«Величина населения не играет роли, когда весь мир – рынок»

В ближайшее десятилетие Монголия может стать самой быстроразвивающейся экономикой мира. Аналитики «Ренессанс Капитал» считают, что Монгольский волк уже прыгнул – в 2010 году началась «неостановимая трансформация» страны. Глава агентства, определяющего вектор этого прыжка, согласился дать эксклюзивное интервью «Къ».

– Господин Хашчулуун, на состоявшемся недавно в Астане горнорудном форуме «Мinеx-Центральная Азия» вы сказали, что в ближайшие 5 лет ВВП Монголии будет утроено. На фоне того, что крупнейшие экономики мира только-только начали выходить из рецессии, заявление выглядит чрезвычайно смелым.
– Как известно, азиатские страны пережили кризис легче, чем европейские и США. Он, конечно, сказался и на Монголии: если в 2008 году ВВП страны вырос на 8.9%, то в 2009 году экономика пережила падение на -1.6 %, но уже в 4 квартале 2009 экономический рост составил 3.9%, а на 2010 год мы планируем 7.4% роста. За прошедшие 2005-2008 года наш ВВП удвоился, а ВВП на душу населения вырос в 3 раза. Если говорить о следующих 5 годах, то мы ожидаем, что годовой рост ВВП достигнет 20% к 2013 году и останется в двузначных цифрах на протяжении, по крайней мере, следующих 10 лет.

– И за счет чего должен произойти этот впечатляющий рост?
– «Локомотивом» мы видим горнорудную отрасль. В 90-х годах она не являлась приоритетом для нас, но начиная с 2000 года, когда начался сырьевой бум, именно добывающая отрасль стала хребтом нашего экономического развития. Ее доля в ВВП постоянно увеличивается. В предыдущие 10 лет выделялись огромные средства на разведку и, по некоторым статистическим данным, Монголия вошла в десятку крупнейших стран по разведывательным работам. Сейчас в стране добывается молибден, медь, золото, цинк. Но гораздо больше резервы – никогда не разрабатывавшиеся месторождения железной руды, молибдена, меди, золота и угля. В конце прошлого года мы завершили переговоры по медно-золотому месторождению Оюу-Толгой (считается крупнейшим неразрабатываемым медно-золотым месторождением в мире – Къ), подписав инвестиционное соглашение с группой Rio Tinto (Австралия-Великобритания) и Ivanhoe Mines Ltd.(Канада). Начало добычи запланировано на 2013 г, ожидаемые годовые объемы производства – 450 тыс тонн меди и 330 тыс унций золота. Уже в этом году группа инвестирует в Монголию сотни миллионов долларов.

– Российские СМИ писали, что это месторождение было обещано предыдущим президентом Монголии россиянам. Точнее, российско-монгольскому СП «Развитие инфраструктуры», созданному в прошлом году ОАО РЖД и монгольскими госкомпаниями «Эрдэнэс-МГЛ» и «Монголын томор зам». Глава РЖД Владимир Якунин даже заявлял, что это решенный вопрос. Вы больше не рассматриваете Россию как стратегического инвестора?
– Мы вообще никого не рассматриваем в качестве стратегического инвестора. То есть, месторождение является стратегическим для нас, если дает более 5% ВВП, а насчет инвестора – нет различия, это китайская, российская, канадская или еще какая-то другая компания. Главное, чтобы проект был достаточно инвестиционно привлекательным для нашей страны. Если компания Х проиграла конкурс, значит, предложенные ею условия недостаточно отвечают нашим интересам.
Переговоры по Оюу Толгою продолжались 5 лет, и весь этот процесс был совершенно открытым. У нас около 500 газет, они все являются свободными (в Монголии нет государственных СМИ – Къ), больше 30 телеканалов, и любой промах правительства рассматривается, как под лупой. Например, в проекте с Рио Тинто, насколько я знаю, была разработана целая стратегия, чтобы добиться понимания у публики.
У нас весь конкурсный процесс настолько открытый, что даже драфты соглашений, если они не являются секретными, публикуются в газетах и интернете, все замечания собираются и анализируются.

