«Мы предполагаем, что в ближайшие 3–5 лет цикл роста кредитования начнет возобновляться»

О том, какую роль видит для себя Казахстан в ЕЭП, когда, наконец, начнется экономический бум и почему при росте ВВП в 7% кредитование экономики стагнирует, «Къ» рассказал министр экономического развития и торговли Кайрат Келимбетов.

– Кайрат Нематович, как известно, Россия, Белоруссия и Казахстан в рамках создания ЕЭП ратифицировали соглашение об основах макроэкономической политики. Там заложены достаточно жесткие параметры. Это как-то сейчас будет влиять на бюджетные процессы в Казахстане, по дефициту бюджета, по инфляции? Кроме этого, в Белоруссии произошли известные события, как, по Вашему мнению, эта ситуация повлияет на выполнение этого соглашения и в целом на проект ЕЭП?

– Вы знаете, я считаю, что правильно, когда страны, которые интегрируют свои экономические политики, договариваются о правилах игры. И, говоря про соглашение о координации макроэкономической политики, я бы как раз его не назвал жестким, можно было и жестче артикулировать многие вещи.

– Почему жестче?

– Потому что, в случае России и Казахстана очень важен вопрос ответственной макроэкономической политики. А что такое ответственная макроэкономическая политика? Например, чтобы в России и в Казахстане инфляция была однозначной, то есть не больше 10%, и желательно ее снижать, чтобы дефицит бюджета был в пределах и меньше 2,5–3%, и в перспективе мы не проедали бы сырьевые ресурсы. Тогда мы будем понимать, что экономика наша устойчивая, мы можем уверенно и смело смотреть в завтрашний день.
Я не буду говорить про ситуацию в Таможенном союзе, давайте про Грецию поговорим, так будет нагляднее. В Греции же вопрос не только в том, что долги трудно раскидать или реструктуризацию сделать, вопрос вообще как эти долги возвращать, при такой модели. То есть, не получится ли так, что все, что сейчас прощается или дополнительно заимствуется, оно потом никогда не вернется. Чтобы такого не было, надо, чтобы доходы с расходами соотносились, на самом деле это – очень простая модель. Но для этого нужна, какая-то, в перспективе, координация фискальных политик в рамках объединения, а фискальная политика – это всегда социальные расходы, а социальные расходы – это электоральный цикл. И, соответственно, тогда конечно есть вопрос: «Ну, кто-то же за этот праздник должен платить?»
Мы же у Европейского союза учились интеграции как образцовой модели, но ясно, что сейчас в ЕС все берут на себя Франция и Германия. Так же в Таможенном союзе, более устойчивая ось – это Россия и Казахстан. Потому что у нас – ответственная макроэкономическая политика, созданы фонды резервные, национального благосостояния, дефицит бюджета мы выдерживаем и с инфляцией боремся. Если так будет продолжаться, то все будет хорошо, но если мы начнем понимать, что кто-то какую-то другую политику хочет проводить, тогда, конечно, очень сложно говорить о Едином экономическом пространстве. Опять же, это – не что-то, что мы наложили на себя как вериги и взяли какие-то обязательства, которые нам будут мешать, это – те обязательства, которые берут взрослые ответственные люди, наоборот, для того, чтобы все было хорошо. То есть, фактически мы еще себя подстегиваем и дисциплинируем внутри, поскольку теперь наши проблемы – это не только наши проблемы, они еще могут стать и общими.

– И все-таки, проблема с Белоруссией, она есть, эта проблема, или нет?

