольшой элиты. В пример авторы приводят диктатуры Мобуту Сесе Секо (Заир) или Саддама Хусейна (Ирак). В направлении персоналистского правления, по их мнению, идут и Владимир Путин в России и Си Цзиньпин в Китае: оба руководителя, согласно выводам исследователей, систематически устраняли институциональные сдержки и противовесы, переходя к управлению через личное влияние. 

Для классификации авторитарных режимов применялись различные методики оценки практик власти: консолидация власти по Ганди и Саммеру, категориальный персонализм по Геддесу, Райту и Францу, президентская система по V-Dem, игроки вето по Хенишу. Всего исследователи применяли восемь метрик автократии. 

Анализ того, как прогрессирует экономика в условиях различных режимов, показал, что институализированные автократии показывают результаты не лучше, но и не хуже демократий. Если средний темп роста подушевого ВВП в исследуемый 50-летний период составлял для демократий 2,4%, то для институционализированных автократий – 2,3%. 

Другое дело автократии персоналистские – их средний темп роста – 1,4%. Если пересчитывать это замедление на потенциал роста в 50-летней перспективе, то получается разрыв в 64% в уровне доходов. Это и есть «наказание за персонализм». 

«Персоналистские автократии, по-видимому, страдают от сочетания низких частных инвестиций, худших общественных благ и более выраженных конфликтов, что в совокупности имеет последствия для производительности и роста», – делают вывод авторы работы. Главный научный вывод – изучая влияние политических режимов на экономический рост, необходимо уйти от дихотомии демократия – автократия, поскольку автократии (как и демократии) – режимы сложные и противоречивые, их надо классифицировать и изучать изолировано.  

Здесь же напрашивается другая дихотомия: сильное государство – слабое государство. Где сила государственного организма связана не с военной силой или возможностью аккумуляции ресурсов, а с тем, насколько власть привязана в проводимой политике к конкретной персоне, а насколько – к устойчивым механизмам, зашитым в процедуры и практики, которые поддерживаются благодаря инерции, создаваемой прослойкой профессиональных госслужащих и набором долгосрочных госпрограмм. Этакое глубинное государство, правда, не только в негативном, но и в позитивном смысле.

В казахстанском контексте эти выводы любопытны в нескольких аспектах. Во-первых, это важное напоминание: результат демократических реформ – с 2019 года в РК реализована серия пакетов политических реформ – в конечном счете оценивается по росту богатства нации. Во-вторых, тем, что авторитарная модернизация может быть ничем не хуже демократической, главное, не потерять по ходу реформ государство как важнейший институт общества.