– Что относится к «совершенно секретному»?
– Переговоры по урану, поскольку он может быть использован для создания ядерного оружия. Ну и некоторые нюансы в ходе других переговоров.

– А вы не боитесь отпугнуть инвесторов, так подолгу обсуждая каждое крупное месторождение? Ведь за 5 лет конъюнктура цен на сырье может существенно измениться.
– Вы знаете, у нас постоянно идут дискуссии, правильна ли наша модель. Некоторые исследователи приводят в пример Казахстан, где решения принимаются очень быстро, и инвесторам не нужно долго ждать. А у нас, пока добьешься консенсуса у главных политических партий, пока президент, парламент и НПО придут к единому соглашению – это действительно может потребовать несколько лет.
Никто не может заранее сказать, какая модель является наиболее подходящей для данной конкретной страны. Но, в каком- то смысле, если смотреть долгосрочно, на 40-50 лет вперед, я думаю, что консенсус в обществе – это чрезвычайно важно.
Это, кстати, улучшает и бизнес-климат. Мы перешли к многопартийной системе в 1992 году и тем самым сразу снизили страновые риски. Да, большие контракты разрабатываются 5-6 лет, за это время и правительство, и парламент меняются, но основная политика остается стабильной. Горнорудная промышленность является одной из самых, если можно так выразиться, текучих – потребителю неважно, откуда это золото или медь, и в этом плане национальность страны или политика не очень-то интересует, главное – бизнес. Создание хорошего бизнес-климата – многолетний процесс. Монголия стала членом ВТО в 1997 году и в том же году приняла очень прозрачный и простой Закон о недрах. Наверное, поэтому мы не испытываем недостатка в компаниях, которые хотели бы работать в нашей стране. Несмотря на то, что, как в случае с Оюу-Толгой, месторождения, в принципе, остались у правительства. Группа Rio Tinto/Ivanhoe получило лишь право на добычу. 1/3 всех инвестиций в месторождение принадлежат государству, при этом инвесторы платят все налоги из своей доли, так что общая доля доходов правительства составляет 60%. Зато инвестор получает долгосрочные гарантии неизменности налогового и иного законодательства на 30 лет, и этот контракт может быть пересмотрен только при продлении.

– В Монголии сейчас очень активны китайские компании…
– Да, и это еще одна ось нашего роста. Китай сейчас является сейчас самым крупным производителем мира и нуждается в сырье. За последние годы одна только Китайская инвестиционная корпорация (СIC) инвестировала почти $1.2 трлн в регионы Монголии. Есть и множество других инвесторов из Китая. Но крупнейшими инвесторами на данный момент являются канадцы и международная компания Рио Тинто.

– В Казахстане с опаской относятся к усилению китайского присутствия в экономике страны, в последнее время это даже приняло характер фобии. Вас еще меньше, чем нас, у вас тоже малонаселенная страна, более того – в Китае живет больше этнических монгол, чем в самой Монголии. Вы не боитесь за свой суверенитет?
– Это интересный вопрос. Я думаю, у нас, монгол, очень большой опыт работы и жизни вместе с Китаем. Было время, когда мы управляли Китаем; было время, когда мы и Китай входили в одну огромную империю, Манчжурскую, но это было всего 200 лет из тысячи. Было время, когда Китай и Монголия воевали – только в средние века 150 раз. И вы знаете, даже несмотря на свои огромные людские ресурсы, Китай не смог добиться окончательной победы.
Современный Китай – мощнейшая страна и великий сосед. У нас просто нет других альтернатив, кроме сотрудничества и оно выгодно обеим странам.