– Я считаю, сама по себе белорусская экономика имеет хороший потенциал для развития. Там есть генерирующие отрасли, которые зарабатывают доллары, она может сама себя прокормить – при условии ответственной макроэкономической политики. То есть, надо жить по средствам. Соответственно, когда возникла ситуация глобального финансового кризиса, потом возникает рано или поздно момент истины по поводу взаимоотношений в сфере нефти и газа, транзитных тарифов и т. д….
Антикризисный фонд поставил очень четкие условия выделения средств. Совершенно ясно, что, когда все равно денег не хватает, куда-то за ними надо идти. Или в антикризисный фонд, это такой наш МВФ собственный, или в МВФ. И те, и другие поставят вопрос: «Как собираетесь возвращать деньги?», то есть, соответственно, это – приватизация чего-то. А для того, чтобы долги не росли и обслуживались, нужна устойчивая макроэкономическая политика, ответственная политика в сфере расходов. Если то, что официально заявлено, будет соблюдаться, это – очень хорошо. Если это трудно соблюдать по тем или иным причинам, это – повод для дальнейшего обсуждения. То есть мы в итоге возвращаемся все равно к тому, что для того, чтобы быть в интеграционном объединении, необходимо жить по одним и тем же правилам, плюс еще при этом успешно развиваться.

– Президент поставил задачу – обеспечить рост ВВП 7% в год. Полгода закончились, какие предварительные итоги, и удовлетворены ли Вы качеством этого роста? Поскольку опять, как и до кризиса, разговор все больше сводится к количественным каким-то показателям, между тем, по данным статагентства, инвестиции – на уровне прошлого года, всего 0,1% роста. Рынок кредитования – замер, и даже падает…. То есть, встает вопрос, а мы вообще кризис-то преодолели, или нет?

– Очень сложный вопрос, потому что он очень противоречив. С одной стороны, экономика Казахстана показала свою устойчивость во время кризиса, в отличие от той же России, у нас не было минусов, у нас были 3%, 1,2% роста и в прошлом году – 7%. В любом случае, банковский сектор устоял, сектор недвижимости поддержали, крупные компании продержались, малый бизнес выжил. В целом ситуация нормальная, бюджет устойчивый, показатели макроэкономические нормальные и в прошлом году вышли на 7%, первое полугодие – тоже 7%. То есть в этом смысле – да, мы вышли из кризиса. У нас генерирующие отрасли приносят доллары, золотовалютные резервы растут, кстати говоря, депозиты населения тоже растут. В ответ на ваши показатели я вам говорю свои.
Теперь по качеству. Конечно, пока рост происходит благодаря естественным конкурентным преимуществам Казахстана. Ну, что цены на нефть хорошие, цены на наши группы металлов, на уран хорошие, с зерном тоже вроде все нормально. Опять же, если вы говорите, что завтра должна быть диверсификация, пятилетку за 3 дня, как это было в советское время…

– Я так не говорил.

– Это – невозможно. Я считаю, что диверсификация – это задача 15–20 лет, как минимум, но мы идем в правильном направлении, я считаю, что очень четко и правильно определена задача 7% роста. Что это дает? 7%-ный рост исходит из задачи, чтобы ВВП на душу населения был 15 000 долларов в 2015 году. Это – достижимая цель. И при таком среднем, за год, 7%-ном росте, экономика показывает, что она, в общем, двигается вперед. При этом инфляция, она в коридоре 6–8%, я думаю, что это такой хороший гроссмейстерский результат. Но и при этом, опять же, если вы говорите – какие качественные показатели, обрабатывающие производства в 2 раза быстрее растут, чем горнорудные, машиностроение на 30% растет.

– Там же база нулевая.

– Ну, не нулевая.

– Близкая.

