За Крым, видимо, придется расплачиваться не только России, но и всему ЕАЭС

Слушал пресс-конференцию Путина и вспоминал анекдот про двух мужиков, торговавших слона. Один так нахваливал его, - и добрый он, и работящий, и за собой убирает, и на работу на нем удобно путешествовать, - что второй не выдержал и уговорил продать ему замечательного слона. Прошел месяц и снова мужики встречаются. Второй просто плачется первому: слушай, не знаю, что делать со слоном, у меня он везде все портит, агрессивный стал, и на работу ездить на нем невозможно, вокруг сразу пробки, да и хоботом машины рядом норовит перевернуть.
Политолог, специалист по Центральной Азии

Слушал пресс-конференцию Путина и вспоминал анекдот про двух мужиков, торговавших слона. Один так нахваливал его, — и добрый он, и работящий, и за собой убирает, и на работу на нем удобно путешествовать, — что второй не выдержал и уговорил продать ему замечательного слона. Прошел месяц и снова мужики встречаются. Второй просто плачется первому: слушай, не знаю, что делать со слоном, у меня он везде все портит, агрессивный стал, и на работу ездить на нем невозможно, вокруг сразу пробки, да и хоботом машины рядом норовит перевернуть.

Отвечает первый, с таким настроением ты слона не продашь!

Вот я и подумал, что с таким настроением, что веяло от Владимира Путина, не избраться ему снова в 2018-м. Устал он, повторяться стал, удар не держит, на вопросы забывает отвечать. Дважды за три с лишним часа уверял, что отвечает за все в стране, а как зашел разговор о конкретике, за насаждение враждебности и раскола в обществе, за падение рубля, так сразу в отказ: «ответственности никакой не чувствую, должны работать правительство, ЦБ…»

.

А что ж сам российский президент? Он будет «лично контролировать», работать «в ручном режиме». А раньше, до кризиса, не контролировал, не работал? Чему верить?

Или в самом начале пресс-конференции российский президент заверял нас, что «нужно обеспечивать свободу предпринимательства, гарантировать собственность» и даже, «перестать гонять с помощью правоохранительных органов всех, кто им не понравится».

Однако, не сам ли Владимир Владимирович, придя в Кремль на третий срок, поспособствовал приостановке либерализации уголовного законодательства в отношении предпринимателей, инициированной бывшим российским президентом Медведевым? Не тогда ли возникло известное «дело экспертов», которых обвинили в оказании давления на законодателей на том основании, что они провели экспертизу, обосновывавшую такую либерализацию?

Кому верить?

Или в середине пресс-конференции дошло до того, что журналист верноподданного Первого канала спрашивает, не пора ли честно сказать, что все происходящее с экономикой России, которая больно бьет по партнерам в ЕАЭС – это расплата за Крым? Ну, понятное дело, раз краснодарский губернатор в этом признался, наверное, можно и президента об этом спросить.

Оказывается, спросить можно, — признать нельзя! Что тут началось в ответ, и про «самосохранение, как нации и цивилизации» и про то, что враги только и мечтают Сибирь оттяпать, и конечно, куда же без алчной Америки, — «отхапать у Мексики Техас – это справедливо»? Тут и Мишка, которого мечтают «на цепь посадить, зубы и когти вырвать, в нашем понимании – это силы ядерного сдерживания», объяснил Путин тем, до кого это еще не дошло. Судя по столь яростному выплеску эмоций на очевидный вопрос журналиста(боюсь такое заподозрить, но похоже, даже на Первом канале устали пургу гнать про врагов, отнимающих Сибирь и гречку), он попал в точку. Людей не обманешь.

Но президент повторяет как мантру: «Крым тут не при чем».

Кому верить?

Или рассказывает нам Путин про тех, «кто по зову сердца исполняют свой долг или добровольно принимает участие в каких-то боевых действиях, в том числе, и на Юго-Востоке Украины, не являются наемниками, потому что за это денег не получают».

Как-то загадочно он разделяет, — кто «по зову сердца», а кто «добровольно». Разве это не одно и то же?

Или может невольно выдал президент свое тайное знание: первые воюют действительно добровольно, а вторые-то не очень? Знаем же мы, как писались и до сих пор пишутся эти рапорты о «добровольности». Помню я своего одноклассника и друга, майора-вертолетчика, комэска Валеру Блинкова, вынужденного в 1984-м писать рапорт, что желает добровольно полетать в Афганистане, иначе ему, отцу двух маленьких детей, грозили увольнением из армии. Через пару месяцев его подбили под Кандагаром и, спасибо, разрешено было на памятнике написать, где он погиб «при исполнении интернационального долга».

А что сегодня, уже можно писать правду на могилах псковских десантников?

Владимиру Владимировичу еще не доложили помощники, что люди устали от государственного вранья?

Впрочем, есть подозрение, что он в курсе…

Сужу это по тому, что российский президент не стал отвечать на вопросы(или сделал вид, что забыл), почему тот же Первый канал не извинился за вранье про «распятого мальчика» в Славинске и не считает ли он врагами России тех политиков, кто призывает к агрессивной войне, что является уголовным преступлением… А уж про то, как он защищает право руководителя «Роснефти» получать баснословную зарплату, мол, чтобы была возможность за такие же деньги приглашать на такие же посты иностранцев, уж и говорить стесняюсь. Путин называет такие вопросы «популистскими».

Но сам при этом впадает в популизм, причем, не самого дорогого свойства, когда начинает объяснять, что «российская элита это работяга, крестьянин», а «остальное разделение на какие-то элиты» он считает «необоснованным». Столь новое слово в политологии и социологии, явленное нам, можно объяснить эмоциональным шоком, полученным Путиным от вопроса западного журналиста, — не боится ли он дворцового переворота, поскольку представители российской элиты недовольны им.

Смысл президентского ответа сводился к тому, что его поддерживает настоящая элита, трудящийся народ, а эти в ближайшем окружении, типа, — тьфу на них, недовольны, ну и пусть.

Можно ли верить в серьезность подобной риторики?

А когда мы из слов российского президента неожиданно узнаем, что «у нас практически две только базы за границей, в Кыргызстане и Таджикистане», что нужно было подумать о его состоянии? Забыть о крупнейшей российской 102 –й военной базе в Армении, о базе в Южной Осетии, — значило, пребывать в весьма неравновесном состоянии.

Можно ли с доверием относиться и к остальному, сказанному в таком состоянии главой России?

В том числе, и к его уверенности, что «мы правы в ходе украинского кризиса, а наши партнеры западные не правы»

А что нам делать с философской максимой, изреченной президентом-юристом в ответ на вопрос о своеволии чеченских властей в Грозном: «жизнь сложна и многообразна, но мы должны придерживаться закона»? В каких случаях, гражданам, будут указывать на следование закону, а в каких силовикам будет позволено ссылаться на многообразие жизни?

Конечно, не могли не порадовать утверждения Владимира Владимировича, что он «ну, да», кого-нибудь любит и «да», его любят, и что он не «озверел совсем» (а что, кому-то уже так кажется?), и с «Людмилой Александровной очень добрые отношения»…

Оправдываться стал глава российского государства по делам на личном фронте: «все в порядке, не беспокойтесь». Уж не начали ли жалеть президента, вместо того, чтобы восхищаться, как раньше… Обратили ли вы внимание, что благодарно умилялся вчера президентской улыбке лишь один журналист, да и тот — свой, из кремлевского пула?

Не, с такими унылыми настроениями, точно слона в 2018-м не продашь.

Впрочем, при правильной работе с рынком, за три с лишним года можно снова организовать спрос. Мы ж знаем, как это делается.