– А вас не возникает желания кем-то уравновесить своего великого соседа?
– В Монголии проводится так называемая политика «третьего соседа». Мы развиваем политико-экономические отношения с двумя нашими великими соседями – Китаем и Россией. Но мы хотим ближе работать и с третьим соседом. Этим третьим соседом, в зависимости от обстоятельств, являются Япония, США, ЕС.
Но при этом связь с китайским рынком является неотъемлемой частью нашего развития. И это верно не только для Монголии, но и для остальных соседей этой державы – и для Вьетнама, и для Кореи, и даже в последнее время для Японии. Два года назад объем торговли Японии с Китаем превысил объем торговли с США.

– Сейчас у вас выставлено на конкурс еще одно месторождение, за право разрабатывать которое борются крупнейшие компании мира. Когда будет принято решение по Таван-Толгою?
– Таван-Толгой – одно из крупнейших в мире месторождений угля, причем, коксующегося угля очень высокого качества и в 300 км от границы с Китаем. Который, как известно, является настолько крупным потребителем угля, что вынужден импортировать его из Австралии. Сам размер этого месторождения – 6,5 млрд тонн угля – настолько колоссален, что мы, даже если б захотели, не смогли разрабатывать его самостоятельно. Был объявлен тендер, в котором приняло участие 11 компаний мирового масштаба. Среди них BHP Billiton, индийская Jindal, бразильская Vale, американская Peabody, китайская Shenhua, южнокорейский консорциум COPEC, группа японских и российских компаний и др. Решение будет принято в этом году, и его предварительный план уже обнародован для публики.
Несколько лет мы рассматривали предложения различных компаний по покупке доли в месторождении. Но теперь правительство решило, что Монголии не нужно продавать ресурсы. Это особенно справедливо по отношению к углю, потому его технологически легче разрабатывать, чем любое другое сырье. Поэтому 100% Таван-Толгоя останется в государственной собственности, а инвестор будет привлечен только для добычи по контракту. Это схема позволяет максимально использовать потенциальную стоимость проекта на благо народа Монголии. Контракт дает право только на техническое добычу и, возможно, продажу. Но продавать компания будет не то, что принадлежит ей, а то, что принадлежит Монголии на согласованных условиях.

– То есть это такая нанятая компания, которая разработает для вас месторождения? И инвесторы идут к вам даже на таких условиях?
– Идут. Несколько компаний вышло из конкурса, но я думаю, это из-за финансового кризиса (например, российские компании испытывают сейчас недостаток финансов, которого раньше не было). Эта модель уже опробована частными монгольскими компаниями, которые нанимали для разработки своих месторождений специализированные предприятия. В мире есть специализированные компании, которые работают только по найму. Одна из крупнейших – австралийский гигант (Leighton Holdings of Australia), она, кстати, имеет такой контракт с монгольской частной компанией в месторождении Ухаа Худаг, которая лежит рядом с Таван-толгой.

– Когда вы разрабатывали свой Закон о недрах, у вас были какие-то конкретные ориентиры?
– Над этим законопроектом работало большое количество консультантов из таки стран, как Канада, Австралия и т.д. Исследовали также опыт Чили, России, Казахстана, Китая. И была выбрана модель, которая наиболее привлекательна именно для Монголии. Следует учесть, что в то время Монголия на карте мировых игроков не являлась важным игроком и привлекательным местом.
Мы начали с разведки. Кстати, работы по разведке не гарантируют, что разведанные ресурсы будут отданы именно этой компании, но гарантируют участие в конкурсе на добычу. Мы занимались этим очень планомерно, в течение, как я уже сказал, 10 лет, когда главной целью была разведка и привлечение инвесторов в страну.
Но даже при этом, включая и ту работу, которую в свое время провели советские, монгольские и чехословацкие геологи, 70% недр еще не до конца исследовано. Так, совсем недавно мы стали 33-ей страной в мире по запасам нефти. В сравнении с Казахстаном у нас ее очень немного, но самой Монголии внутренних источников нефти хватит почти на 100 лет.
Следующий этап начался в 2006 году, когда мы решили, что пора начать использовать эти сырьевые депозиты так, чтобы страна получила максимальную выгоду, но чтобы и инвестор тоже не было ущемлен. Сейчас такие циклы горнорудного производства, как разведка, добыча и обогащение происходят в Монголии, а конечная продукт производится в Китае или в какой-то другой стране.