– Тенденция хорошая, тенденция. Мы же говорим о тенденциях. Я думаю, что очень правильно, что сейчас решается самая главная задача – это перезапустить мотор, то есть включить зажигание. То есть, пока идем и растем на основных отраслях и всех тех, кто вокруг них. Это и есть, в общем-то, основной скелет нашей экономики. И сомнений на тему, что задача выполнится – нет, так как рост высокий на самом деле.
Но то, что беспокоит многих, это вопрос – когда будет экономический бум. Я думаю, что это будет зависеть от двух вещей. Во-первых, чтобы конъюнктура была той же самой, и опять же, возвращаясь к большому вопросу, ничего не ясно с мировой экономикой. Решит ли Европа свои вопросы, перегрев Китая, будет он или не будет, договорятся парламентарии в Америке с президентом, или нет. Очень много неизвестных. От этого очень много зависит, в том числе, архиважные для нас вещи: цена на нефть и доступ к рынкам капитала, интерес инвесторов к нам. То есть, сначала все должно урегулироваться. Сначала все развитые экономики должны понять, что они как-то устойчиво развиваются, следовательно, для этого им потребуются ресурсы, и тогда основная задача казахстанской экономики – решена.
Но мы говорим о доходах государства, теперь надо поговорить о доходах населения. То есть, у той части населения, которая завязана на доходы государства – бюджетники или работники сырьевых предприятий – все нормально двигается, увеличивается. Три года увеличивалось на 30%, слава Богу.
Теперь о тех людях, которые сами себя кормят: самозанятые, малый и средний бизнес. Вот для того, чтобы у них появились перспективы, опять же, должна быть светлая перспектива для их бизнеса, а для этого нужен соответствующий экономический цикл, то есть, нужен подъем. Он связан с такими вещами, как рост инвестиций в страну, нужно, чтобы население начало тратить, достаточно активно потреблять услуги. Все это начнется, когда преодолеется продолжающаяся до настоящего момента тенденция. То есть, сейчас все замерли, инвесторы, в том числе, и внутри, ждут, что будет – может, лучше сберечь, может, лучше сэкономить, лучше не купить.
Когда тренд поведения изменится, а он меняется, то есть был цикл такой, потом наступит другой. Тогда вот то же кредитование, которое вы критикуете, что оно не растет, пойдет вверх.
Но опять же, стоит задуматься, а надо нам повторять прошлые ошибки? Чтобы рост был 50% в год, как тогда было? Наверное, нет. Нам нужно, чтобы он был устойчивым. Я считаю, что, если экономика растет 7%, то 10–15%, 20%, может быть, роста банковского кредитования, и то под усиленным надзором теперь уже объединенного регулятора – это оптимум. Чтобы не в пузыри куда-то уходило, а конкретно в какие-то бизнесы сервисные, рестораны, отели, услуги и т. д., и
т. п. Мы в своем плане до 2015 года предполагаем, что в ближайшие 3–5 лет такой цикл начнет возобновляться. До этого нам надо сделать домашнюю работу.

– Какая это домашняя работа?

– Во-первых, должна быть сбалансирована макроэкономическая политика, должны почистить активы банки второго уровня, пенсионные фонды. Нужно подвести черту, и сказать: «Все, вот это за балансом списано, если вернется, пусть стрессовые фонды этим занимаются, не вернется – аминь». А дальше уже очищенные заемщики, хорошие заемщики должны появиться.
Они появятся, когда поймут, что с их старыми долгами тема закрылась и наиболее предприимчивые люди начинают свои новые дела. Или новая волна предпринимателей пойдет, которая к тому времени должна подрасти. Они должны брать на себя риски, брать новые кредиты. Вот к этому периоду мы как раз сейчас готовимся.
Для этого у нас правительство запустило программы, есть большая программа ГПФИИРа, есть Программы «Производительность-2020», «Инвестор-2020», «Дорожная карта-2020», которые охватывают разные сегменты предпринимателей. И есть большая полусоциальная программа, которую, я считаю, мы больше должны перенести в экономическую плоскость – это «Занятость-2020». То есть это – те люди, которых можно переобучить, перевезти, или построить там, где они живут, новое предприятие. Для этого сейчас в том цикле, когда частный сектор замер, государство, конечно, должно сыграть свою роль. В перспективе же эту миссию надо передать частному сектору.

– То есть все-таки драйверами роста в трехлетней перспективе по-прежнему будут оставаться госинвестиции и цены на мировом рынке?

– В трехлетней перспективе – да. Но, как раз-таки наши программы IPO народного, глобального или следующая программа приватизации, которую мы будем предлагать, настроены так, чтобы переключить акценты на частный сектор, частную инициативу, то есть такой переход должен все же произойти.

– Ясно. Вот Вы заговорили про эти программы: «Производительность-2020», «Дорожная карта-2020», фонд стрессовых активов и прочие, прочие вещи…

– Важные вещи. Не прочие, прочие вещи, а прочие важные вещи.

– Сенека как-то сказал, что вдвойне дает тот, кто дает быстро. Начиналось все очень красиво, все очень публично, а сейчас как-то все ушло в тень. В частности, ситуация с фондом стрессовых активов…

– Я сейчас попробую разъяснить. Во-первых, я считаю, что самая живая программа – это «Дорожная карта». «Дорожная карта бизнеса-2020» – очень понятная, государство субсидирует половину кредитных ставок и начинает развивать инфраструктуру. Все понятно, у нас уже там все освоено в этой программе, все двигается вперед. Одни регионы, которые двигаются, как Караганда, впереди, другие, может быть, еще не готовы. Опять же, это зависит от соотношения: акимат – бизнес в регионах. Там, где поняли – все работает, те, которые недопоняли, сейчас догоняют. С этой программой вообще никаких вопросов.
Вы вопрос задаете больше по программе посткризисного развития и по программе «Производительность-2020». Эти программы, их обсуждение в правительстве немного затянулись, но не по вине правительства, потому что, честно говоря, все привыкли, как в антикризисное время: «деньги нужны – вот, пожалуйста». Тогда они были доставлены быстро, ну, как бы больному лекарство требовалось, вкололи тут же.
А сегодня уже бизнес сам говорит: «А может, мне не надо? С государством свяжешься, придут проверки…». Извините за грубость, но мнение такое: «Зачем мне этот геморрой?» И многие уже так и считают, то есть уже не приспичило, уже можно обойтись. Когда срочно нужна была помощь – получили, по всем остальным посткризисным мероприятиям уже идет обсуждение.
В целом, по моим данным, программа посткризисного восстановления предприятий, которую ведет Минфин, начнется с сентября. В основном там речь идет о поддержке системообразующих предприятий, критерии мы сейчас смотрим. Я думаю, что основной вопрос будет даже не по выделению денег, а по налоговой какой-то оптимизации, если это возможно. И считаю, что до конца года эта программа заработает.
То, что вы говорите по фонду стрессовых активов, это задача Национального банка. По мнению Нацбанка, и я его поддерживаю, усилия надо делить вместе с БВУ и пенсионными фондами. А что значит – делить усилия? Это значит, если будут убытки, то заинтересованные лица должны брать их на себя. Поэтому, я уверен, что не все банки и не все фонды согласятся на такой вариант.
Мы, как и Нацбанк, этим занимаемся, но это – новая модель второго стрессового фонда, потому что первый стал просто, по сути, частью строительной программы. На самом деле эта программа, по большому счету, компромисс в рамках государственно-частного партнерства. Григорий Александрович (Марченко – прим. «Къ») обещал, что уже в сентябре она активно заработает.
Если банки не будут ждать и надеяться, что через 3 года актив будет стоить, как до кризиса, то есть, если банки и фонды перестанут жить в иллюзиях, что все вернется к прежним ценам, то можно быстро найти взаимоприемлемые решения. Если жить в иллюзиях, то будет такая полуяпонская модель, когда будем ждать и никому не давать дальше заниматься тем или иным активом и ничего от него не получать… Но это уже свободный выбор в свободной стране частных банков.

– Если я правильно понимаю, по-прежнему камень преткновения – проблема дисконтирования. То есть, коэффициент дисконта к проблемным активам, и по ней договоренность так и не достигнута.

– К сожалению, пока это так.

– Кайрат Нематович, я знаю, что предполагались какие-то проекты реорганизации структуры Министерства экономического развития. Как сейчас с этим обстоит дело?

– С этим дело обстоит так. Мы внесли проект указа правительству, а правительство – в администрацию президента. Президент в апреле месяце поставил очень жесткую задачу, он сказал, что недоволен деятельностью Министерства экономического развития, которое как бы…

– Проспало все, что можно.