– И вас эта схема устраивает?
– Вообще-то это вполне в рамках международного разделения труда. Кроме того, в предыдущие 20 лет организовать выпуск конечного продукта в Монголии было чрезвычайно трудно из-за недостатка финансов. Но, поскольку теперь мы получаем больше доходов от добычи, это становится все более возможным. Поэтому в ноябре 2009 года мы составили список 26 первоочередных проектов, из которых 8 – как раз по выпуску конечного продукта из горнорудного сырья. Поскольку эти проекты очень большие (например, один медеплавильный завод стоимостью $1млрд будет перерабатывать до 300 тыс тонн концентрата), необходимо найти финансы и такую технологию, которая минимально вредит окружающей среде. Сейчас над поиском оптимальных схем и технологий работает несколько групп исследователей, в том числе парламентская, правительственная и при нашем Агентстве национального развития.
Кроме того, мы выделили 15 крупнейших месторождений, которые имеют стратегическое значение. Поскольку по Конституции недра принадлежат народу, доходы от этих стратегических месторождений поступают в созданный в прошлом году Фонд развития человека и структурируются таким образом, что нацелены на социальное страхование, здравоохранение, образование и жилье и прямые выдачи дивидендов населению. На 2010 год в бюджете запланировано $240 млн. У нас есть древний праздник Цаган сар, это лунный новый год, вот к этому празднику и началось выплата дивидендов всем гражданам страны. Пока это небольшая сумма, $150, но Фонд будет расти, и к 2013г ежегодные дивиденды каждого составят около $1000 – столько же выдается фондом Аляски.

– Неплохо, если учесть, что $1000 на Алсяке и $1000 в Монголии – это далеко не одно и то же. «Голландской болезни» не боитесь?
– Да, по покупательской способности, если сравнивать с США, это эквивалентно $4000. Что касается «голландской болезни», то мы принимаем превентивные меры – вдобавок к постепенному углублению переработки ископаемых ресурсов, развиваем вторичные и третичные отрасли. Например, сейчас в Монголии более 400 компаний работает в сфере IT-технологий и уже дают 9% ВВП. Мы создали Национальный центр данных и выполняем проекты аутсорсинга для Японии, Кореи и других стран. Вместе с Индией планируется создание образовательниого и бизнес-кластера для развития информационных технологий и аутсорсинга. Это один из новых векторов развития для нас.
Диверсифицируются и такие традиционные для Монголии отрасли, как животноводство. Монголия – одна из немногих стран мира, где производится кашемир, и наша доля на мировом рынке этого одного из самых дорогих видов натурального сырья – 30%. В одно из таких предприятий вложила свои приватизационные купоны и моя семья.

– У вас тоже приватизация происходила по купонам?
– Да, в начале 90-х каждая семья получила приватизационные купоны, и были созданы фондовые биржи, через которые было приватизировано около 300 крупных государственных предприятий. Кто-то вложил свои купоны в производство, кто-то продал.
Я, кстати, не думаю, что это была оптимальная модель – это не деньги, и если компания получает большое количество купонов, на них нельзя модернизировать производство. Поэтому вторая волна приватизации ставила целью привлечение уже реальных инвестиций. А биржи стагнировали. Поэтому в 2010 году у нас началась модернизация фондовых бирж, чтобы использовать их для притока капиталов в страну. Следует сказать, что биржа у нас до сих пор государственная. Поэтому предполагается приватизация, приглашение иностранного менежмента, согласовывание законодательной и правовой базы с международными стандартами, улучшение защиты инвесторов, технический апгрейд оборудования и улучшение работы с международными рынками финансов.