– Это – Ваша ремарка.

– Хорошо…

– Сейчас в правительстве нужно, чтобы был стратегический экономический штаб. Я считаю, что это необходимо для решения, как минимум, трех задач.
Первая задача – анализировать мировые тенденции. То есть, если это в спокойные годы, то было такое в целом теоретическое занятие, которое не очень интересовало… Ну, развивается и развивается. Сегодня это уже не просто интересно, а это такой «жареный петух», который вот, не дай Бог, возьмет и клюнет. И очень четко надо знать, какие цены на нефть, что будет со здоровьем всех этих глобальных, европейских, американской и азиатской экономик. Это – очень важно.
Поэтому нужен такой центр, который не просто там что-то нашел в Интернете или увидел по телевизору, нужен центр, который считает далеко вперед. Таким центром должно стать ведомство, которое занимается стратегическим планированием и развитием. И эта функция должна усилиться в Министерстве экономического развития, такое решение президент принял.
Второй вопрос – это единая экономическая политика. То есть, у нас получилось так, что есть много сильных ведомств, например, МИНТ, Миннефти и газа, а есть какие-то ведомства послабее. Кого-то – слышно, кого то – нет. И это – тоже не очень правильно, поэтому должна быть единая политика, должен быть единый знаменатель под разными векторами: индустриально-инновационным, социальной модернизации, развития нефтегазового сектора, горнорудного, развития сельского хозяйства. Они все не должны, как лебедь, рак и щука, тянуть одеяло на себя, должен быть единый интегратор этих политик. С точки зрения, опять же, ответственной макроэкономической политики, о которой я говорил.
То есть, прежде всего, это – макроэкономическая стабилизация. Очень многие говорят: «Что там ваша стабилизация, нам индустриализация важнее», а мы говорим: «А как вы будете модернизацию экономики проводить, если инфляция будет двузначная?» В ответ – тишина.
Или, например, давайте IT-программы увеличим. Сразу встают вопросы: «А какая будет отдача? Как это влияет на доступ населения к государственным услугам?»
То есть, в целом экономическое пространство нужно объединить – это вторая задача, которую перед нами ставит правительство.
И третья задача – как создать импульс к росту. А рост, он в различных измерениях – это и диверсификация, и модернизация инфраструктуры, и социальная модернизация, и пенсионная реформа. Я думаю, что как раз МЭРТ – это своего рода единый экономический штаб, который вместе с другими важными экономическими ведомствами, такими, как Нацбанк, Минфин, МИНТ, Миннефти и газа, разрабатывает стратегический план, экономические программы, и все это по полочкам складывает. Вот это как раз те задачи, которые перед нами поставило руководство страны.
Что это значит? Это значит, что нам передаются функции бюджетной политики, налоговой политики, таможенной политики – опять же, чтобы не было ни у кого конфликта интересов. То есть, МЭРТ занимается налоговой политикой потому, что он как бы между налоговой инспекцией и предпринимателями, таможенной политикой – между декларантами и администрацией, бюджетной политикой – между администраторами и казначейством, антимонопольной политикой – опять же, между монополистами и регулятором.
Кроме того, архиважной задачей министерства является решение проблемы, как теперь в условиях Таможенного союза, ЕЭПа и последующего вступления в ВТО сделать так, чтобы наша политика не только не противоречила, а более того – использовала все позитивные и преодолевала негативные моменты, которые в связи с этим возникают. То есть, это на самом деле такая большая повестка дня. Поэтому мы будем усиливать аналитическую, прогнозную функцию министерства, института экономической политики, центра государственно-частного партнерства. При этом стоит задача – развивать предпринимательство (нам передается фонд ДАМУ), разработать и реализовывать понятную региональную политику. В Казахстане вопрос региональной политики очень важен, поскольку страна – большая.

– Но Вы надеетесь, что указ в ближайшее время будет подписан?
– Мы в это твердо верим.