– У нас считается, что стремительному движению Казахстана вперед мешает демография – сравнительно небольшое население при большой территории. Как же обходитесь вы? Монголия – самая малонаселенная страна мира, 1,8 человека на кВ. км. Это не мешает вам в осуществлении ваших амбициозных планов?
– Знаете, в настоящее время мир настолько глобализирован, что одну единственную машину собирают из деталей, произведенных в 40 странах. Так что население одной страны в принципе не играет большой роли, весь мир — рынок. Можно иметь большое население, но использовать его так неэффективно, что практически все 150 млн будут недовольны. А можно с 0,4 млн, как в Люксембурге, иметь один из высочайших подушевых доходов в мире.

– Но этот показатель в Монголии, кажется, не очень высок?
– Да, в 2009 году доход на душу населения у нас составил $2000. Но в 90-х это было всего $300, то есть за 10 лет этот показатель увеличилось в 6 раз. Сейчас среднемесячная зарплата достигла 270 долларов, при том, что наши цены в 4 раза ниже чем в США и в 2 раза ниже, чем в России. Это уже сказывается на миграции – теперь у нас наблюдается не отток, а приток населения, в том числе и за счет диаспор, проживающих в Китае и России (в России это буряты и калмыки).

– Среди последних монгольских реформ на слуху отмена налога на сверхприбыль, который составлял 68%. На астаниском Minex даже прозвучало опасение, что это грозит Казахстану потерей части инвесторов, которые могут предпочесть ему либеральную Монголию.
– Я совершенно не думаю, что Казахстану следует беспокоиться по этому поводу. Вообще, об этом налоге больше разговоров. Во-первых, он налагался лишь на очень узкую часть проектов по добыче исключительно меди и золота. При этом, если медь обогащалась и перерабатывалась внутри страны, то добывающая компания от него освобождалась. Во-вторых, он касался только той сверхприбыли, которая была получена за счет резкого роста рыночных цен на эти металлы. То есть в период рецессии этот налог никто не платил. Тем не менее, решение по нему принято, и с 1 января 2011 года налог на сверхприбыль будет ликвидирован.
В целом же наши налоги – одни из самых низких в Азии, никто из инвесторов на них не жалуется.
Кроме того, структура месторождений в Казахстане и Монголии совершенно разная, так что, я думаю, никаких перетоков не будет.

– Среди компаний, о которых вы рассказывали, нет ни одной казахстанской. Наши страны вообще как-то сотрудничают?
– Два-три года назад начался диалог с Казахстаном. Было несколько компаний, которые изъявили желание инвестировать в Монголию. В частности, офисы в Улан-Баторе открыли ваш ХалыкБанк и «Самрук Казына». Но дело в том, что структура работы в Монголии очень отличается от структуры работы в других странах Это как раз та система, когда большие инвестиции обязательно должны быть проработаны со всеми – и с парламентом, и с правительством, и с социумом. Для некоторых компаний, наверное, не имеет смысла терять время, поэтому я понимаю те компании, которые посмотрев, решают не инвестировать. Но у нас такие правила игры.

– Стратегическая цель Казахстана (во всяком случае, так было заявлено несколько лет назад) – войти в число 50 самых конкурентоспособных стран мира. Есть ли официально заявленная стратегическая цель у Монголии?
– Я бы сказал так: стратегическая цель Монголии – стать одной из самых привлекательных для бизнеса стран мира. 2010 год у нас объявлен правительством годом реформы бизнес-среды. Мы хотим создать такую экономику в которой очень легко было бы частному бизнесу, индивидуальному предпринимателю развивать свое дело, причем, вне зависимости от того, монгольский это бизнесмен или иностранный.
Реформа включает в себя изменения в 81 законе, которые регулируют различные виды хозяйственной деятельности; отмену до 90% всяких разрешений и лицензий и т.д. Но зато стандарты должны быть международного уровня. Это большой детальный план на 22 страницы. Недавно наш премьер-министр С. Батболд, по инициативе которого Монголия сейчас вплотную занялась институционной реформой бизнес-среды, нанес официальный визит в Австрию и Венгрию. В числе договоренностей входит сотрудничество с ЕС по внедрению европейских стандартов.

– Существует мнение, что демократия плохо приживается в азиатских и, тем более, постсоциалистических азиатских странах, и что до демократии нужно «дорасти». Как это удалось Монголии, ведь начинали мы примерно с одинакового старта?
– Вообще-то первые выборы в Монголии прошли в 1206 году, когда наши предки выбрали Чингис-хана и утвердили конституцию Их Засаг (Яса). Если говорить о демократии современного типа, то борьба за нее у нас шла с конца 19 века по 1921 год. Возникло народное движение «Дугуйлан», что означает «Круг», то есть равенство всех его составляющих. В результате к 1911 году была отвоевана независимость. Но в 1924 году Монголия стала социалистической страной с единственной партией у власти.
В 1990 году народное движение потребовали перехода к классической демократии. Наши власти заседали целый день, а потом решили уйти в отставку всем составом. Это было 9 марта 1990 года. После этого было создано новое правительство, куда пришли совершенно новые люди. Первые свободные выборы были проведены в июле 1990 года и новый парламент разработал новую Конституцию, которая была принята в январе 1992 года. С тех пор мы ее не меняли, лишь вносили незначительные технические изменения.
Надо сказать, многие бывшие члены монгольского правительства потом очень трудно жили. Но они сделали свой выбор в пользу демократии и осознанно уступили власть для ее создания.
Тем не менее, у нас все время идут дискуссии – может, лучше президентская форма правления или смешанная. Однако монголы выбрали парламентскую, можно сказать – европейскую модель. Хотя я не думаю, что демократия бывает западной или восточной, это универсальная форма правления. Сейчас, наверное, уже можно говорить о зрелой демократии, хотя у нее, как я уже говорил, есть свои преимущества и свои недостатки.
Кстати, в конце прошлого века в Азии начался массовый переход к демократии – с тех пор и Тайвань стал демократическим, и Южная Корея, понемногу какие-то изменения происходят в других странах.

– Вы всего один раз были в Казахстане, но иногда стороннему взгляду видно больше, чем изнутри. Вы заметили что-то особенное?
– Казахстан – очень интересная страна, в которой рядом живут больший группы населения, достаточно различные по этносу, но, тем не менее, имеющие единую политику и единые цели развития. Здесь перемешаны номадические, мусульманские, крестьянские (учитывая большую долю славянского населения) традиции, а это довольно уникальный микс. Вы живете рядом с Китаем много веков, но не знаете и боитесь его. Впрочем, возможно, это связано с тем, что между вами и настоящим Китаем всегда был буфер в виде Синцзян-Уйгурского района. Зато есть культурное взаимопроникновение с другим вашим соседом – Россией, и арабскими странами через ислам. Внешне вы – азиатская страна. Но ментально в вас мало восточного, если сравнивать с корейцами, монголами, китайцами.
Как объединить под единым лозунгом такие различные группы? Можно ли исторически переплавить их во что-то единое? Насколько я знаю, в истории немного примеров этого. Так, с ходу, я могу назвать только один – Золотая Орда. Но это было очень давно. Тем интереснее наблюдать за развитием вашей страны.
Решения, которые вы принимаете, например, по ископаемым ресурсам, диверсификации, стратегии развития, являются также интересными для нас, поскольку в какой то мере наши проблемы схожи (а в чем-то – совершенно разные). Но конечная цель – развитие и благосостояние граждан наших стран – одинакова, так что я желаю успеха братскому народу Казахстана и хотел бы видеть всестороннее и взаимовыгодное развитие наших отношений.